Град Святого Антонио

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

24.05.2017

В Московском музее современного искусства представили первую в России ретроспективу Антонио Гауди. В этом году мир отмечает 165-летие со дня рождения эксцентричного зодчего, превратившего Барселону в один из туристических центров Европы. 

Его причудливые творения стали архитектурной доминантой каталонской столицы: это касается не только парящего над городом храма Святого Семейства (вечную стройку обещают завершить к 2026-му), но и зданий, возведенных в районе Эшампле, и, конечно, знаменитого парка Гуэля. Куда меньше повезло другому фантазеру и волшебнику — родившемуся почти на век позже Фриденсрайху Хундертвассеру. Его разноцветный дом, где нет пары одинаковых окон, растворился в облике Вены — торжественной и пышной, словно взбитые сливки. Барселона же на рубеже XIX–XX веков оказалась открыта к экспериментам и охотно приняла безумства Гауди.

Свою роль сыграл счастливый случай: в 1878 году на парижской выставке архитектор познакомился с магнатом Эусеби Гуэлем, ставшим его меценатом и ангелом-хранителем. Получив самое важное для творца — свободу, а также финансовую поддержку, Гауди разработал фирменный стиль. О его почерке писали немало: изгибающиеся линии, растительные и животные мотивы — все это зодчий позаимствовал у популярного тогда ар-нуво. При этом он выступил и как провидец. Во-первых, Гауди работал тотально, продумывая каждую мелочь — от декора крыши до дверных ручек и узора паркета. Во-вторых, уже тогда — задолго до находок Ле Корбюзье — задумывался об эргономичности: создавая знаменитую длинную скамью в парке Гуэля, усадил на цемент рабочего, чтобы потом точно воспроизвести все изгибы тела. 

На выставке можно увидеть несколько образцов мебели из дома Батльо, чей фасад словно «украшен» костями и черепами. В том числе — оригинальные стулья, возможно, «знавшие» самого архитектора. Впрочем, хватает и копий. Добрую часть экспозиции составляют гипсовые модели зданий, а также чертежи, выполненные уже после смерти Гауди. Мастер с детства страдал ревматизмом и редко притрагивался к бумаге и чернилам, отдавая предпочтение объемным моделям будущих построек. В одном из залов воспроизведен так называемый подвесной макет — конструкция из веревок, стали и свинца, висящая «вверх ногами» и отраженная в расположенном на полу зеркале. «Зеркальный» вариант дает представление о том, что именно хотел возвести зодчий. Подобным способом он работал над обликом многих строений, демонстрируя особую логику и свой взгляд.

В целом московская выставка — для тех, кто хорошо знаком с наследием Гауди: был в Барселоне, бродил под сводами Саграды Фамилии, похожими на чудесный лес, гладил разноцветную керамическую саламандру в парке Гуэля. Погружение в его творчество напоминает путешествие по сказочной вселенной. Следование интуиции, доверие к природе, отказ от сухого расчета — вот, что определяло методы каталонца. Он был насквозь патриотичным: с испанским королем, по слухам, разговаривал на каталанском, а на керамической плитке для дома Висенс изображал местные цветы — росшие неподалеку бархатцы. Организаторы честно попытались объяснить феномен архитектора с помощью документов и артефактов. Ценная возможность — подсмотреть за его работой. Например, есть фотография из мастерской: натурщик изображает Сына Божия для распятия, предназначавшегося в капеллу дома Батльо. Весьма неканоничное по облику, оно представлено здесь же, на стенде (скульптор Карлес Мани).

Однако, как и любое чудо, творчество Гауди до конца не поддается рациональному разбору. Почему полжизни он был франтом и мало заботился о загробном мире, а потом вдруг превратился в глубоко религиозного аскета? Не боялся ли затевать постройку храма Святого Семейства, понимая, что его создание растянется на десятилетия и довершать придется другим? Одинокий и закрытый, он стал еще менее понятным после смерти, постепенно превратившись в миф, который оказался куда сильнее легенды Пабло Пикассо, тоже оставившего след в истории Барселоны. Последний получил от потомков музей, а Гауди... Ему принадлежит весь город.