Чинные музы

Дарья ЕФРЕМОВА

04.04.2018

В Государственном музее А.С. Пушкина проходит выставка «Музы и чины», посвященная русским литераторам XVIII–XIX веков, служившим не только искусству, но и Отечеству — в канцеляриях, департаментах, полках. Для одних мундир — предмет гордости, для других — помеха творчеству.

Стены обтянуты зеленым сукном, на плашках шитье с чиновничьих обшлагов и воротников — атмосфера мира служилой России. Музы в торце зала — резвятся на репродукции с античного барельефа.

В экспозиции представлено более шести десятков персоналий, внушителен и временной охват — от действительного статского советника Александра Сумарокова до доктора уездной больницы Антона Чехова. Множество громких имен: Державин, Лермонтов, Грибоедов, Крылов, Карамзин, Салтыков-Щедрин, Герцен, Тютчев. Еще больше не то чтобы малоизвестных, но в качестве литераторов широкой публике не знакомых: Шишков, Уваров, Панаев, Кокошкин, Шаховской, Нарежный, Мельников-Печерский. Послужные и формулярные списки, «клятвенные обещания», дававшиеся при поступлении в департаменты, прошения об отставке.

«Открывает» выставку, конечно же, Державин. В золоченой раме возрастной портрет периода, когда правитель Олонецкого наместничества заканчивал знаменитую оду «Бог», — о жизни, смерти, диалектике бытия. В витрине мемориальный портфель — с ним министр юстиции ходил на службу, на угол Итальянской улицы и Малой Садовой.

— Создатель «Фелицы» гармонично совмещал увлечение изящной словесностью и официальную карьеру, — рассказывает один из авторов экспозиции, научный сотрудник выставочного отдела Государственного музея А. С. Пушкина Светлана Белихова. — Венец первого пиита России не мешал обрастать чинами: правитель Олонецкого, а затем Тамбовского наместничеств, кабинет-секретарь Екатерины II, президент Коммерц-коллегии, министр юстиции и генерал-прокурор Правительствующего Сената. Служил более чем усердно и этим рвением иногда даже донимал императрицу. Однажды, раздосадованная конфликтами Державина с вышестоящими генерал-губернаторами, она даже напомнила ему, что «чин чина почитает». Посоветовала писать стихи.

Другой интересный литератор и влиятельный государственный чиновник — Иван Дмитриев. Баснописец, поэт, представитель сентиментализма — дослужился до действительного тайного советника, был награжден самыми почетными орденами. Дмитриев способствовал поступлению Пушкина в Царскосельский лицей. И именно ему начинающий баснописец Иван Крылов принес свои первые произведения. Известны стихи Николая Карамзина, посвященные Ивану Ивановичу: «Министр, поэт и друг: я все тремя словами / Об нем для похвалы и зависти сказал. / Прибавлю, что чинов и рифм он не искал, / Но рифмы и чины к нему летели сами!»

Насколько забыто его литературное творчество? Кое-что даже ушло в народ. Например, выражение «мы пахали» — оно из дмитриевской басни «Муха».

Литературный дар не помешал сделать яркую карьеру и Александру Грибоедову. В 1818 году, отказавшись от места в русской миссии в США, он получил назначение на должность секретаря при царском поверенном в делах в Тегеране. И хотя за десять лет службы бывало разное, в качестве дипломата он успел зарекомендовать себя с лучшей стороны. А после подписания Туркманчайского договора, в составлении которого он принимал непосредственное участие, автор «Горя от ума» получил очень серьезное назначение — министром-резидентом в Персию.

«Сыграли деловые качества, обаяние личности и, конечно, настойчивость», — продолжает автор выставки. Опасность миссии понимал прекрасно. «Мало надеюсь на свое умение, и много — на русского Бога. Еще вам доказательство, что у меня государево дело первое и главное, а мои собственные ни в грош не ставлю. Я два месяца как женат, люблю жену без памяти, а между тем бросаю ее здесь одну, чтобы поспешить к шаху», — рассказывал о себе дипломат. Так что «школьное» представление о Грибоедове как об оппозиционере, без пяти минут бунтовщике очень далеки от истины.

Мундиры бывали в тягость. И в радость, как, например, Денису Давыдову, которому посвящены известные пушкинские строки: «Певец-гусар, ты пел биваки, / Раздолье ухарских пиров / И грозную потеху драки, / И завитки своих усов».

Одна из самых грустных историй связана с именем поэта Афанасия Фета, еще в юности лишенного решением духовной консистории фамилии отчима — Шеншин — и, как следствие, потомственного дворянства. Определиться в полк казалось верным способом вернуть утраченные права. Отучившись шесть лет на словесном отделении философского факультета Московского университета, Фет отправился унтер-офицером в Херсонскую губернию. «Повторяю тебе эти мефистофельские слова: я рад, что тебе скверно, потому что мне самому еще, быть может, скверней на душе твоего — и никого кругом, и толчется около меня люд, который, пророни я одно только слово, осмеял бы это слово», — откровенничал поэт с одним из своих корреспондентов.

Дворянство и фамилию удалось вернуть только в 1873 году, на тот момент ему было уже 53. Состоявшийся известный литератор. «Как Фет Вы имели имя, как Шеншин — только фамилию», — недоумевал по поводу всей этой истории Иван Тургенев, ни дворянства, ни имений, ни средств никогда не лишавшийся.

Никакого снисхождения не проявила государственная машина и к юному Евгению Баратынскому. Представитель шляхетского рода, сын генерал-лейтенанта, он учился в Пажеском корпусе, мечтал стать гардемарином. Однако глупая проделка «Общества мстителей», созданного под влиянием «Разбойников» Шиллера (заигравшись, подростки украли из бюро отца одного из соучастников пятьсот рублей и черепаховую табакерку в золотой оправе — ключ дал сам владелец — и накупили сладкого), обернулась исключением из учебного заведения и запретом поступать на любую государственную службу, кроме военной — солдатом. Пришлось идти рядовым в Лейб-гвардии Егерский полк. Потом служил в Финляндии. Так появилась поэма «Эда».

Значительная часть экспозиции посвящена Александру Пушкину, чиновнику, перевернувшему представление о статусе литератора.

Портрет работы Тропинина: Александр Сергеевич в задумчивости расположился у письменного стола, на нем халат. Записки из Южной ссылки, «донесение» про саранчу. Граф Владимир Соллогуб, мемуарист и драматург, отмечавший неуместность на Пушкине мундира царедворца, также замечал, что «для поэта, писателя, музыканта, актера, для люда нечиновного» места в обществе не находилось. «От этого Державин, Жуковский, Дмитриев, Грибоедов, Гнедич, Крылов были чиновниками». Впрочем, выставка «Музы и чины» это «правило» не всегда и подтверждает — многие служили по зову души.


Иллюстрация на анонсе: «Первое свидание Ивана Паскевича с наследником персидского престола Аббас-Мирзою в Дейкаргане 21 ноября 1827 года» (пятый справа — Александр Грибоедов)