Ухищрения Европы
09.03.2017
В ГМИИ им. А.С. Пушкина представили проект «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945–1968». Он стал третьей «частью» фестиваля «Оттепель», охватившего столицу с конца прошлого года. Изначально, правда, детище кураторов Петера Вайбеля и Экхарта Гиллена задумывалось как независимая экспозиция. Ее презентовали в брюссельском Центре изящных искусств BOZAR и Центре искусства и медиа ZKM в Карлсруэ и лишь затем в адаптированном (стараниями команды ГМИИ) виде привезли в Москву.
По отношению к недавно открывшейся выставке на Крымском Валу «Оттепель» выглядит своеобразным «Другим». Показан послевоенный период глазами западной арт-общественности — с редкими вкраплениями наших художников, включенных либо для контраста (как жизнерадостный Дейнека), либо наоборот, чтобы подчеркнуть: многие идеи были общими, буквально носились в воздухе. Проект если не объясняет феномен оттепели, то демонстрирует культурный контекст, с которым советские мастера нередко были знакомы.
Западный мир прожил отрезок с 1945-го по 1968-й, пытаясь переосмыслить травматичный опыт Второй мировой, перепахавшей Европу. Немец Герхард Маркс создает скульптуру поникшего Прометея, и подобный образ может трактоваться как спор с вдохновлявшимся античностью Третьим рейхом. А заодно — в качестве наглядного изображения чувства вины, испытываемого целой нацией. Из той же серии работа Вилли Зитте: кошмарные впечатления о службе в вермахте. Его «Резня» (1959) — это лежащие вповалку тела мирных жителей, рядом с ними устроили перекур немецкие солдаты, позирующие фотографу. В картине воплотился реальный опыт автора: во время наступления на СССР в одном из городков он увидел людей, убитых буквально за обеденным столом.
Выставка рассказывает и о попытках забыть прошлое, а также — о стремлении художников воспрепятствовать этому. Быстрый экономический рост сглаживал страшные воспоминания, что всерьез беспокоило некоторых мастеров. Так, Георг Базелиц в гротескной картине «Разные знаки» изображает представителя «потерянного поколения»: вялого, апатичного, пережившего крах идеологии и окончательно запутавшегося.
При этом кураторы постарались предъявить европейский опыт, не прибегая к делению на «черное» и «белое». Исчезла и привычная дихотомия «абстрактное» — «фигуративное»: первую часть оппозиции обычно отождествляют с западным искусством XX века, последнюю — с советским, однако подобные представления легко опровергнуть. Например, в Европе получили распространение реалистические тенденции. Правда, они обнаруживаются в совершенно разнородных вещах — от гэдээровских работ, порой саркастичных, до физиологических «очерков» Люсьена Фрейда.
Другим «ответом» абстракции стали «новые реализмы», в основном составленные из материальных предметов. Скажем, француз Арман создал композицию из вилок и оргстекла, а его соотечественник Реймонд Хайнс — из фрагментов бумажных афиш. В попытке отвлечься от социальных проблем (в частности, начавшейся «холодной войны»), а также найти новый визуальный язык западное искусство даже пережило «обнуление»: в отдельном зале представлены оптические эксперименты — от разноцветных пикселей до черных полосок на холсте. Иные мастера, вроде Тадеуша Кантора и Эрика Булатова, несмотря ни на что, оставались верны абстракции. А некоторые — как Пикассо, автор мрачного произведения «Резня в Корее» (1951), — всеми средствами боролись за мир.
Каков же итог масштабного (около 200 работ) смотра? Европейское арт-пространство времен советской оттепели выглядит куда менее оптимистичным, чем творения советских авторов, даже неофициальных. Интерпретации исторических событий тоже далеко не всегда совпадают. И все равно: в полотнах западных художников часто обнаруживаются основополагающие темы. В первую очередь христианская проблематика, которая дана в разных аспектах: от эскиза к картине с изображением распятого Христа, созданного Грэхемом Сазерлендом для церкви Святого Матфея в Нортгемптоне (1946), до светящегося креста в центральной части триптиха Отто Гёца — протеста против ядерной угрозы (1958). Вопреки отчаянным попыткам «обнулить» искусство, западные мастера так и не смогли забыть о вечности.
