19.09.2019
Во французском словаре «Ларусс» о генералиссимусе Александре Суворове написано примерно так: знаменитый русский полководец, разбитый генералом Массена в Альпах. Ничто не может остановить европейцев, когда они берутся выдавать желаемое за действительное. Известное дело, есть такая профессия — очернять нашу Родину. Увы, в последнее время и у нас появилось немало охотников, вопреки фактам, интерпретировать Швейцарский поход как беспорядочное бегство русской армии.
Франция же еще в 1799 году развязала пропагандистскую войну против Суворова. Это сказалось даже на портретистике. Европейские художники представляли русского фельдмаршала огромным кровожадным варваром, эдаким современным Аттилой. Не отставали и журналисты, политики, историки. Прочитав после альпийского похода очередные измышления, Суворов воскликнул: «У этого наемника-историка два зеркала. Одно уменьшительное — для нас, другое увеличительное — для своих. Но история выставит свое, третье, зеркало, в котором мы не будем выглядеть пигмеями». Впрочем, и поныне на Западе царит уверенность в том, что все восточнее Бреста — есть «Мордор», в борьбе с которым сгодятся любые средства. Тем важнее для нас историческая правда о событиях 220-летней давности.
За что боролись?
Весной 1799-го Суворов оказался в Италии во главе русско-австрийской армии, действовавшей против французов. Александр Солженицын считал Итальянский поход бессмысленным для России, альпийское же предприятие и вовсе называл напрасным пролитием русской крови. Кредо этого мыслителя — изоляция, полная сосредоточенность на внутренних проблемах. Но, увы, история никому не позволяет развиваться в отрыве от большой игры. Пытающийся отсидеться неминуемо получает пожар на собственной улице... И Суворов, первая шпага Российской империи, понимал это лучше других. Предпочитая действовать на опережение, он давно вынашивал планы экспедиции против Франции. Даже матушку Екатерину пытался сподвигнуть на борьбу с «гиеной якобиев». Видел в революции угрозу для миропорядка, предчувствовал, что экспансия «республиканцев» вот-вот охватит весь Старый Свет.
Граф Рымникский высоко ценил талант французских полководцев, и прежде всего молодого Бонапарта, о котором пророчески писал: «О, как он шагает! Лишь только вступил на путь военачальства, как уж он разрубил Гордиев узел тактики. Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска — более не надобно. Противники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным, а у него военный совет в голове. В действиях свободен он, как воздух, которым дышит. Он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей!.. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, — он погибнет». Чуть позже именно так и случилось — и не без участия Суворова. Когда русский фельдмаршал несколько раз разбил французские армии в Италии, генерал Бонапарт, вернувшись из Египта, обвинил во всех поражениях Директорию — и стал диктатором.
Антифранцузская коалиция объединила несколько великих держав. Одной из первых жертв Франции в Европе стала Австрия, а точнее — Священная Римская империя германской нации. Император Франц и его советники рассчитывали с помощью Суворова потеснить французов на севере Италии и на этом завершить кампанию. Однако в Париже тогда уже мыслили глобально, задумывались об Африке с Америкой, с чем не могла смириться Британия — второй участник коалиции. В 1799-м англичане стремились остановить французскую экспансию «на дальних подступах», на европейском театре. А что же Россия? Неужели наших пращуров заставили воевать за чужие интересы? Для Петербурга и Парижа с давних времен яблоком раздора была Польша. Екатерина Великая рассчитывала на ослабление Франции после революции. Павел I, в целом разделяя надежды матушки, включился в европейское противостояние во многом спонтанно, из-за одного сравнительно небольшого острова в Средиземном море. Павел Петрович был великим магистром ордена иоаннитов, а французы покусились на его мальтийскую «штаб-квартиру». К рыцарской чести русский император относился ревностно — и стал самым активным участником антифранцузского союза.
На Париж!
В августе 1799 года Суворов вовсе не собирался следовать в Швейцарию. Под апеннинским солнцем он разбил французские армии в трех генеральных сражениях — при Адде, Треббии и Нови. Занял все итальянские крепости, оккупированные республиканцами. По образному выражению поэта и адмирала Александра Шишкова, «в едино лето взял полдюжины он Трой». В те дни в Англии на всех пирушках тосты за Суворова провозглашались сразу после тоста за короля. Во Франции монархисты держали пари — когда русский фельдмаршал вернет трон Бурбонам. За две недели, за три, за месяц? Вандейское ополчение готовилось помочь, ударив по Директории с тыла.
Суворова иногда изображают простодушным воякой, не терпевшим дворцовых паркетов и чуравшимся политики. Опрометчивая оценка. Суворов разбирался в ней гроссмейстерски, чему свидетельство — его рассуждения о судьбах Франции и Османской империи, о Польше и Пруссии. Он видел суть событий даже под густым слоем позолоченной политической шелухи.
Под командованием Суворова бить непобедимых французов научились и русские, и австрийцы. И фельдмаршал не собирался останавливаться: он выдвинул план наступления на Париж. Это была не авантюра. Суворов, по обыкновению, просчитал соотношение сил и учел возможные проблемы со снабжением. Если бы удалось исполнить задуманное — в 1812 году «двунадесять языков» великой армии Наполеона не хозяйничали бы на русской земле. Лондон и Вена, однако, убедили Павла I отказаться от вторжения во Францию и перенести боевые действия в Швейцарию. Альпийский поход Суворов начал по принуждению, под давлением союзников и по приказу из Петербурга...
