Ода Державину

Елена ФЕДОРЕНКО

11.01.2018

Не стало народного артиста России Михаила Державина. Актер ушел сразу после новогодних каникул, словно не хотел омрачать празднеств поклонникам, а их — ​множество: вся страна.

Два года назад поползли упорные слухи о тяжелой болезни актера, судачили, что «прописан» он теперь в госпитале, дома бывает редко, на разговоры не соглашается, телефонную трубку не снимает. Накануне 80-летия, безо всякой надежды на успех, позвонила с просьбой о встрече. Михаил Михайлович горько пошутил: «Вы, наверное, думаете, что я в больнице? Нет, сижу на кухне, из квартиры почти не выхожу, так что поговорим в любое удобное для вас время». Беседовали долго. Сетовал на хвори, рассуждая исключительно о творчестве: трудновато стало выходить на сцену, но без нее не может и, к счастью, приглашений на творческие вечера не убывает — ​«от них не отказываюсь». Михаил Михайлович был доброжелателен, не сторонился неудобных вопросов и производил впечатление исключительно счастливого человека. Таким он и запомнится. Ненатужная, лишенная пафоса, искренность. Поразительная открытость. И никакого самомнения — ​частого спутника жрецов Мельпомены почтенных лет.

Искусство сцены он считал высшим делом на земле. Да и как могло быть иначе, если сам рос в театре с малолетства. Ему, как многим мальчикам из крепких надежных семей, казалось, что самое важное — ​то, чем занимается отец. А отец — ​тоже Михаил Державин — ​служил в Вахтанговском. Так же рано, как и театр, в жизни Миши Державина появился Арбат. Для него особнячки детства, путаные переулочки, знаменитая Собачья площадка — ​на всю жизнь оставались одушевленными: с такой поэтической нежностью обычно рассказывают о возлюбленных. Жил в театральном доме, двери квартиры запирались редко. Приходили соседи: Рубен Симонов, Андрей Абрикосов, Виктор Кольцов, Дмитрий Журавлев. Вокруг обсуждали спектакли, рассказывали о коллегах, подхватывали закулисные байки. Потому с самых ранних лет Миша Державин знал, что выйдет на подмостки. Эта определенность позволила избежать внутренних метаний, связанных с выбором профессии. К тому же в отличие от сверстников ему не пришлось менять пространства, приспосабливаться к незнакомым нравам. Просто — ​перешел в соседний дом, в Щукинское училище, и окончил его с отличием. Сначала работал в Театре имени Ленинского комсомола, играл много, доставались яркие эпизоды и роли второго плана. Молодого ленкомовца, впрочем, хорошо знали по лихим капустникам в Доме актера. Тогда он почувствовал вкус к юмору, силу афоризмов, счастье импровизации. Потом попал в команду Анатолия Эфроса, последовал с ним на Малую Бронную. Через несколько месяцев Андрей Миронов переманил его в Театр Сатиры, ставший судьбой. Прижился там очень быстро. За полвека сыграл много: Скалозуба в «Горе от ума», Бобчинского в «Ревизоре», Епиходова в «Вишневом саде», мольеровского Тартюфа, руководителя самодеятельности в «Маленьких комедиях большого дома».

Всенародное признание подарил «Кабачок «13 стульев». Программу эту знал весь Советский Союз: от рабочих до высоколобых ученых, от студентов до военачальников. Менялись герои и образы, неизменным оставался только пан Ведущий — ​державинскую проникновенную и лукавую интонацию знали в каждом доме, его задорные песенки напевали повсюду. Страна приникала к телеэкранам и следила за пересудами героев за вечерним чаем. Главному по «Кабачку» писали восторженные письма, советовали, как выстроить отношения между завсегдатаями клуба. Неисправимый оптимист и великолепный рассказчик Державин стал тонким мастером непростого легкого жанра, вел развлекательные передачи «Добрый вечер», «С добрым утром», «Хочу знать», любой концерт с его участием сразу становился событием.

Фильмография артиста сложилась из полусотни лент, из самого известного — ​«Трое в лодке не считая собаки», «Жених из Майями», «Моя морячка».

Природа наградила Михаила Михайловича редким даром безупречной человечности. Он умел дружить. Более семи десятилетий творческого братства с Александром Ширвиндтом — ​больше, чем родство или сотрудничество. Когда близкий по духу и взглядам на жизнь человек встал у руля Театра Сатиры, Державин ни разу не попросил ни роли, ни привилегий.

