Двое: я и моя тень
06.07.2016
В Санкт-Петербурге открылась необычная выставка «Моё я. Автопортрет в собрании Русского музея». С одной стороны, этот проект — наглядный курс истории искусств. Зрителям показывают, как в течение нескольких столетий — от XVIII века до нынешнего времени — преображались техники и стили. С другой — можно проследить эволюцию статуса художника в обществе. И хотя многие исследователи не любят вульгарной социологии, наблюдать через картины, как менялось положение живописцев, очень любопытно.
Ранние европейские автопортреты создавались ремесленниками. Эти люди, дорожившие цеховой принадлежностью, были мастерами на службе у высокородных господ. Позже пришло понимание, что ты из ничего, лишь красок и холста, можешь сотворить что-то волшебное. Среди первых знаменитых опытов — «Портрет четы Арнольфини» Яна Ван Эйка (1434). В выпуклом зеркале за спиной героев отражаются небольшие фигурки, одна из которых, как считают специалисты, — сам художник.
Через два века в зенит славы вошел Рембрандт, оставивший множество автопортретов (сохранилось около 30). Их отличает попытка передать душевное состояние: мастер хохочет, корчит гримасы, выражает сильную боль или удивление (складывая губы уточкой — точь-в-точь как нынешние школьницы, позирующие для селфи). В ту же эпоху Диего Веласкес написал знаменитые «Менины» (1656), где запечатлел себя в окружении инфанты и ее свиты. Одни исследователи видят здесь довольного судьбой придворного живописца, другие — несчастного творца, запертого в золотой клетке.
На русской почве этот жанр получил популярность с распространением светского искусства. Скажем, на картине Андрея Матвеева мы видим художника с женой в красивых одеждах — похожих на знатных особ (1729?). В XIX веке наступило время романтизма, когда каждый мэтр чувствовал себя гением, не понятым толпой, — эпоха драматичных работ, например, автопортретов Карла Брюллова.
Передвижники уделяли мало внимания собственной индивидуальности — их больше заботили общественные дела. А вот на рубеже XIX–XX веков благодаря Аристарху Лентулову, Натану Альтману и Зинаиде Серебряковой автопортрет обрел второе дыхание. Поиски себя живописцы продолжили и в советские годы, о чем свидетельствует работа Кузьмы Петрова-Водкина (1918). Интерес к теме то затухал, как в военное время, то вновь возникал — в частности, в творчестве представителей «сурового стиля». Не исчез он и в начале XXI века. Пожалуй, несмотря на веру философов в гибель творца и торжество скриптора, здесь еще рано ставить точку.
