Частный Музей AZ в конце мая отмечает пятилетие. Институция, сфокусированная на творчестве Анатолия Зверева и художников-шестидесятников, хорошо известна не только в Москве, но и за рубежом. В конце прошлого года музей был номинирован на премию European Museum of the Year — «Европейский музей года». А в январе 2020-го команде музея вручили премию Гильдии киноведов и кинокритиков России «Белый слон» за проект «Свободный полет» (Западное крыло Новой Третьяковки), посвященный Андрею Тарковскому и его современникам — художникам неофициального искусства. «Культура» побеседовала с генеральным директором Наталией Опалевой и арт-директором Полиной Лобачевской.

— У музея два руководителя — ситуация необычная. Сложно управлять вдвоем?

П.Л.: Легко. Сначала создание музея было в большей степени моим желанием, поскольку я уже занималась выставками Зверева, была знакома с ним лично. Но Наталия Владимировна увлеклась идеей и поддержала ее.

Н.О.: У нас довольно четкое распределение обязанностей. Полина Ивановна руководит творческим процессом — подготовкой выставок, изданием книг. Я — генеральный директор, осуществляю общее руководство музеем. Но по всем важным вопросам мы принимаем решения вместе. 

— Не было страшно с нуля создавать музей?

Н.О.: Скорее, страшно интересно. Я осознавала всю меру ответственности и потратила некоторое время на то, чтобы обдумать этот шаг. Когда открываешь музей, возникают обязательства перед людьми, которые будут в нем работать, и, конечно, перед публикой. Единственное, я не смогла просчитать финансовую сторону: траты оказались в разы больше ожидаемых. Но никто из нас раньше не создавал музей, у нас не было шпаргалки или инструкции.

— Изначально музей был посвящен творчеству Зверева. Почему решили показывать других художников?

Н.О.: Когда мы его придумывали, я ориентировалась на небольшие музеи, посвященные одному художнику, — их много в Европе, но почти нет в России. У нас популярен другой формат: большой музей-блокбастер. А нам нравилась идея маленького камерного музея, вроде музеев Шагала или Кокто на юге Франции. Многие не верили в наш замысел, говорили, что такой музей вряд ли просуществует долго. Первые выставки мы посвятили главному герою — Анатолию Звереву: показывали автопортреты, анималистику, женские портреты. Но быстро поняли, что, рассказывая о Звереве, не можем не говорить об эпохе 60-х, о людях, его окружавших: коллекционерах, друзьях, художниках. Поэтому к трехлетию музея решили, что будем показывать и художников-шестидесятников. Тем более что в коллекции к тому времени были многие выдающиеся авторы: Краснопевцев, Плавинский, Мастеркова, Немухин. 

— Считается, что эти художники не слишком известны за рубежом…

П.Л.: За границей на Зверева обратили внимание еще в 60-е. В Париже, несмотря на железный занавес, прошла его выставка. Ее устроил франко-швейцарский дирижер Игорь Маркевич. Он часто давал гастроли в Москве и в 1965 году сумел вывезти в Париж работы Зверева, которые показал в галерее Motte. Выставка имела большой успех. Как говорят, именно тогда Пикассо сказал, что Анатолий Зверев — лучший русский рисовальщик. А Жан Кокто сказал: «Этот художник прошел один весь путь нашей западной живописи от раннего Пикассо до наших дней».

Благодаря коллекционеру Георгию Костаки работы Зверева есть в нью-йоркском музее MoMA: когда они появились в экспозиции, из русских художников там был только Малевич. В общем, Анатолий Зверев еще при жизни стал легендой. Он был невероятно плодовит: это свойство гениев, таких как Пикассо или Дали. И при этом очень щедр: легко дарил работы или продавал за копейки. Его любили как утонченные ценители, так и люди, далекие от искусства. В этом его феномен и его большая загадка.

Сегодня художники-шестидесятники, которые представлены в собрании нашего музея, — Дмитрий Плавинский, Дмитрий Краснопевцев, Франсиско Инфанте, Владимир Янкилевский, Владимир Немухин, Лидия Мастеркова, Владимир Яковлев, Олег Целков, — занимают достойное место в лучших музеях мира. Это Центр Помпиду (Париж), МoМА (Нью-Йорк), Музей Людвига (Кёльн), Музей Метрополитен (Нью-Йорк) и другие музеи современного искусства Европы и Америки.

Н.О.: Но в целом художники-шестидесятники за границей действительно известны меньше, чем представители первого авангарда или авторы, сотрудничавшие с антрепризой Дягилева. Миссия нашего музея, в частности, состоит в продвижении этих художников за пределами России. Конечно, этим занимаемся не только мы. Яркий пример — передача коллекции современного русского искусства Центру Помпиду в 2016 году. Важны и научные работы, которые могут показать, что наши художники — не маленькая субкультура или продукт «оттепели», а часть мирового художественного процесса. Вместе с Государственным институтом искусствознания мы развиваем научно-исследовательскую программу «Советское неофициальное искусство 50-80-х годов». Ее задача — выпуск академического труда, который показал бы истоки творчества наших авторов и провел параллели с художественными процессами в других странах.

