Воскресшие из схрона

Владимир ПЕРЕКРЕСТ

14.03.2014

Чем ближе референдум в Крыму, тем жестче действует майдан. Выдвигаются войска к границам непокорного Крыма. Арестованы донецкий «народный губернатор» Павел Губарев и экс-глава Харьковской области Михаил Добкин. Да и сам киевский мятеж, наверное, войдет в пособия по вооруженному захвату власти. Чья школа? Лидеры «Правого сектора», возглавляющие переворот, не скрывают: они — бандеровцы.

Кто такие бандеровцы, в советских школах не изучали, в российских — тем более. На современной же Украине Степан Бандера объявлен национальным героем, а его последователи — борцами за независимость. При этом как-то стыдливо замалчивается, что и УПА, и ОУН и другие «самостийщики» воевали в Великую Отечественную под знаменами вермахта. 

Впрочем, известность бандеровское движение приобрело в качестве не регулярных войск, а диверсионных отрядов. С конца 1944 года они действовали в тылу Красной Армии на освобожденной от немцев территории Западной Украины. Против них воевали части НКВД-МГБ, — регулярные армейские подразделения для боевых действий на собственной территории правительство СССР не привлекало. Да и сам факт этой войны после победы не афишировался, сводки не объявляли по радио, отличившихся не награждали орденами и медалями. Бойцам секретного фронта полагался лишь увеличенный по сравнению с обычным фронтовой паек и фронтовой же зачет: день боевых операций приравнивался к трем дням обычной службы.

Сохранилось очень мало свидетельств того противостояния. Мне в этом отношении повезло — о событиях тех лет я знаю, что называется, из первых рук. Мой отец, Николай Перекрест, с 1944 по 1951 год служил в действующих против бандеровцев подразделениях, а после демобилизации работал на Западной Украине до 1959 года.  

— Бандеровская вооруженная борьба была бессмысленной и жестокой авантюрой, которая, прежде всего, нанесла ущерб своему же народу, — рассказывал он. — От рук бандеровцев гибло в основном местное население. У меня друг был, Иван Белокурый, первый секретарь Куликовского райкома комсомола — у него бандеровцы расстреляли всю семью, в том числе и брата-подростка. Сам он чудом остался жив.

По данным КГБ УССР от 1990 года, за период с 1944-го по 1953-й в западных областях Украины жертвами «лесных братьев» стали 30 тысяч мирных жителей, в то время как военнослужащих, сотрудников милиции и госбезопасности погибло примерно 20 тысяч. 

В группе риска были учителя, инженеры, руководители колхозов, сотрудники госучреждений, в первую очередь — партийные и комсомольские работники. Наиболее грамотные, активные, целеустремленные люди, умеющие и желающие работать. Бандеровцы обвиняли их в предательстве украинской независимости. Под приговор мог попасть и простой крестьянин — достаточно было мало-мальского подозрения в сотрудничестве с Советами.

Казнь обставляли видимостью законности. Смертный приговор выносила тройка сотрудников бандеровской «службы безопасности» — эсбеки, как их называли. Они врывались в дом приговоренного, как правило, ночью, расстреливали его со всей семьей, порой и с детьми, а хату сжигали. Делалось все с немецкой педантичностью: приговоры составлялись в письменном виде — бланк, три подписи, печать. А копию оставляли на пепелище. Население жило в постоянном страхе. К слову, медработников убивали значительно реже — они были нужны. По ночам к врачам и медсестрам приводили раненых бандеровцев и под дулом автомата заставляли: «Лечи. Умрет — и тебе не жить». 

Недооценили противника

Первое время верх в столкновениях брали бандеровцы. С 1944 по 1946 год в тылу Красной Армии действовали достаточно крупные соединения, хорошо обученные и организованные. Немцы оставили им оружие, радиотехнику. Многие имели основательный опыт борьбы с советскими партизанскими отрядами. Наше командование поначалу недооценило противника. Считалось: если немцев разбили, так этих в два счета прихлопнем. Материально-техническое снабжение было слабым, машин и мотоциклов не хватало.

— Объявилась где-то банда — мы чешем марш-бросок на 20–30 километров, — вспоминал отец. — Конечно, все окрестные села в курсе — какая тут секретность... Да и после такой пробежки ты тот еще боец. Мы первое время как салажата были, леса не знали. Многие командиры к нам приходили с передовой, смелые ребята, но их опыт в тех условиях не срабатывал. Совсем другая война, без линии фронта...

