Районы, кварталы, жилые массивы

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

13.09.2019

Столичная галерея «Ковчег» открыла новый сезон проектом «Ближний космос». Картины казанского художника Ильгиза Гимранова — это поэтичный образ «хрущевок», символа постсоветского пространства. 

Конечно, в Европе тоже есть районы, застроенные дешевым жильем. Однако у массовой архитектуры в СССР был особый стиль. Подобные «человейники» до сих пор можно встретить в некоторых частях Берлина, на окраинах Праги. С точки зрения имиджа страны, «панельки» — не самая удачная находка. Многие критикуют их за невзрачный облик. Другие же делают объектом творчества, как, например, Елена Чернышова, получившая за фотографии Норильска третью премию на международном конкурсе World Press Photo. Ильгиз Гимранов попытался рассмотреть красоту в повседневном — показать, что серые городские пейзажи на самом деле обладают особым очарованием.

— Красивые виды изобразить нетрудно, — рассказал художник. — А попробуй запечатлеть нечто заведомо проигрышное. Я правда люблю эти простые здания, запущенные дворы... Все рисовал с натуры. В основном это Казань. Однако подобные пейзажи можно увидеть в любом городе бывшего СССР. Работал над серией два года. Когда опубликовал произведения в интернете, стал получать письма со всего постсоветского пространства. Спрашивали: «Вы жили в Ташкенте? Похоже на наш двор». Или сообщение из Владивостока: «Ильгиз, это ж рядом с нашей сопкой». Не ожидал подобного эффекта. А потом вспомнил финал «Соляриса» Тарковского. Камера поднимается вверх, видно дом, и ты понимаешь — это наша вселенная, наш космос. Я не поклонник Советов, но тогда всех что-то объединяло: люди жили более-менее одинаково. Дети много времени проводили в панельных коробках, уткнувшись в книги, — были настоящими романтиками. Читали «Остров сокровищ», «Всадника без головы». Или другое воспоминание: возвращаешься из школы во вторую смену, со здоровым портфелем. И вот появляется дом — горят огоньки, внутри тепло, мультфильмы. Подобные культурные коды носим с собой всю жизнь. Они нас объединяют и делают человечнее.

Пейзажи Гимранова и правда на редкость аутентичны. Серое осеннее или зимнее небо. Потрепанные временем постройки. Запущенные дворы. Иногда картины погружают в безысходность, как, например, бесконечный ряд окон огромного дома («Матрица», 2016). Холодом веет от трех пятиэтажек, стоящих посреди заснеженной равнины («Ветер», 2018). Но в основном работы художника — о чем-то теплом, о детстве («Вечер. Лето. Планета Земля», 2018). Порой изображения вырастают до уровня символического обобщения — как огромная «панелька», превратившаяся в Ноев ковчег («И корабль плывет», 2018). Впрочем, художник сторонится глобальных выводов. Главный уровень — человеческий. Фигурки на его картинах, например мальчик с собакой, занимают совсем мало места. Однако именно они главные герои. Или, как говорит мастер, контрапункт:

— Нужно, чтобы пейзаж воспринимался чьими-то глазами. Иначе он получится слишком холодным, отстраненным. А так — каждый зритель ассоциирует себя с изображенным героем. Это всё мы.