Лодка как предчувствие

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

21.04.2017

В галерее Artstory представили проект Марии Кулагиной «В одной лодке». Публике показали необычные экспонаты: масштабные рельефы из проволоки, зеркал, гипса, картона, старых газет. 

Как признается сама художница, их создание — дело трудоемкое: «Вот если был бы помощник, еще одни руки...» Другая особенность произведений Кулагиной состоит в том, что их нужно обязательно смотреть вживую, как точно заметила в каталоге Оксана Воронина, научный сотрудник Московского музея современного искусства. Сделанные на стыке живописи, графики и скульптуры, они с трудом поддаются переводу в двумерное пространство и просто «теряются» на фотографии.

Самое легкое объяснение тяге к формальным экспериментам — генетическое: дедушкой Марии Кулагиной является известный конструктивист Густав Клуцис. Латышский мастер, родившийся на излете XIX века, горячо поддерживал образование советского государства. В новой исторической реальности, давшей дополнительный стимул развитию авангарда, Клуцис оказался востребованным автором. В частности, стал одним из родоначальников искусства фотомонтажа: вместе с женой Валентиной Кулагиной, тоже художницей, не раз участвовал в выставках, демонстрируя работы, которые теперь считаются выдающимися образцами плаката 1920–1930-х. Кроме того, подобно остальным конструктивистам, Густав Густавович относился к творчеству как к инструменту изменения действительности: проектировал складные киоски, рекламу на вращающихся лопастях и причудливые «радиоораторы». Фантазировал с разными материалами, варил асфальт. Творил абстрактные композиции вроде «Динамического города». И все время стремился очутиться за пределами двух измерений, доступных бумажному листу или коллажу.

Мария Кулагина начала путь именно оттуда, где остановился ее знаменитый дед: от живописи и плоских рельефов она постепенно пришла к почти скульптурным изображениям. В этих работах разные виды искусств удачно дополняют друг друга: скажем, проволока продолжает линию штриха и помогает ей выйти за пределы плоскости. Однако настроение совсем иное: никакой декларативности, желания изменить окружающую реальность. Скорее, своеобразное «тихое делание»: внимательное вглядывание и вчувствование в себя (недаром в некоторых вещах присутствуют зеркала), позволяющее сквозь душу — как призму — увидеть весь мир. Конечно, это не самая оптимистичная вселенная и в то же время не депрессивно-горькая: здесь меланхолия смешивается со стоическим принятием происходящего, почти смирением. В подобном чувстве немало мудрости: так, сделанная из оргалита и гипса «Прощальная симфония» (2000), отсылает не только к сочинению Гайдна, в финале которого звучит медленная часть и музыканты по очереди покидают сцену. Композиция Кулагиной родилась под влиянием вполне конкретного события: «Однажды два застолья — день рождения и прощание — случились в один вечер». Отмеченная амбивалентность созвучна мифологическому восприятию действительности, когда умирание и появление новой жизни тесно связаны — подобно тому, как из зерна, упавшего в землю, появляются молодые всходы...

Другой факт — волна беженцев, захлестнувшая Европу, — привел к созданию работы «В одной лодке» (2016), центральной вещи, давшей название экспозиции. Впрочем, не стоит искать геополитические смыслы: скорее, уместны культурологические аллюзии. От путешествия в Аид, царство мертвых, откуда нет возврата, до спасения в Ноевом ковчеге, причем интерпретацию каждый может выбрать по собственному вкусу.

Порой произведения рождаются из какой-то мелочи: «Иногда видишь, как руки скрещиваются и свет падает — и вот возникает мысль». На выставке, кстати, находится прямая рифма к этому рассказу: «Портрет с руками» (2005). Но еще больше композиций сохраняют загадочность и недосказанность: герои «Лавирующих в потоке» (2016), уворачивающиеся от грубой действительности, как от бревен, способных нанести тяжелые увечья; «Окно» (2012–2013), панорамный вид на город, «разбитый» на множество мелких окошечек; монументальное «Созидание» (2007), где пилят, таскают балки, забивают гвозди. Правда, у последней работы все же есть случай-предшественник. Художница вспоминает, как в начале нулевых рядом с мастерской на Арбате вырос новый дом, перекрывший свет: «Но сам процесс строительства был виден как на ладони, был прекрасен  — со всей древней силой и мощью, грубостью, слаженностью — просто завораживал».

По духу это совершенно некоммерческие произведения. Кулагина признается: «...Работаю (как и большинство художников) «для себя» — без денег и не на заказ». Однако у бескомпромиссных арт-объектов есть поклонники: необычные рельефы хранятся в частных собраниях, а также в Государственном Русском музее, Московском музее современного искусства, Томском областном художественном музее... Их сила — в умении погрузить зрителя сразу в несколько измерений и дать почувствовать, что он — вместе со всем человечеством — в одной лодке: среди океана радости и страданий.