Эдо как понимать

Татьяна СТРАХОВА

20.09.2018

«Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо» в ГМИИ им. А.С. Пушкина — кульминация перекрестного года России и Японии. Беспрецедентный проект представил небывалое число шедевров из Страны восходящего солнца.

На афише два фантастических существа несутся по облакам в золоченом небосводе. Это боги ветра и грома — герои культового полотна, которое создал Огата Корин. Слово «полотно» тут не означает привычный европейцам холст. Яркий рисунок кистью нанесен на бумагу, натянутую на пару деревянных створок. Ведь у японской живописи необычная форма: казалось бы, ширмы — утилитарные предметы, преграждающие сквозняку путь в жилище. Но именно они вкупе со свитками, которые принято вешать в специальную нишу в центре дома, стали «носителями» удивительного, ни на что не похожего искусства.

«Божественная» композиция XVII века украшает обложки десятков книг о Японии и не случайно стала эмблемой центрального, наряду с гастролями Театра кабуки, проекта первого для двух стран перекрестного года. Такой привет из прошлого, как ни странно, нам кажется знакомым — ведь от этих образов отталкиваются сегодня рисовальщики аниме и манга. Погружая в историю, выставка вскрывает и множество мотивов, до сих пор себя не изживших.

Показанная ширма — в реестре «Особо ценных объектов культуры». Японцы не поскупились, предоставив ГМИИ им. Пушкина сразу девять произведений такого статуса. А также шесть «Особо ценных предметов искусства» и два шедевра, обладающих громким званием «Национальное сокровище». Одно из них заняло почетное место в Белом зале музея, где всегда помещают лучшие экспонаты. На первый взгляд, это скромный портрет на шелковом свитке: немолодой мужчина в неяркой одежде. Ватанабэ Кадзан в 1837 году изобразил Таками Сэнсэки в реалистической манере, выдающей знакомство с приемами европейского искусства. По мнению ученых, творение — зашифрованный автопортрет художника: идеализированный образ, отразивший перелом в культуре Японии. «Сокровище» постарше притаилось поодаль в витрине, напоминающей дом японца, оно тоже удивляет мнимой простотой. Это почти монохромная живопись Кусуми Морикагэ — написанная свободной кистью на ширме сцена отдыха семьи. Связанное со стихами классика японской поэзии, произведение считается одним из наиболее значимых в наследии автора — и в живописи ренессанса, которым стала эпоха Эдо.

Термин в честь старого названия Токио, куда военный правитель Иэясу Токугава перенес столицу, охватывает историю Японии с 1603 по 1868 год. После долгого периода войн власть на 265 лет перешла в руки добившихся мира сёгунов из рода Токугава. Страна прекратила междоусобицы, стала активно строить города и развивать традиционные ремесла. Менее чем за полвека Эдо из рыбацкой деревни превратился в полумиллионный город, где расцвела особая культура с новыми персонажами: это ремесленники, актеры, красавицы. Живопись на шелке, удел аристократов, была слишком дорога — но стала развиваться гравюра укиё-э, что значит «образы мимолетной жизни», сначала монохромная, а вскоре цветная. Сюжеты графических листов на выставке неисчислимы, но даже всем знакомые произведения таят сюрприз. Так, японцы прислали ряд гравюр Кацусики Хокусая, например, хиты «Большая волна в Канагава» и «Ласковый ветер, ясный день» — их копии есть и в наших музеях, но здесь мы видим эталонные оттиски, выполненные при жизни великого мастера.

Шоу на Волхонке объединило плеяду японских сокровищниц, обладающих редкими по значимости коллекциями искусства эпохи Эдо, от Токийского национального музея и Музея изобразительных искусств города Тиба до Художественного музея Итабаси (Токио) и частных коллекций. В целом в Москву прислали 135 отменных экспонатов, что по меркам страны невероятно много. Строгие правила показа старинных работ — причина нечастых выставок искусства Ниппон во всем мире. Маршруты востребованных произведений расписаны на много лет вперед, так что собранная всего за год экспозиция, до краев наполненная легендарными именами и хрестоматийными вещами, — почти неимоверная удача для Пушкинского музея. Правда, он еще весной отослал в Токио и Осаку изрядную часть своего знаменитого собрания на выставку «Эволюция французского пейзажа». Не секрет, что в Японии очень любят импрессионистов и их последователей, особенно Ван Гога... Не потому ли японские коллеги пошли навстречу москвичам, буквально распахнув свои фонды. Согласно замыслу, в начале октября экспозиция целиком обновится.

Резон прост — забота о наследии. Для нас выставка графики, длящаяся два, а то и четыре месяца, в порядке вещей. Тогда как японцы разрешают экспонировать живопись на бумаге и шелке лишь не более четырех недель, причем с неярким освещением. А затем сокровищам необходимо три года отдыха. Осторожность хранителей, беспокоящихся о национальном достоянии, привела к идее ротации.

Итак, «на Японию» надо успеть дважды — и «второй состав» окажется ничуть не слабее первого. В этом легко убедиться, открыв каталог выставки: он вобрал в себя обе серии проекта, делая сопоставление наглядным. Скажем, шестистворчатую ширму начала XVII века «Виды Киото и его окрестностей», пестрящую обилием деталей архитектуры и людских фигур, рассыпанных там и сям по золоченому фону, сменит ее «сестра», пока остающаяся дома. А композиция «Гора Фудзи», написанная Кано Танъю, будет заменена парой ширм в похожей манере, но уже от мастера Кано Наонобу, — «Высочайший выезд в Оохара. Поэт Сайгё, любующийся горой Фудзи».

Жесткие требований хранителей сказались и на дизайне Белого зала: бесценная живопись то нежно мерцает в полумраке, то взрывает тьму феерией красок, поражая изысканностью и разноликостью авторской манеры. Витрины выстроились вдоль стен, словно в японском дворике. Вход в него — по дощатым мосткам, которые перекликаются с широкими скамейками, зигзагом установленными в центре зала.

Зрителю предстоит проделать немалую работу, вникая во все нюансы, будь то детали биографии изображенных людей или особенности национального мировоззрения. Но интеллектуальное усилие должно принести радость открытия тем, кто пока мало знаком с искусством Японии.