Житейские воззрения Моримуры
03.02.2017
В залах ГМИИ им. А.С. Пушкина появились новые «резиденты»: стены Галереи искусства стран Европы и Америки украсили «снимки» Ван Гога, Дюрера и Рембрандта, рядом с офортами Гойи и Дали разместились их фотографические дубли. Все это — творения японского художника Ясумасы Моримуры. Его «История автопортрета» — личный экскурс в мировое изобразительное искусство, предпринятый с обезоруживающей лихостью и в то же время с педантичным упорством.
Гость из Страны восходящего солнца работает в жанре апроприации: присваивает образы героев известных картин. Нередко трудится в одиночку, особенно когда дело касается автопортретов, преобладающих на московской выставке. Вот, скажем, изображение Дюрера — торжественное, фронтальное, вызывающее ассоциации с ликом Христа (оригинал хранится в Мюнхенской пинакотеке). На лбу автора, облачившегося в костюм знаменитого живописца и нацепившего парик, — специальная накладка, удлиняющая лицо. На щеках — тональный крем, губы обведены помадой. Пальцы — такие же тонкие и изящные, как у нюрнбергского художника, — придерживают воротник. Хотя Моримура не слишком стремится к правдоподобию. Не заглаживает в фоторедакторе следы жирного грима вокруг фальшивого носа на «автопортрете» Рембрандта. Позволяет публике полюбоваться приклеенным лбом Дюрера. Печатает работы в таком хорошем разрешении, что невозможно не заметить сетку рыжеволосого парика Ван Гога — неуловимо похожего на актера Джареда Лето. В «Медузе Горгоне» (Караваджо) тело художника, небрежно покрытое зеленой краской, тоже не назовешь замаскированным: незакрашенные участки то и дело попадают в кадр, а кровь на шее и вовсе выглядит как бахрома.
Подобная «незаконченность» — принципиальная позиция мастера, позволяющая претендовать на место в музеях и галереях. Сделай он шаг в сторону красивой картинки, заретушируй грим — и весь проект скатился бы в китч. Моримура же хочет считаться серьезным автором (несмотря на то, что часть снимков висит в зале с ироничной надписью «Когда я ничего не знал об истории искусства»), а потому сохраняет дистанцию между собой и героями, оживляя представления о маске и античном театре.
Для более сложных фотографий японцу требовалась целая команда — когда приходилось изображать сразу несколько персонажей. Реконструируя «Менины» Веласкеса, Моримура потратил уйму времени на проработку исторических деталей. На одном из кадров герои испанца, шагнувшие из рамы в прохладный зал «Прадо», повернулись к зрителям спиной. Понадобилось узнать все подробности придворных нарядов XVII века, чтобы не допустить ошибок. Кстати, сама серия — любопытные рассуждения на тему границы между искусством и реальностью. Персонажи, созданные Диего Веласкесом и «воспроизведенные» японцем, сменяют друг друга: первые оказываются в музее, а последние занимают их место на картине.
Однако Моримура не ограничивается классиками живописи. Отдельный зал посвящен Фриде Кало — здесь выставлены цветочные тондо. Подобные круглые изображения можно найти у самой художницы — например, натюрморт с фруктами (1942). На открытии экспозиции публике настойчиво рекомендовали послушать «монологи» героев фотографий, выполненных Моримурой:
— Эти исповеди — чистый вымысел, который родился у меня в процессе работы над произведениями, — заявил герой вернисажа. — И одновременно — попытка истолковать историю искусства.
Подобное «вчувствование» выглядит не бесспорным, но забавным. Вот та же Кало рассказывает, как она пыталась найти свою нишу. Для этого пришлось сотворить личный миф, а точнее — позиционировать себя на арт-рынке. «Фишкой» стали мексиканское происхождение и искалеченное здоровье. Еще одна культовая фигура XX века, Энди Уорхол, появляется на выставке в видеоролике. Надев висящие на стене наушники, можно насладиться исповедью: как он понял, что в современном обществе смерть стала продуктом (подобно стиральному порошку Brillo), и решил превратить ее, а заодно и себя в искусство. «Я создал искусство смерти — себя самого», — говорит «Уорхол», а зритель может вспомнить о болезненной ипохондрии реального Энди, пережившего покушение и умершего после несложной операции по удалению желчного пузыря.
Заманчиво познакомиться с монологами и других героев — скажем, Вермеера. На пресс-конференции Моримура усилил интригу, заявив, что узнать, как не оставивший автопортретов голландец попал в экспозицию, можно, лишь прослушав аудиозапись. К сожалению, наушники около нужной фотографии молчали — технический дефект, наверняка исправленный позднее. Впрочем, это не так уж страшно: рефлексия на тему классиков, среди которых есть и да Винчи, и Магритт, и Дали с Галой, — оказалась интересна сама по себе. А неясное отношение художника к показанному им косплею (несмотря на дистанцию, здесь нет безудержной иронии) лишь подогревало всеобщее любопытство.
