Играем Тышлера

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

26.07.2017

ГМИИ им. А.С. Пушкина продолжает традицию, начатую показами произведений меланхоличных Джорджо Моранди и Гарифа Басырова. Проект «Александр Тышлер. Игра и лицедейство», включающий около 150 экспонатов (в основном из переданной музею коллекции вдовы, Флоры Сыркиной), — событие не рядовое. Тышлера выставляют редко: тот же ГМИИ устраивал ретроспективы лишь дважды — в 1966 и 1998 годах. Меж тем художник не уступал в таланте более известным современникам — Фальку и Шагалу.

Исследователей поражает несоответствие бурного темперамента автора и сумрачного настроения его работ. По воспоминаниям, мастер был веселым, беззаботным, насмешливым. С легкостью шел по жизни, ослепительно улыбался, сверкал черными глазами, за которые в детстве прозвали Смородинкой. Порой запутывался в сердечных связях, но дамы его все равно обожали. Он же в ответ рисовал их портреты. На выставке есть раздел, посвященный изображениям прелестниц. Самая любопытная вещь — «Ванда» (1918): одно из ранних ню, созданных художником, нечасто обращавшимся к подобному жанру. Автор наделил чертами ренессансной красавицы подругу-полячку, жившую в Киеве и пропавшую во времена Гражданской войны. Рядом — боттичеллиевский лик первой жены Насти: с булавками и птицами в волосах. Она стала прообразом многочисленных героинь в невероятных шляпках, украшенных свечами, домами и даже кораблями («Океанида»). Картины странные, романтические, из-за них Тышлера причисляли то к формалистам, то к сюрреалистам, то к мистикам.

В творениях живописца действительно присутствует тень незримого. Тонко чувствуя цвет, он не мог похвастаться оптимизмом того же Шагала. Напротив: зритель ощущал кафкианскую грусть, а порой словно оказывался на страницах «Голема» Майринка. Национальная тема для выходца из светской еврейской семьи имела, кстати, большое значение. С огромной любовью Тышлер создает ностальгические образы в произведении «Соседи моего детства» (1965). Много работает для ГОСЕТа (Государственного еврейского театра): оформляет нашумевшую постановку Соломона Михоэлса «Король Лир», эскизы можно увидеть на выставке. Выполненные совершенным штрихом, они вызывают в памяти офорты Рембрандта. Рядом — портреты юных и прекрасных Отелло и Дездемоны, которых исследовательница Вера Чайковская сравнила с Тышлером и Флорой Сыркиной. Наконец, представлены многочисленные изображения Михоэлса — экспрессивные, ветхозаветные, а также Король Лир с коленопреклоненным шутом, в их чертах угадываются режиссер и его сценограф.

Показанные работы совсем не благостны: мастер постоянно балансирует на грани горечи и ликования. Особенно гротескными выглядят два раздела экспозиции: «In memoriam» и «Капричос». Первый посвящен впечатлениям Гражданской войны. Художник ушел на фронт добровольцем, однако, по уверениям Чайковской, не брал в руки оружия, лишь рисовал. В 1920-е Тышлер по свежим следам изображает ужасы махновщины. В 1960-е, в период личностного кризиса, создает аллегорию: солдата, убивающего голубя (1964).

Другой раздел, «Капричос», вобрал в себя разные диковинки: от почти брейгелевских «Радиооктябрин» (1925) до деревянных скульптур, которыми Александр Григорьевич увлекся, работая в театре. Вытянутые в длину, они напоминают одновременно и глиняные свистульки, и скифских баб. А заодно намекают на профессию предков автора — столяров.

Дар Тышлера не до конца осознавался современниками; не всегда ценят его и потомки. Между тем в минувшем столетии мало кто мог похвастаться столь ажурным, по-восточному богатым и в то же время изысканным рисунком. И хотя на выставке нет некоторых знаковых работ, например автопортретов или знаменитого изображения Лили Брик, посетить ее стоит. Чтобы заново открыть для себя художника — странного, непонятного, переменчивого.