Игорь ДМИТРИЕВ

22.06.2013

Писателей-фронтовиков, как и вообще ветеранов Великой Отечественной, увы, становится все меньше. Накануне Дня памяти и скорби с одним из них — Владимиром БУШИНЫМ — встретился корреспондент «Культуры».

культура: Как Вы встретили Великую Отечественную? Помните свое ощущение, когда впервые услышали это страшное слово «война»?

Бушин: Мне было семнадцать, только окончил школу. Незадолго до полудня 22 июня мы с моим одноклассником Борисом Федоровым решили зайти к нашей приятельнице Симочке Ионовой. Стоя на пороге, разговаривали, обсуждали планы на будущее. И из-за угла вдруг услышали радио: «Внимание! Сейчас будет передано важное правительственное сообщение!» Это повторили несколько раз. Мы побежали ко мне. Там из черной тарелки репродуктора услышали взволнованный, слегка заикающийся голос Молотова: «Граждане и грАжданки Советского Союза!..» Может, от волнения он сделал ударение на первом слоге... Некоторые по молодости ликовали. Например, мои однокашники по Литинституту — Григорий Бакланов и Бенедикт Сарнов. Рвались в бой...

культура: Почему к народу обратился Молотов, а не Сталин?

Бушин: Сталин и не должен был выступать. Его слово слишком много значило. Надо было выждать, посмотреть, как будут развиваться события, дать анализ, наконец, составить речь. Кстати, и Гитлер не выступил. Он поручил Геббельсу в пять утра огласить длинное и тягомотное обращение. В тот день лично выступил только Черчилль, ибо это был счастливейший день его жизни. Он понимал: Англия, целый год в одиночку противостоявшая фашистской Германии, спасена.

культура: Какой Вы впервые увидели войну?

Бушин: В декабре 1942 года в городке Мосальск, где формировалась наша часть, мы попали под артобстрел. Выскочили из избы и кинулись прямо в снег на скат высокого холма, вроде бы недоступного для обстрела. До сих пор помню испуганное лицо лежавшего рядом комвзвода Алексея Павлова. Надо думать, я был не краше. С Алексеем, ныне полковником в отставке, живущим в Алуште, до сих пор переписываемся. Увы, он уже почти ослеп...

культура: Какие военные впечатления были самыми сильными?

Бушин: Я прошагал от Калуги до Кёнигсберга. А потом на Дальнем Востоке — от Благовещенска, вернее от Куйбышевки Восточной, до города Бейанчжень в Китае. Впечатлений масса — от радости по поводу обретения бутылки самогона на лесной дороге в Белоруссии до великого Дня Победы, заставшего нас в Кёнигсберге.

культура: Почему после войны был отменен праздник День Победы? Не оскорбило ли это фронтовиков?

Бушин: Праздника никто не отменял, просто он не был выходным. Это сейчас устраиваются чуть ли не двухнедельные празднества, утомительные, пошлые, пьяные. А тогда надо было восстанавливать страну. Ну а позже, когда восстановление завершилось, и вроде можно было сделать День Победы выходным, просто сработала сила инерции.

культура: Если мы уж заговорили о писателях, то какие болевые точки в нашей культуре Вы считаете главными?

Бушин: Помните Шекспира? «Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж достоинство, что просит подаянья, над простотой глумящуюся ложь, ничтожество в роскошном одеянье...» Вот состояние нашей нынешней культуры. И в литературе, и в кино все лучшие произведения о войне были созданы в советское время. Нынешние литераторы и кинематографисты просто не понимают, что происходило в те годы. Я писал об этом в статьях о «Штрафбате», о телефильмах «Вторая мировая война. Русский взгляд» и «Ржев. Неизвестная битва Георгия Жукова». Их авторы и не хотят знать правду, у них совсем другая задача.