Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

28.08.2019

Государственный исторический музей и Театральный музей им. А. А. Бахрушина организовали совместную выставку «Инновационный костюм XXI века: новое поколение». Проект, приуроченный к Году театра, а также грядущему 150-летию ГИМа, объединил художников и дизайнеров из 47 стран. 

Одна из участниц экспозиции — ​гречанка Нефели Миртиди, сотрудничавшая с Национальным театром Северной Греции, берлинской труппой Фольксбюне и оперным театром Кёльна. Коллаборация с последним принесла ей награду European Opera-directing Prize. «Культура» побеседовала с гостьей из Эллады.

культура: Как увлеклись театром?
Миртиди: В университете в Салониках изучала световой дизайн, режиссуру. Позже поступила в Политехнический университет в Валенсии, где занималась скульптурой и искусством перформанса. Участвовала в выставках в разных странах. Моя первая театральная работа — ​для берлинского народного театра Фольксбюне. Всего оформила там 4 спектакля. Каждый длился 24 часа. Публика могла свободно приходить, уходить, даже спать и есть.

культура: Какие материалы использовали как сценограф?
Миртиди: Самый необычный проект — ​«Белая роза» в оперном театре Кёльна. Это первая антинацистская немецкая опера. Она основана на реальной истории брата и сестры, 24-летнего Ханса и 21-летней Софи, активистов мюнхенской группы сопротивления Weiße Rose. Они были пойманы нацистами и казнены 22 февраля 1943 года. Действие происходит в тюрьме, накануне гибели. Постановка получилась довольно радикальной. Я использовала основополагающие «материалы»: свет, воду. Опера — ​достаточно консервативный жанр: обычно актеры статичны, почти не двигаются на сцене. Здесь же артисты охотно поддержали мои идеи. Исполнительница главной роли, например, согласилась петь в полупрозрачной «коробке».

культура: Что привезли в Москву?
Миртиди: Проект называется «Уничтожай»: платье, вручную сделанное из бумаги. Всегда хотела вдохнуть жизнь в скульптуру, вывести искусство за пределы галерей и музеев — ​в публичное пространство. Оживить то, что принято считать обездвиженным. И, конечно, использовать перерабатываемые материалы. Заодно провела небольшое исследование, посвященное бумаге. Это ведь одно из важнейших изобретений, а также инструмент самовыражения: для художников, писателей… Те же дневники хранят наши воспоминания. В итоге получился арт-объект: первый вариант придумала, когда училась в Салониках. Тогда же устроила перформанс: надела платье и подожгла его.

культура: Ого! Не опасно?
Миртиди: У платья длинный «шлейф»: пока бумага тлеет, я успеваю снять горящие кусочки. Все рассчитала — ​чтобы избежать неприятностей. Да и друзья были рядом. Сначала не хотели приходить — ​надеялись, я передумаю. Пришлось уверить: все будет нормально. Мне хотелось показать переход из одного состояния в другое. Сначала это листы крафтовой коричневой бумаги, которая используется для упаковки. Потом с помощью воды и поливиниловой кислоты создается «скульптура». Важно не переборщить — ​большое количество жидкости уничтожит бумагу. Работаю руками из принципиальных соображений, чтобы лучше чувствовать материал. Наконец, творение, в которое вложено много сил, превращается в пепел. Вот такая временная инсталляция в публичном пространстве. Это особый опыт — ​уничтожить то, что так долго создавала. Помогает обрести свободу и переосмыслить многие вещи.

Для московской выставки изготовила новое платье. За 4 дня до визита в Россию надела его и отправилась гулять по улицам Афин. Хотела, чтобы мое творение пропиталось духом города. Устроила спонтанную фотосессию, а заодно заново открыла для себя город, где слишком редко бывала в последнее время. Потом нужно было доставить платье в Белокаменную. Купила билет на самолет и запросила опцию «дополнительный багаж». Другой вариант — ​везти морем, но, как меня предупредили, могли возникнуть сложности на таможне.

культура: Как в Москве отнеслись к идее сжечь платье после открытия выставки?
Миртиди: Была готова к отказу. Все-таки Исторический музей — ​большая, важная институция, и я должна уважать его интересы. Поначалу думала обойтись без огня. Собиралась порвать бумагу, смысл действия все равно остался бы тем же. Но в итоге мне разрешили устроить перформанс — ​правда, не в ГИМе, а во дворе Бахрушинского музея. Решила начать с улицы, перед оградой, а потом пройти в сад. Все длилось 20 минут. Страшно стало потом, когда разглядывала фотографии. Для акции сделала второе платье — ​прямо в московском отеле. Привезла в музей на такси. Водитель очень удивился моему «спутнику».

культура: А как прохожие реагировали на перформанс?
Миртиди: Зацепский Вал — ​оживленное место, рядом метро, вокзал. Вообще, когда выступаешь в публичном пространстве, нужно быть готовым ко всему, кроме насилия. Если главная идея — ​вытащить искусство на улицу, нельзя соглашаться на полумеры. Мол, я делаю искусство публичным, но, пожалуйста, не пытайтесь заговорить со мной. Впрочем, прохожие были настроены дружелюбно. Многие шли по своим делам, некоторые останавливались, доставали смартфоны. Сняв горящее платье слой за слоем, я осталась в одном белье. Люди проявили большой такт. Чувствовала себя уставшей, все-таки огонь в лицо — ​не самая приятная вещь. Отправилась переодеться, потом вышла. Зрители долго подходили, говорили, что хотят увидеть мою «скульптуру» в музее. Это невероятно приятно.

культура: Что бы Вам хотелось донести до публики?
Миртиди: Скорее, мечтаю изменить способ мышления аудитории с помощью скульптуры, инсталляции, видеоарта… Помочь покинуть привычную «скорлупу». Символом такой «раковины» является и платье, в начале перформанса скрывающее меня целиком. Оно также является напоминанием о коже, в которой мы живем: хрупкой, словно бумага. И о возрасте, ведь мы меняемся каждый день, просто эти изменения незначительны, а потому и незаметны. Получается диалог не только со зрителями, но и с собой: попытка осознать и принять собственное взросление.