Расплачивались солдатскими жизнями: потери были примерно один к трем в пользу бандеровцев. 

Но уже в 1946–1947 годах ситуация изменилась. Наверху поняли, что проблема требует серьезного отношения. Улучшилось снабжение, убрали из частей ненужную в тех условиях полковую артиллерию, минометы, противотанковые ружья, выделили автомобили, радиотехнику. Фронтовых командиров сменили специалисты по антидиверсионной работе.

Со временем у наших подразделений появились эффективные приемы. Например, из тех бойцов, кто знал украинский язык, организовывались мобильные антидиверсионные группы. Под видом бандеровцев они уходили в лес, в свободный поиск. Если натыкались на боёвку (так назывались бандеровские отряды), — уничтожали. Или выведывали важную информацию... 

Такие методы оказывались гораздо эффективнее, чем шумные общевойсковые операции. В результате соотношение потерь изменилось. Об этом красноречиво говорили выросшие вокруг сел кладбища, сплошь белые от березовых крестов, которые устанавливали на могилы погибших бандеровцев — их тела выдавались родственникам. 

Населению Западной Украины показали, что существует сильная страна, победившая Гитлера. И цацкаться с «лесными братьями», которые, что бы там ни говорили о «самостийности», встали по одну сторону c немцами, никто не собирается.

Искали с собаками

Главное оперативное изобретение бандеровцев — это схроны, вырытые в земле и тщательно замаскированные помещения, обнаружить которые было очень сложно. В основном их выкапывали в лесу, но бывали они и в домах. Заходишь в подозрительную хату, хозяин вроде вот он, только что с тобой разговаривал. И вдруг нет его. Вокруг дома оцепление, никто не выходил. Куда делся — неизвестно. Оказывается, в потайной ход юркнул. 

В лесах схроны использовали, чтобы уйти от облавы. Были секретные ориентиры, информацию не каждому бойцу доверяли — требовался особый допуск. Бандеровцы умело пользовались этими норами, уходя от погони. Вот уже взяли, казалось бы, его, тут он гранату кинул, а когда дым рассеялся, нет никого. Вот кустик. Вот пень с дуплом. Но на дне дупла под землей и древесной трухой может быть люк, о существовании которого, если не знаешь, то и не догадаешься. Можно тридцать раз пройти по этому схрону и не заметить его. Однако со временем научились и их распознавать. А когда служебные собаки появились, то что есть эти схроны, что нет — собаки легко находили их по запаху. 

— Самые важные и интересные находки в подземных хранилищах — это архивы и склады, — отмечал отец. — Протоколы бандеровских приговоров, расписки платных осведомителей, пачки долларов, немецкое оружие и обмундирование, европейские и американские продукты. Захватить архив или склад — это считалось большой удачей.

Бандиты поперек горла

Поначалу местное население поддерживало бандеровцев — чуть ли не в каждой семье был кто-то ушедший в лес. Приезжих специалистов и советских военнослужащих на Западной Украине воспринимали как чужаков — регион присоединился к СССР лишь в 1939 году, потом была война. Так что взаимное узнавание началось только в 1944-м. Понятно, что отношение было настороженным.

Однако через несколько лет ситуация изменилась. К Западной Украине была применена тщательно продуманная политика, представляющая центральную власть строгой, но вместе с тем великодушной и щедрой. Сначала применили жесткость. Семьи бандпособников начали выселять в Сибирь и другие отдаленные регионы. Таким образом, власть показала, что будет с семьей, если человек уйдет в лес. В противовес этой мере в 1947–1948 годах было объявлено несколько амнистий. Тем, кто добровольно выходил из леса и не имел на совести большой крови, оставляли жизнь и свободу. После проверки у особистов они возвращались в свои села. Многие сдавались, особенно летом 1948-го...

Кроме того, на Западную Украину в послевоенные годы направлялись серьезные ресурсы — порой в ущерб другим регионам. Жилось там очень даже неплохо. В 1947 году в центральной Украине, например, люди реально умирали от голода, а на Западной всего было в достатке.

Еще один важный штрих — национальная политика. Например, председатель райисполкома всегда выдвигался из местных. Первый секретарь — тоже украинец, но восточный. Второй секретарь — снова местный. Ни о каком национальном зажиме и речи не было. Преподавание велось на украинском, в больницах, других учреждениях украинский язык был не то что основным, а единственным. Сюда активно приглашали врачей, учителей, строителей из других регионов страны. 