П.Л.: В 2018 году мы представили во Флоренции наш проект «Новый полет на Солярис», соединивший работы русских художников второй половины XX века и кинообразы Андрея Тарковского. Недалеко от Фонда Франко Дзеффирелли, где проходила выставка, в Палаццо Строцци расположена галерея, в ней показывали итальянских шестидесятников. Например, таких известных авторов, как Ренато Гуттузо, Лучо Фонтана, Яннис Кунеллис, Джузеппе Пеноне. Каково же было наше удивление, когда многое в их эстетике — язык, темы — оказалось созвучным нашим авторам. Мы даже вели переговоры с галереей о возможном обмене выставками.

— Музей AZ — своеобразный музей-трансформер. Для каждой выставки целиком обновляются интерьеры, создаются новый дизайн, декорации. Почему выбрали такой подход?

П.Л.: Наша цель — не удивлять декорациями, они всегда являются частью драматургии, а также средством выражения главной задачи, которая каждый раз требует особого пространственного решения. И для нас это нелегко, поверьте. Он же очень маленький, этот музей. Одно дело подготовить выставку в Манеже или Третьяковской галерее: мне там нравится, очень люблю большие пространства. Здесь, казалось бы, тесно. А вместе с тем это хорошая тренировка для мозгов.

Мы не сомневались, что создаем музей XXI века. Он строился с учетом того, что мы будем активно использовать современные технологии. Нужно, чтобы нас понимали зрители, рожденные уже в этом столетии. На каждом этаже одна стена отведена под экран, который не только расширяет пространство и является частью общей драматургии, но и позволяет увеличивать и рассматривать работы небольшого формата. Маленькие графические работы Зверева, в которых он был особо гениален, выдерживают самые большие увеличения.

— Какую часть коллекции вы уже показали зрителям?

Н.О.: Меньше половины. Сейчас в коллекции около 3000 произведений, в год я приобретаю от 50 до 100 работ. У нас не было задачи представить всю коллекцию как можно быстрее. Мы решили делать выставку одну за другой, чтобы получился своеобразный «изосериал». Постепенно показываем разные грани творчества художников.

— В 2013-м в рамках издательского проекта музея вышла книга «Зверев рисует сказки Андерсена». Эти рисунки были опубликованы впервые, о них раньше не знали. Как удалось их найти?

П.Л.: Издательский проект возник еще до создания музея. Мы понимали: прежде чем открыть музей, нужно проделать хотя бы начальную исследовательскую работу. Мы пошли в архивы, к частным коллекционерам, к друзьям Зверева. Наталья Волкова, главный хранитель и координатор выставочных и издательских проектов, обнаружила в РГАЛИ иллюстрации к повестям Гоголя и сказкам Андерсена, редкие фотографии Оксаны Асеевой — музы Анатолия. Когда я их увидела, сразу сказала — надо издавать. Так появились наши первые книги — «Гоголиада Анатолия Зверева», «Сказки Андерсена» с рисунками Зверева, а также «Зверев. Любовь» — про удивительный роман в картинах, письмах и стихах. Следующая книга — «100 автопортретов Анатолия Зверева». А потом эти книги становились своеобразными сценариями будущих выставок. 

— Стоит ли ждать других открытий или наследие Зверева хорошо изучено?

Н.О.: С одной стороны, его биография досконально исследована: ранние годы; недолгий период семейной жизни — двое детей, жена Люся; зрелость. Мы знаем, где он жил, кто были его музы, покровители… Но наследие Зверева огромно. Иногда обнаруживаются неожиданные работы. Летом прошлого года мы с коллегами ездили в Стокгольм к Георгию Апазидису (сыну известного коллекционера Димитрия Апазидиса. — «Культура»), чтобы выбрать произведения для выставки «Жизнь и приключения Анатолия Зверева», которая недавно завершилась. Эта выставка целиком состояла из работ из коллекции семьи Апазидисов: более 250 произведений. На самом деле, работ Зверева в их собрании гораздо больше. Меня потрясли обычные альбомы для рисования: каждая страница была покрыта множеством автопортретов Зверева. Он рисовал очень быстро, сразу переворачивал лист и начинал работать на новом. А невысохшая тушь отпечатывалась на предыдущей странице. Вот с какой скоростью создавались эти рисунки. Не исключаю, что в будущем нас ждут другие находки. 

— Музей AZ активно работает с детской аудиторией. В чем причина: музеи сегодня стали одним из главных мест для семейного досуга? Или просто у Зверева большой пласт работ, который может быть интересен детям?

