Александр МАТУСЕВИЧ

25.01.2018

Продолжая чествовать своего худрука, БСО исполнил музыку нехарактерного для себя XVIII века.

Юбилею Владимира Ивановича Федосеева посвящен весь сезон Большого симфонического оркестра имени Чайковского. Половину из своих 85 маэстро творит вместе с этим коллективом, безусловно, они давно сроднились и воспринимаются как единое целое. Даже когда дирижерский пульт занимает другой, приглашенный маэстро, все понимают — это коллектив Федосеева. Лицо БСО, каким его преимущественно знают ныне живущие поколения слушателей, сформировано  его вкусом и мастерством. Применительно к репертуару эти ассоциации касаются прежде всего титанов симфонизма — Бетховена, Брамса, Малера, Чайковского, Шостаковича.

Но порой Владимир Иванович уводит своих подопечных совсем на другие тропинки, и тогда концертная афиша оркестра вдруг обогащается чем-то, что не является «хлебным репертуаром» БСО. То вдруг маэстро замыслит оперный проект, то покинет территорию романтического XIX века и обратится к музыке наших современников или, напротив, композиторов более отдаленных эпох — предшественников романтизма.

Именно такая, необычная для БСО программа прозвучала в Большом зале Консерватории на Крещение: Иоганн Кристиан Бах, Йозеф Гайдн и Антонио Вивальди — три очень разных композитора галантного XVIII века. Первые два — представители классицизма: вечно пребывающий в тени великого отца «лондонский» Бах и основоположник европейского симфонизма, старший из венских классиков. Последний — один из трех (наряду с Иоганном Себастьяном Бахом и Генделем) титанов барокко, еще не так давно почти забытый, а ныне переживающий бурный ренессанс в мировом масштабе. Словом, авторы, менее всего привычные для Федосеева, то, чего от него широкая публика совсем не ждет.

Самый неожиданный выбор в этой программе — младший Бах, открывший вечер: его музыка звучит у нас крайне редко, да и в мире его популярность незначительна. Исполненная оркестром трехчастная увертюра к опере «Луций Сулла» приятно удивила: качество музыки едва ли сильно уступает столпам венского классицизма, а чудесное соло гобоя в средней части Andante в исполнении Ольги Готовцевой прозвучало свежо и пленило изысканностью музыкального мышления.

Но по-настоящему конкурировать с Гайдном младшему Баху сложно. 91-я симфония великого венца — последняя из камерных, написанных для малого состава оркестра, еще до его знаменитых лондонских шедевров — поражает благородностью и классической соразмерностью формы, богатством мелодизма и разнообразием тем. Журчащие высказывания скрипок, прозрачные пиано, грациозные танцевальные ритмы, галантные контрасты свидетельствуют о жизнерадостном темпераменте и философской мудрости создателя опуса. В менуэте третьей части слышатся прозрения штраусовских вальсов, а в веселой живости финала, бурлящем стремительном потоке звуков угадываются революционные вихри Бетховена — живая связь с разными эпохами в развитии австрийской музыки.

Деликатным, изящным музицированием камерный состав БСО буквально очаровал зал, продемонстрировав тончайшие нюансы, нежность и воздушность звука, создав непередаваемую атмосферу золотой эры музыкального искусства. Не потеряв в сочности, яркости, чувственности, столь характерных для почерка БСО, Федосеев и его «команда» сумели выстроить тем не менее принципиально иной мир, новую атмосферу, в которой галантный век явился во всем своем ослепительном блеске. Конечно, никаких игр в аутентизм не было — это не метод БСО и его худрука: умозрительным схемам он предпочитает живые, близкие публике эмоции.

Во втором, барочном отделении прозвучало одно из лучших сочинений «рыжего священника» — знаменитая двенадцатичастная кантата «Глория» в переложении для детского хора Александра Пономарева. К БСО присоединился хор «Весна» (художественный руководитель — Надежда Аверина) — два коллектива связывает многолетняя, длиной почти в сорок лет дружба и сотворчество. Ангельское звучание детских голосов одного из лучших хоров России придало древнему богослужебному христианскому гимну краски сакральности и надмирности — в чем-то, быть может, даже вопреки замыслу самого Вивальди, чей зачастую вычурный музыкальный язык, барочный до мозга костей, часто в большей степени говорит о чувственном и земном, нежели о небесном и бесплотном. Владимир Иванович виртуозно управлялся с огромным массивом исполнителей («Весна» укрепила свои ряды, пригласив выпускников разных лет), сошедшихся на сцене БЗК, добиваясь легкости и пластичности барочных кружев, каковыми изобилует прихотливая музыка венецианского падре.

Фото на анонсе: Владимир Вяткин/РИА Новости