Ловцы снов

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

01.03.2019

В столичной галерее ARTSTORY открылась масштабная выставка «Путешествия по снам». Здесь можно увидеть работы 50 художников — представителей разных поколений. Авторов объединяет желание сбежать от действительности: зрителям предлагают окунуться в смешную, страшную, гротескную, карнавальную, совершенно не повседневную реальность.

Сон — своеобразное зазеркалье, возможность заглянуть в потусторонний мир. В мифах онейрическое состояние нередко рассматривается как метафора смерти. Так, Мила Маркелова изображает душу девушки, словно покинувшую тело: «Летаргия» (2011) — отход от бытовой тематики, близкой художнице, в сторону мистического, ирреального. С «миром горним» соприкасаются работы, насыщенные мотивами Эдемского сада. «Адам, проснувшийся в Шри-Ланке после изгнания из Рая» (2012) Азама Атаханова — почти гогеновский дикарь с далекого Таити. О рубеже XIX–XX веков напоминает и особая (правда, не гогеновская) техника, отсылающая к приемам пуантилистов. Молодая художница Настя Миро выставила полотно из серии «Взгляд на Восток» (2013) — с гигантским мировым древом, раскинувшим ветви на все пространство холста. Леонид Пурыгин, представитель искусства аутсайдеров — арт-брют, создает особый «Рай» (1984), где один из ангелов — шаловливый художник, с листочком, прикрывающим причинное место. А «космогонический сюрреалист» Порфирий Федорин пишет «Еву» (2015), слегка напоминающую маньеристских дев Лукаса Кранаха Старшего.

Сон — еще и выход в особое небытовое пространство, где все перевернуто вверх дном, в настоящий бахтинский карнавал, полный гротеска. Лев Табенкин, художник-«восьмидесятник», изображает «Спящих» (2005). Формы его модели отсылают к тучным статуэткам эпохи палеолита. Владимир Любаров с мягким юмором смешивает славянскую мифологию и советские реалии: герой картины, простой работяга Валера, угощает квасом грудастую русалку (2010). Василий Шульженко воплощает рассказ из дневников Опочецкого мещанина Ивана Лапина, описавшего встречу с Пушкиным: великий поэт поразил обывателя предлинными ногтями, «которыми он очищал шкорлупу в апельсинах и ел их с большим аппетитом».

Альфрид Шаймарданов идет еще дальше: полотно под названием «Первому татарскому космонавту Роберту Габитову посвящается» (2009) погружает зрителя в космическую фантасмагорию. Герой картины (на самом деле — друг художника, мечтавший о покорении межгалактических пространств, но в итоге посвятивший жизнь изобразительному искусству) гарцует по поверхности далекой планеты на лошади, одетой в скафандр. В руках отважный «рыцарь» держит флаг Татарстана. Сам автор в одном из интервью пояснил: «Я довольно часто бываю грустен, недоволен собой и тем, что происходит вокруг. Говорят, все известные комики вне сцены были серьезными, даже мрачными людьми. Возможно, именно благодаря своему творчеству я преображаюсь, реализую то, чего мне не хватает в жизни».

Некоторые художники обращаются к театральной теме — как Наталья Нестерова («Ложа», 2004) или Татьяна Назаренко («Венецианский карнавал», 2015). Другие изображают вторжение ирреального в повседневное. Так, Андрей Карпов помещает красотку Болливуда на замерзшие улицы советского города («Индийское кино», 2016). А Дмитрий Иконников воспевает рутинное, но завораживающее событие — наводнение в Венеции (2014).

Отдельные художники используют литературные аллюзии (Евгения Инфелицина, «Колобок», 2017). Или жонглируют отсылками к изобразительному искусству: например, на картине Алексея Новикова «Игроки» (2008) мерещится то Мондриан, то Малевич. А некоторые, очень редкие, уходят в свой мир, полный боли и меланхолии, — даже их персонажи принимают «закрытую» позу (Гариф Басыров, из серии «Спящие», лист 7, 1987). И здесь хочется уже не смеяться и не удивляться, а просто помолчать и постоять рядом.