Кто НЭП грядущий нам готовит?

Петр АКОПОВ

26.05.2016

Заседание президиума Экономического совета при президенте, состоявшееся 25 мая, рассматривалось чуть ли не как решающее поле битвы между монетаристами Кудрина и дирижистами Глазьева. Однако действительность одновременно и проще, и сложнее — России нужна новая экономическая политика. И Владимир Путин фактически анонсировал ее разработку в течение ближайших полутора лет.

К выборам 2018-го президент хочет иметь внятную экономическую стратегию развития страны. Формально речь идет о периоде до 2025 года, но в реальности обсуждается более длительная перспектива — на ближайшие полтора-два десятилетия. О чем же спор?

Все понимают, что нынешняя модель себя исчерпала хотя бы потому, что создавалась как переходная, вытягивающая страну из 90-х. Сырьевая экономика не плоха и не хороша сама по себе — точно так же государственное регулирование и огромная роль госкорпораций могут нести как пользу, так и вред. Все зависит от конкретных людей, занимающих ключевые посты, причем не только в госсекторе и правительстве, но и в крупном частном бизнесе. От их представлений о роли России и о своих собственных интересах. Пока у нас заправляли временщики и олигархи-космополиты, никакие, даже самые правильные, программы не могли бы вытащить страну из кризиса — элита была нацелена лишь на раздел госсобственности и включение России в качестве младшего партнера в западную экономическую реальность. И это в лучшем случае, в худшем же — банальное паразитирование с последующим вывозом капитала и переездом на ПМЖ в какой-нибудь Лондон. 

После прихода к власти государственников в лице «питерских чекистов» произошло возвращение центру командных позиций в экономике — правда, в том числе и за счет возвышения госмонополий, сочетавших в себе ориентацию на развитие страны с бизнес-схемами, завязанными на личное укрепление. Все это вполне совмещалось в головах одних и тех же людей — просто потому, что уже не было «чистых рук и горячих сердец», а были насмотревшиеся на лихие 90-е службисты, считавшие, что за наполнение бюджета и наведение порядка в народном хозяйстве им тоже полагаются бонусы. Путина такая схема вряд ли устраивала, но он понимал, что нельзя перескочить через данный «классический» этап собирания и восстановления управляемости. 

Когда этот период в конце нулевых завершился, выяснилось, что немалая часть новой элиты не хочет ничего менять — временную схему они захотели сделать постоянной, с наследственной передачей кормлений и должностей. Да и от вписывания в «золотой миллиард» не собирались отказываться — на Западе как дома чувствовали себя не только олигархи, но и многие чиновники. Мешали этому два нюанса — русский народ и сам Владимир Путин, которого, впрочем, попытались остановить в ходе акций на Болотной. 

Возвращение Путина в Кремль в 2012-м, конфликт с США и падение цен на нефть поставили крест на старой схеме. Необходимость новой экономической модели стала очевидна всем, кто заинтересован в развитии Отечества. Начали искать точки роста — инфраструктура, ВПК, сельское хозяйство, новые технологии, но быстро уперлись в извечный спор монетаристов-рыночников и дирижистов-государственников. Тех, кто считает, что главная цель власти состоит в обеспечении прозрачных условий для бизнеса, балансировке бюджета, борьбе с инфляцией и приспособлении к законам мировой (то есть англосаксонской) экономики, — и тех, кто настаивает на том, что только государство может быть источником крупных инвестиций, что большие деньги всегда будут наднациональными, а значит, непатриотичными, что в мире разворачивается не просто глобальный кризис, а происходит процесс смены правил и укладов.

Идеологический, мировоззренческий конфликт не сводится к простому противостоянию либералов и коммунистов (потому что крайних точек зрения: с одной стороны, «государство — ночной сторож», с другой — «нужно ликвидировать частную собственность на все, что крупнее магазина», придерживается все-таки небольшая часть общества). Тем более не сводится он и к личному спору Кудрина с Глазьевым. Речь идет о поиске новой экономической модели — не социализм, не свободный рынок, не госкапитализм. 

В России всегда двигателем хозяйственного роста было государство, направлявшее общие усилия в нужное русло, но при этом и частная собственность, личная или коллективная, общинная, кооперативная — все ее разновидности могли работать на общее благо. Делать основную ставку на внешние источники кредитования для России уж точно бессмысленно — об этом свидетельствует не только наш исторический опыт столетней и двадцатилетней давности, не только нынешнее положение дел в мире, но и сама огромность нашей страны, по определению являющейся конкурентом для иных главных игроков. Опора на внутренние резервы и ресурсы — источник нашей силы и самостоятельности. Если Россия не сможет стать самодостаточной, причем с учетом всех ошибок предшествовавших периодов, то нас в XXI веке просто сомнут. 

Трудно предсказать, сколько времени потребуется для выработки новой экономической модели, но то, что на нее есть спрос и что именно в ответах на главные вопросы нуждается русское общество, — это точно. 

Путин вроде бы не ставит сейчас перед Экономическим советом столь масштабных задач. Наоборот, он, казалось бы, говорит о чистом утилитаризме, призывая «уйти от идеологических предпочтений, не замыкаться в рамках тех или иных теоретических концепций и построений, а руководствоваться прагматическими подходами, сосредоточиться на выработке реалистичных и объективных решений». Но это потому, что ему нужны конкретные планы действий в случае реализации той или иной стратегии развития — чтобы воплощение непродуманных абстрактных идей не привело к хаосу, как это случилось в период горбачевской «перестройки». Важно, что Путин говорит о необходимости заглянуть за горизонт, обратиться к вопросам стратегического характера. И понятно, что рассуждать об этом без определения основных принципов социально-экономической модели будущей России просто не получится.