Котлеты из Кота в сапогах
12.01.2013
12 января исполняется 385 лет со дня рождения Шарля Перро. Сановник при дворе Короля-Солнца, канцлер Академии Бессмертных, владелец замка Арманкур, он запал в умы и души поколений благодаря «мужицким» сказкам — про плута-кота, матушку Гусыню и замарашку, отправившуюся на бал в тыкве.
Перро любят все — дети, родители, композиторы, художники, балетмейстеры, кинематографисты, и особенно — психоаналитики. Кладезь вековой мудрости, а чаще — хулиганских бурлесков и чернушных страшилок, с избытком содержащихся в оригиналах облагороженных французским сочинителем сказок, позволил Юнгу, Фрейду, Эрику Берну значительно продвинуться в их теории.
Впрочем, сегодняшним читателям едва ли хорошо знаком материал, с которым работал Перро. Даже не вдаваясь в детали, достаточно напомнить, что к романтической истории Спящей красавицы, счастливо завершившейся свадьбой, полагалась «вторая серия». В ней фигурировала свекровь, мечтавшая съесть невестку и внуков под соусом «Роббер».
Несколько иначе выглядела и архетипическая версия «Золушки» — завистницы-сестры вовсе не выходили замуж за вельмож, а получали урок нравственности от… голубей. Птички выклевали каждой по глазу прямо на венчании замарашки. Не лучше обстояли дела с котом — младшему сыну мельника животное досталось в наследство отнюдь не в качестве домашнего любимца. Мохнатого хитреца полагалось пустить на котлеты, а из шкуры сшить муфту. Голод во Франции XVII века был обычной историей, как и недостаток теплой одежды...
Неудивительно, что Перро, обожавший эти грубоватые нянюшкины байки, долгое время не решался представить свои сочинения публике. Принесший оглушительный успех сборник «Сказки матушки Гусыни, или истории былых времен с поучениями» был подписан именем его сына Перро д’Арманкура и направлен одной из дочерей Людовика XIV с предварительными пояснениями:
«Ваше королевское Высочество! Никто не сочтет странным, что ребенку приятно было сочинить сказки, составившие это собрание, но удивление вызовет то, что он возымел дерзость преподнести их Вам. Однако <…> Какова бы ни была несоразмерность между простотой этих рассказов и просвещенностью Вашего ума, если со вниманием рассмотреть эти сказки, то станет видно, что я не столь достоин порицания, как это может показаться поначалу. <…> Кому же лучше подобает знать, как живут народы, как не тем особам, которым небо предназначило ими руководить!»
Надо заметить, что до Перро фольклор и элитарная культура существовали не пересекаясь. Благородная публика предпочитала романы про рыцарей, их подвиги и возлюбленных. «Мужицкие побасенки» были слишком натуралистичны, а значит, недостойны хорошего вкуса.
Подтверждение этого — нашумевший литературный спор «древних и новых», активным участником которого был знаменитый сказочник. «Древние», возглавляемые баснописцем Никола Буало-Депрео, стояли на том, что греческие и римские авторы с их высоким штилем — и есть единственный образец. В ответ идеолог «новых» Перро издал солидный том «Знаменитые люди Франции XVII столетия» с перечислением талантов и заслуг современников. «За что так уважать древних? Только за древность? Мы сами — древние, потому что в наше время мир стал старше, у нас больше опыта!» — восклицал он.
Так или иначе, прежде чем отправить сказки ко двору, Перро серьезно их отредактировал и сопроводил моралью. Наиболее ярко это проявилось все в той же «Золушке»: приехав на бал, она ведет себя как настоящая дама, — подсаживается к сестрам, осыпает их любезностями, угощает пирожными. Красота — это, скорее, волшебный дар. Вознаграждения достойны душевные добродетели: кротость, терпение, послушание.
Впрочем, некоторые этические выкладки могли скорее озадачить, чем наставить на путь истинный. Например, в сказке «Синяя Борода» писатель не столько осуждает маньяка, сколько подтрунивает над женской чертой — совать нос, куда не следует.
К моменту, когда «чепуха» — а именно так Перро отрекомендовал «Сказки матушки Гусыни» — отправилась ко двору, ему уже стукнуло 69 лет. Карьера, начавшаяся когда-то блестяще и стремительно, теперь была в прошлом. Должность смотрителя искусств и мануфактур, место канцлера Французской Академии, лавры автора аллегорических поэм (среди которых «Век Людовика Великого»), хоть и не принесли положения при дворе, но позволяли жить спокойно и безбедно. И только поэтому, в память о былых заслугах, король согласился посмотреть «сомнительные» сочинения. Перевернувшие представления о дозволенном в литературе.