П.Л.: Оба объяснения верны. Дети когда-нибудь становятся взрослыми, и нужно, чтобы еще в детстве они полюбили искусство. Однажды я была в австрийском музее на выставке абстрактного искусства: показывали работы художника, занимающегося световыми эффектами. Вижу — идут совсем маленькие дети, несут стульчики. Они сели, и экскурсовод начала рассказывать про этот свет, про его специфику. А мы как раз задумывали наш музей. И я поняла: это первейшая задача — сделать так, чтобы искусство, в том числе абстрактное, понимали с детства.

Н.О.: Мы всегда стараемся рассказать ребенку о том, что он видит. Например, в какой технике сделан рисунок. Зверев был хулиганом в хорошем смысле слова: нарушал все возможные правила рисования. Наши экскурсоводы показывают, где художник растирал мокрыми пальцами карандаш или тушь. Или присыпал рисунок мукой, песком. Детям легче запомнить что-то интересное, необычное. И при этом они знакомятся с хорошим искусством.

Еще стараемся, чтобы ребенку было комфортно в музее. Хорошо помню одно из первых занятий с детьми. Привезли класс: ребята уставшие, после школы. А тут обязаловка — очередной музей. Они сели, грустные, и экскурсовод говорит: «Дети, в нашем музее можно все. Лежать на полу, смеяться, даже немножко побегать. Сейчас возьмите печенье и сок. Потом посмотрим работы, а в конце будет дискотека». Это был проект «Волшебная клетка. А не пойти ли нам в зоопарк?», где на огромном экране была дискотека животных из рисунков Зверева. А на другом этаже — инсталляция, ее смотрели в очках 3D. Представляете, какое впечатление остается у ребенка, когда он так постигает творчество художника? 

— В середине апреля должна была открыться выставка «Выбор Костаки», приуроченная к пятилетию музея. Какова ее судьба?

Н.О.: Она практически готова: мы на две трети закончили внутренний ремонт и подготовили экспозицию. Надеемся, что в конце мая разрешат продолжить работы: нам нужно несколько недель. Хотелось бы уже в июле открыть выставку. Конечно, будут ограничения. Собираемся сделать сеансы, видимо, двухчасовые, на которые будем продавать по 20-25 билетов. Возможно, будем выдавать маски.

Хотим рассказать о Георгии Костаки не как о коллекционере, а именно как о дарителе. Третьяковской галерее он подарил много великолепных работ первого авангарда. Музею имени Андрея Рублева — иконы, а коллекцию старинной русской игрушки — Музею-заповеднику «Царицыно». Наконец, более 600 работ Анатолия Зверева в 2013-м подарила Музею AZ дочь коллекционера, Алики Костаки. Мы связались с музеями и договорились, что некоторые работы будут представлены на выставке. К сожалению, сейчас все музеи закрыты. Но, я надеюсь, как только им разрешат работать, мы вернемся к первоначальному плану. 

— Музей AZ закрыт почти два месяца. Как это отразится на его деятельности?

Н.О.: Я не считала возможные убытки. Мы никогда не ставили окупаемость во главу угла. Конечно, радуемся, когда растет число посетителей или приобретают наши книги. Но пока на выставочные проекты тратится больше средств, чем возвращается от продажи билетов и книг. Сокращений у нас не было. Сотрудники сразу же были переведены на дистанционную работу с сохранением зарплат. Выставки немного сдвинутся по времени, но отменять ничего не будем. Сейчас мы работаем над онлайн-проектом «AZ Адреналин», приуроченным к пятилетию. С самого начала мы вели своеобразную кинолетопись: снимали интересные мероприятия и делали фильмы о выставках. Теперь, в изоляции, эти материалы очень пригодились. Выпускаем в неделю по одной-две серии, каждая посвящена конкретной выставке. Планируем около 15 серий. Еще заканчиваем два издания. Первое — книжка «50 фактов о коллекционере Костаки». А второе — переиздание журнала «А—Я». Этот журнал с 1979-го по 1986-й издавался во Франции под руководством Игоря Шелковского: художники писали о художниках. Сейчас это раритетное издание, его трудно найти. Наш музей занимается этим периодом, поэтому мы решили сделать переиздание.

— Можете подвести итоги этих пяти лет?

П.Л.: Наш музей — не архивация искусства, он живой. Хотелось бы это сохранить и продолжать поиск новых форм. Сама жизнь нас к этому подталкивает: XXI век предъявил большой счет. Не думаю, что после карантина мы сможем полностью вернуться к прошлой жизни. То, что было, — замечательно. Но это было. А сейчас так хочется понять, что будет. Для меня это важный вопрос.

Н.О.: Наша история начиналась в 2012 году на выставке «Зверев в огне» в Новом Манеже. Именно тогда впервые возникла идея создания музея. В книге отзывов через каждую страницу люди писали: как жаль, что заканчивается выставка; почему в Москве до сих пор нет музея Анатолия Зверева? Это нас вдохновило. Мы поняли, что многие придут в наш музей. В целом мы довольны тем, что получилось. Я бы ничего не хотела изменить. Наверное, мы действительно все сделали правильно. И теперь надо думать, куда двигаться дальше, — разрабатывать стратегию музея на следующую пятилетку.