Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

22.04.2016

В ГМИИ им. А.С. Пушкина проходит выставка «Олимпия» Эдуарда Мане из собрания музея д’Орсе». Приезд картины в Москву стал громким событием: знаменитое произведение до этого лишь раз покидало стены французского музея.

А ведь еще 150 лет назад демонстрация полотна вызвала негодование публики, угрожавшей его уничтожить. Сегодняшним зрителям страсти вокруг шедевра Мане непонятны. Между тем «Олимпия» считается предвестником эстетической революции. В середине XIX века романтизм еще не успел сойти на нет: зрители обожали эффектных героев Делакруа. При этом сам создатель «Свободы на баррикадах» приветствовал новые течения: он единственный, кто в 1859 году поддержал Мане, желавшего участвовать в Парижском салоне — главной ежегодной выставке. Остальные, включая учителя Эдуарда Тома Кутюра, выступили против.

Автор «Олимпии» вошел в историю как неоднозначная фигура. С одной стороны, увлекаясь немыслимыми цветовыми сочетаниями (например, «Чтение» 1868 года играет всевозможными оттенками желтого-зеленого-голубого), он стал предтечей импрессионистов. С другой, несмотря на дружбу с Бодлером, художник не хотел попасть в компанию отверженных. Франт и щеголь, Мане держался подальше от заведений, где коротали время его богемные приятели. Стремление стать участником Салона было частью тщеславного плана: заставить общество признать его наравне с прославленными живописцами. В итоге упорство победило. В 1882 году, уже смертельно больной, мастер был награжден орденом Почетного легиона.

Одним из самых грандиозных скандалов в его карьере стал показ «Олимпии». Мане написал картину в 1863 году, но решился предъявить публике лишь два года спустя, догадываясь, что она произведет эффект разорвавшейся бомбы. Он уже сталкивался с агрессией зрителей, не принявших «Завтрак на траве» (1862–1863): публику смутила не нагота женщины, а то, что вся сцена выглядела отчетливо бытовой. Одно дело богини, ненадолго спустившиеся на грешную землю, и другое — девушка, скинувшая платье и фривольно беседующая с мужчинами, одетыми в современные, а не исторические костюмы. В барышне небезосновательно заподозрили не нимфу, но даму полусвета. 

Аналогичная судьба ждала и «Олимпию». Мане, увлеченный старыми мастерами, обратился к Джорджоне («Спящая Венера», 1510) и Тициану («Венера Урбинская», 1538). Французскому художнику позировала его подруга — натурщица Викторина Мёран, рыжеволосая бестия, встречающаяся на многих полотнах Эдуарда: то в облике уличной певицы, поедающей вишни, то в образе благопристойной матери. Здесь она предстает юной лореткой. В волосах — цветок, домашние туфли на каблуках. На шее — кокетливо завязанная бархотка, правая рука украшена браслетом, левая лежит на бедрах. В ее позе нет стыдливости и желания прикрыть наготу. Наоборот: взгляд, направленный на зрителя, свидетельствует о решительности — будто живописец предвидел наступление века эмансипации. Олимпия (имя позаимствовано у куртизанки из романа Дюма-младшего «Дама с камелиями») намекает: будет по-моему.

— У этой нагловатой девчонки огромное чувство собственного достоинства, — рассказала президент ГМИИ им. А.С. Пушкина Ирина Антонова. — Она занимается презренным ремеслом, но при этом не чувствует себя униженной и оскорбленной. Перед нами независимая персона, которая говорит: захочу — будет «да», захочу — «нет».

В картине француза много иронии. Например, вместо свернувшейся калачиком собачки, символизирующей домашний уют (как у Тициана), изображен шипящий, выгнувший спину черный кот. Он защищает Олимпию, словно рыцарь, и одновременно отсылает к инфернальной теме. Освобождение женщины, превращение ее из Прекрасной дамы в объект вожделения, насмешка над чересчур серьезным отношением к этим проблемам — все смешалось в работе Мане.

ГМИИ показал французскую гостью в достойном окружении, представив краткий курс истории искусств. Привезенное полотно соседствует со статуей Афродиты Книдской, образцом древнегреческой красоты (слепок). Рядом — картина Джулиано Романо «Дама за туалетом, или Форнарина» (начало 1520-х): обнаженная героиня являет собой античный идеал, пропущенный сквозь гуманистические представления Ренессанса. И, наконец, полотно Поля Гогена «Королева (жена короля)» (1895), изображающее смуглую таитянскую богиню: взгляд европейца на экзотический мир. 

По словам Ирины Антоновой, до последнего также ждали из Петербурга «Данаю» Тициана, однако, когда уже были написаны тексты для буклета, Государственный Эрмитаж ответил отказом: реставраторы посчитали, что произведение слишком хрупкое. «Оно уже лет 200 хранится там, неужели только сейчас обнаружили?» — с легким недоумением заметила Ирина Александровна. Тем не менее выставка состоялась, а легкий скандальный флер лишь добавил событию пикантности.