Известно, что люди с удочками любят фантазировать и склонны к самоиронии. Державин — ​рыбак заядлый. «Знаете ли, почему мне нравится рыбачить? С рыбой все по-настоящему, по-честному, с ней по блату не договоришься, улыбкой ее не возьмешь». Как замечательно рассказывал о Плесково, что на Пахре. Правда, от окуней и щук сразу переходил на людей. «Это был Дом отдыха вахтанговцев, бывшее имение графов Шереметевых. Николай Шереметев, кстати, внук Прасковьи Жемчуговой, остался в России. Он жить не мог без своей жены Цецилии Львовны Мансуровой». И далее — ​о музыке, ведь экс-граф, скрипач и концертмейстер в Вахтанговском театре, сочинял мелодии к спектаклям. От Шереметева — ​к детским воспоминаниям об Оперной студии при Консерватории, рассказы о том, как поражали густой бас Александра Огнивцева и нежнейший голос Веры Фирсовой. «Тогда они только начинали, до народных артистов оставалось идти долго». Слушать Михаила Михайловича, его правильную русскую речь казалось невероятным наслаждением.

Еще он умел любить. Трижды был женат. Короткий студенческий брак — ​с Екатериной Райкиной — ​распался быстро. Второй — ​с Ниной Буденной — ​длился два десятилетия. С каким почтением всегда говорил о великих отцах своих спутниц, как по-рыцарски благородно отзывался о них, даже после расставания. На одной из съемок телепрограммы модного тогда «Артлото» довелось увидеть, какой нежностью Державин окружал Роксану Бабаян. Их роман, подаривший долгое семейное счастье, тогда только разгорался. Так обаятельно, чувственно, целомудренно могли относиться друг к другу только романтики и идеалисты, наполняющие мир любовью. Державин и был романтиком и идеалистом. Их время проходит. Нам остается жить и помнить. Сам Михаил Михайлович, наверное, попросил бы друзей не унывать, прикинул бы одну из своих демократических масок, вздохнули бы меха аккордеона: «И когда на море качка и бушует ураган…». И обаятельно улыбнулся.


Наталья СЕЛЕЗНЕВА, народная артистка России:

— Я дружила с Мишей почти 47 лет. Помню, мы как-то шли по улице Горького, разговаривали. Державин тогда еще работал у Анатолия Эфроса, а я пыталась убедить его перейти в Театр Сатиры, говоря, что у нас ему будет хорошо. Он еще некоторое время колебался, потому что Эфрос его тоже очень любил. В конце концов решился и влился в труппу. Думаю он никогда об этом не жалел, потому что театр стал ему родным домом.

Миша очень тяжело болел последние два года, но при этом никогда не жаловался. Относился к своему состоянию терпимо. Старался мыслить позитивно, по-прежнему шутил. То есть не потерял свое великолепное чувство юмора и внутреннее обаяние. По-прежнему разыгрывал меня, ужасно смешно комментировал какие-то вещи. Сейчас жалею, что не записывала все эти прекрасные высказывания.

Он был наделен божественным даром тонкого и красивого юмора, который никогда не отдавал пошлостью. Где бы он ни появлялся и в каком бы состоянии ни был, всегда приносил с собой свою фирменную улыбку. Его все любили. У Михаила Михайловича в принципе не было врагов, потому что он просто не умел их наживать. Он никого не обижал и не оскорблял, и в этом был весь Державин.

Если говорить о его профессиональных качествах, то он был изумительный актер. Все, что он делал на сцене, было великолепно. Его очень любил Валентин Николаевич Плучек, задействовал практически в каждом своем спектакле. Он был прекрасен в «Кабачке».

Без него наш театр осиротел. Я потеряла очень близкого друга, человека, с которым могла поделиться горестями или радостями, посоветоваться. Мы как-то всегда были на одной волне. У Михаила Михайловича две сестры, а меня они называли третьей — ​такие у нас сложились отношения. Я еще не верю в то, что Мих Миха больше нет. Это еще нужно принять. Для меня он навсегда останется весенним солнышком.


Владимир ДОЛИНСКИЙ, заслуженный артист России:

— Я знал Михаила Державина с детства, наши матери дружили. Он был на семь лет старше и опекал меня. Я восхищался им как актером — ​никогда не забуду фильм с его участием «Они были первыми». Мне всегда хотелось походить на него, я даже пытался ему подражать. Затем мы встретились уже в Театре Сатиры. Помимо детского знакомства, нас еще объединял, конечно, «Кабачок «13 стульев». Он был невероятно теплый человек. Мы были в очень тесных отношениях. Я многим ему обязан. Когда я вернулся из лагеря в 1977 году, Державин с Ольгой Аросевой помогли мне остаться в Москве, сделать прописку. Для меня его смерть, может быть, даже более тяжела, чем кого-то из родственников. Очень большая утрата.


Записал Денис Сутыка


Фото на анонсе: Александра Мудрац/ТАСС