В итоге у бандеровцев выбили идеологическую почву: народ не нуждался в их защите, ему и так было хорошо, качество жизни по сравнению с довоенным временем возросло несоизмеримо. Расширились возможности. Сельский паренек мог съездить посмотреть Ленинград, поступить в столичный вуз или техникум. К 1948 году большинство населения, несмотря на страх, который старалась посеять «служба безпеки», было уже на стороне Советов.

Все больше людей в селах стали организовываться в колхозы, для их охраны создавались отряды местной самообороны. Их называли «истребительными батальонами», а тех, кто в них служил, — «ястребками». С ними бандеровцы расправлялись особенно жестоко, запись в «ястребки» фактически означала смертный приговор, и командование вскоре отказалось от этой идеи.

Но секретная агентура работала. Осведомителей из числа местного населения становилось больше, достоверность предоставляемых ими сведений возросла. 

— Это говорит о том, что люди не из-под палки работали, а по совести, — комментировал отец. — Им эти бандиты, из-за которых мирная жизнь никак не наладится, уже поперек горла встали. Люди соглашались устанавливать у себя нехитрые, но очень эффективные сигнальные устройства с замаскированной кнопкой. Появились бандиты в селе — никуда человеку бежать не надо, нажал кнопку, а в штабе полка или батальона на пульт уже поступал сигнал, где бандеровцы. Подавляющее большинство местных сотрудничали с нами добровольно.

Последние жертвы

Считается, что с бандеровским движением было покончено в 1951 году. 

— Не то чтобы покончено — просто нам «боевые» перестали засчитывать, — уточняет отец. — А отдельные группы еще несколько лет орудовали в лесах. Помню совершенно жуткий случай. Несколько офицеров военкомата из райцентра Подкамень поехали в какое-то село, кажется, разъяснять правила призыва в армию. Поехали на телеге. А на следующее утро лошадь с телегой вернулась. Без ездока. В телеге пять или шесть окровавленных трупов лежат — это военкоматовцы. Медсестра местной больницы Полина Кузьминична шла утром на работу, а ей навстречу эта телега. Она приподнимает рогожу, а там среди убитых ее муж. Они из Киева приехали. Страшное зрелище. Те, кто видел эту телегу, медленно выплывающую из утреннего тумана, потом долго не могли ее забыть. Я прожил в Подкамне до 1959 года, и Полина даже спустя годы без слез эту историю рассказывать не могла. Совершенно бессмысленное убийство: все уже стабилизировалось, зачем?

Примерно к 1953–1954 годам советские спецподразделения окончательно выбили бандеровцев из лесов. Однако знамя «борьбы за самостийность» не упало, а переместилось в круги украинского студенчества, в основном львовского. Бандеровская фронда существовала десятилетия, весьма в ходу были, например, прибауточки типа «Прошу пан до гиляки» — то есть к ветке, эта фраза — глумливое приглашение к повешению, последнее, что слышал приговоренный активист или попавший в плен советский солдат. 

КГБ Украины был, естественно, в курсе этих умонастроений, контролировал брожения, не давал им разрастаться, но и не глушил полностью, списывая их на молодость бунтарей и специфику региона. Однако с обретением независимости Украины баланс нарушился. Страна не захотела иметь общих с Россией героев. И стала искать своих. Тут Бандера со товарищи оказался как нельзя кстати. Он стал символом независимости. Трезубец, украшавший фуражки его бойцов, перекочевал на государственный герб (все равно, как если бы свастика появилась на гербе Германии), и даже секретное ведомство Украины унаследовало вызывавшее ужас бандеровское название — Служба безопасности. Наверняка не случайное совпадение. Расцвет бандеровской идеологии пришелся на время правления поддерживаемого Западом «оранжевого» президента Ющенко. 

Нынешние бандеровцы во многом схожи со своими предшественниками более чем полувековой давности. Решительные, мобильные, умеющие развить успех. Так же входящие в раж от локальных побед и безнаказанности. А потому — требующие к себе крайне серьезного отношения. Именно наличие бандеровцев во главе украинского переворота в корне меняет отношение к майдану. Это, очевидно, одна из основных причин столь бескомпромиссной позиции российских властей. Не дожали полвека назад — надо исправлять сейчас. Не ждать, пока воскресшая дивизия СС «Галичина» пройдет маршем по улицам Москвы с кличем: «Слава Украине — героям слава!». Слава героям настоящим — тем, кто боролся с фашизмом и бандеровщиной.