И тут фельдмаршал всерьез задумался о двойной игре союзников. Австрийцы, вопреки обещаниям, вовремя не подготовили мулов для горных переходов, скверно составили карты, кроме того, армия генерала Готце будто испарилась, и корпус генерала Римского-Корсакова, ожидавший Суворова под Цюрихом, лишился поддержки... Возможно, к Суворову попали данные и о прямом шпионаже в пользу Франции, в котором были замешаны австрийские штабные офицеры. К тому же графа Рымникского давно раздражало венское военное ведомство — гофкригсрат с его трусоватой и лукавой тактикой. Фельдмаршал бомбардировал Петербург филиппиками «против цесарцев». Это, разумеется, не отражалось на его отношении к тем австрийцам, которые плечом к плечу сражались вместе с русскими.
Русские идут
В швейцарских Альпах войска Суворова разбили французов в четырех крупных сражениях. Прорвались через все ловушки. Двигаться пришлось по самому трудному пути, по узким карнизам. Затяжные ливни, снег, наледи — ничто не могло остановить чудо-богатырей, а фельдмаршал делил с ними все тяготы похода.
«Я действую минутами», — так определял Суворов свой боевой метод. Главное — опередить противника, обескуражить его неожиданным решением. В горах наших не раз выручали обходные маневры, иногда на десятки верст. Как правило, в опаснейших условиях. Для таких дел командиры кричали «охотников», то есть добровольцев. Снова и снова авангард Петра Багратиона пробирался козьими тропами и с высоты неожиданно набрасывался на врага! В штыковом бою равных русским не было. У Чертова моста и тоннеля Урзерн-Лох французские позиции казались неприступными. Суворов предпринял два маневра, чтобы ударить противнику в тыл. 300 храбрецов под командованием полковника Трубникова обошли тоннель по склонам, 200 егерей майора Тревогина и пехотный батальон полковника Свищова спустились к руслу реки, пересекли ее вброд и, поднявшись по крутому берегу, навалились на врага. Увидев русских, для которых словно не существовало препятствий, французы дрогнули и отступили.
В мутенском монастыре Суворов получил известие из Цюриха: корпус Римского-Корсакова разбит. Массена был уверен, что и Суворов попал в мышеловку. Будущий герцог Риволи пообещал своему штабу, что вот-вот пленит зарвавшегося русского старика.
«У Массена свыше 60 000; у нас нет и двадцати. К тому же мы без провианта, без патронов, без артиллерии... Помощи нам ждать не от кого... Мы на краю гибели... Но мы русские!» — с такой речью обратился Суворов к офицерам.
Действительно, в Мутенской долине Массена, казалось, заманил суворовский арьергард в окружение. Французов было втрое больше. Но изможденные бойцы генералов Розенберга и Милорадовича дважды обращали их в бегство и в конце концов наголову разбили, захватив пушки, знамена и полторы тысячи пленных. В последнем же бою, прикрывая движение армии, Багратион со своим отрядом выстоял, не имея ни артиллерии, ни ружейных зарядов. И не просто продержался, а штыковым ударом потеснил врага.
Следующим противником чудо-богатырей стал перевал Паникс. Там, на неприступных кручах, им уже не угрожала картечь и клинки. Но как спуститься по скользким и почти отвесным вершинам? Это была дорога смерти. Люди оказались крепче мулов, но погибали и они, падая с ледяных откосов. Кто-то из офицеров припомнил детскую игру в салазки. Спускались как на картине Сурикова. Израненные, непобежденные, из всех испытаний вышедшие с честью, в зеленую долину они притащили с собой даже пленных французов.
Регалии и опала
Внизу солдатам удалось обогреться, «починиться», там хватало хлеба, каши с мясом, пресной воды и вина. Вкуснейший местный сыр употребляли только офицеры, нижние чины по крестьянской привычке считали сей продукт непотребным. Грабежом русская армия не занималась: и за постой, и за провиант расплачивались золотом. «Обывателя не обижай: он нас кормит и поит», — гласит один из суворовских законов. Через несколько дней герои, не смыкавшие глаз две недели и штыками пробивавшие дорогу, были готовы к новым сражениям.
Павел I, узнавший об альпийских подвигах русской армии, был несказанно удивлен. И самого Суворова, и великого князя Константина Павловича, принимавшего участие в походе, Петербург к тому времени уже похоронил. На радостях император расщедрился. Суворов стал четвертым в русской истории генералиссимусом. Рескрипт звучал как торжественная ода: «Побеждая повсюду во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало еще Вам одного рода славы — преодолеть и самую природу! Но Вы и над нею одержали ныне верх, поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против Вас вооруженных». Всезнающий граф Федор Ростопчин конфиденциально передал полководцу и устное замечание императора, весьма лестное: «Другому этого было бы много, а Суворову мало. Ему быть ангелом».
Правда, вскоре Павел сменил милость на гнев. И Суворов, уже смертельно больной, оказался в царской опале. Много лет исследователи объясняли ее самодурством императора, но, думаю, секрет царского охлаждения нужно искать в политике. Суворов после Альп не собирался складывать оружия. Вел переговоры с британцами и австрийцами, вынашивал планы новых экспедиций, готовил карты для наступления на Лион и Париж. Однако у императора сложилось иное мнение. Подобно Суворову, он проклинал «западных партнеров». Но, в отличие от полководца, считал подлости венского двора и гофкригсрата достаточным основанием для выхода из войны. Павел тогда уже вовсю размышлял над союзом с генералом Бонапартом... И потому альпийский поход не стал звеном в цепочке будущих побед над Францией.
Он остался в истории как беспримерный подвиг, воспоминания о котором окрыляют нас и сегодня, через века. Участник перехода полковник Яков Старков, отдавая дань памяти ушедшим товарищам, отмечал: «Мир праху вашему, русские люди! Нет уже им подобных. — Святая Русь оскудела ими! — Были, есть и будут отлично храбрые воины, но подобных... нет!»
Иллюстрация на анонсе: А. Коцебу. Переход Суворова через Сен-Готад