Алексей ЗВЕРЕВ, Таллин

19.09.2014

Семен Семенович ШКОЛЬНИКОВ — личность легендарная. Лауреат трех Сталинских премий, один из двух ныне остающихся с нами (увы, время неумолимо) кинооператоров Великой Отечественной. В 1946-м его судьба сделала крутой поворот. Во время съемок в Прибалтике он влюбился в эстонскую балерину, молодые поселились в Таллине. Сегодня, незадолго до 97-летия, ветеран военного кинематографа по-прежнему в строю: охотно встречается с молодежью, рассказывая о минувшей войне. В Эстонии, где сильны антисоветские настроения, это наиважнейшая миссия. 

Военные кинооператоры появились при Красной Армии еще в «гражданку» («Вот пуля пролетела и ага...»), но до осени 1942 года их положение оставалось неопределенным. Не было ни званий, ни знаков различия. Из остатков им выдавалось нехитрое обмундирование. Бывало, что к милицейским штанам, к примеру, доставались брезентовые сапоги, пехотная гимнастерка да фуражка танкиста. «По такой вот сборной солянке нас сразу всегда и узнавали», — улыбается Семен Семенович. Но зато, узнав, относились очень уважительно, причем не только бойцы и младший комсостав, бери выше.

— Портянки наматывать меня первый конный маршал научил, — вспоминает Школьников. — Дело было на маневрах в Подмосковье, накануне Великой Отечественной. Я ждал высадки десанта, установил камеру на штатив. Слышу, скрип тормозов, оборачиваюсь, делаю несколько шагов, замираю навытяжку. Из машины выходит Буденный, смотрит на меня и спрашивает: «Что хромаешь, портянки? Давай, научу». Присел, положил мою ногу себе на колени, расправил портянку и ловко ее обмотал. «Все понял? Теперь сам». Я так засмущался, что не смог. В итоге он и вторую ногу мне обмотал. 

...Престижный таллинский район Кадриорг. Мы сидим в светлой уютной квартире, завешанной фотографиями, — за мгновения перед глазами проходит прошлое. Семен Семенович говорит медленно, порой надолго замолкает. В эти моменты невозможно оторваться от его глубоких и добрых глаз, какие бывают только у стариков, повидавших на десять жизней.

Его боевой путь начался без малого 75 лет назад, осенью 1939-го. Всех наиболее шустрых операторов из Москвы и Ленинграда тогда свозили на Карельский перешеек, где готовилось освобождение Финляндии от капиталистов, которое и следовало запечатлеть для истории.  

— Вышло так, что самые первые кадры на финской земле снимал я, но произошло это по чистой случайности. У моих коллег были американские автоматические камеры «Аймо», у меня же устаревшая французская «Анри Дебри», где надо было крутить ручку. Зато в темноте при съемке неподвижных предметов это давало преимущество. Поскольку была пасмурная погода, а снимать надо было внутреннее убранство захваченной погранзаставы, отправили меня. 

Спустя несколько часов 21-летний Школьников принял боевое крещение. Свой громоздкий аппарат он установил за башней танка Т-24, сам уселся сзади: боевая машина вырвалась на простор, а он тянулся наверх и крутил ручку. В какой-то момент танк наскочил на некое подобие ежа, и наш герой, вместе с камерой совершив кульбит, оказался в снегу. Отделавшись ушибами, Семен на следующий же день принял участие в новом наступлении. 

— Позиции сторон находились в лесу, между ними раскинулось поле, которое предстояло преодолеть нашим солдатам. Посередине я высмотрел лощинку. Смекнув, что это шанс заснять, как красноармейцы подымаются в атаку, спереди, минут за сорок до артподготовки пополз к ней. Ползу, а вокруг свист. Сперва думал, мыши так посвистывают под снегом, но это били «кукушки» — финские снайперы. Несколько раз притворялся мертвым. Наконец, дополз, расположился, выставил диафрагму, жду, но атаки все нет. Через час снял полушубок и обернул им камеру. Часа через три только ухнули пушки. И вот уже наши бегут прямо на меня с криками «Ура!». Пробегают мимо: кто в валенках, кто в сапогах — вот уже только ноги остаются у меня в кадре. Разворачиваюсь, начинаю снимать им в спину, встаю, бегу что есть мочи, чтобы не отстать. Бегу, а передо мной бойцы один за другим падают — кто влево, кто вправо, кто убитый, кто раненый. Этот момент я всегда вспоминаю, если вдруг слышу фразу «Он идет по трупам».

…Немецкое нападение застало юношу, когда он, согласно закону о всеобщей воинской обязанности, служил в армии, на границе с Румынией. В июне 41-го принял первые бои, был назначен командиром взвода разведчиков, участвовал в отступлении, которое, кстати, на украинском театре было не паническим бегством, как пишут лжеисторики, а классическим выравниванием линии фронта, глубоко вспаханной неожиданным нападением гораздо севернее, в Белоруссии. «И месяца не провоевал, 13 июля получил ранение в грудь». Оклемался, вернулся в строй, бил фрицев. Почти через год, 5 июля 1942-го, в боях под Ржевом зацепило снова. На этот раз серьезно пострадала рука. Кроме того, осколок пробил ремень и повредил живот. 

— Я уже выздоравливал, когда в Кремле решили формировать группы военных операторов. Все фронты и госпитали получили указание направлять в Москву бывших киношников независимо от звания и занимаемой должности. Моей радости не было предела — быть полезным своей Родине на том поприще, где за собой чувствуешь высокий профессионализм, что может быть важнее? Главврач упрашивал меня полежать еще недельки две, но я ничего не хотел слышать: поеду немедля! Я прибыл на ЦСДФ, получил звание инженер-капитана, камеру «Аймо» и был направлен на Калининский фронт. 

Надо сказать, одна из первых же съемок Школьникова на передовой окончилась конфузом, который имел далеко идущие последствия. Накануне Нового года вместе со своим напарником, Николаем Быковым, наш герой решил проявить смекалку в духе «Крокодила». Для праздничной кинохроники друзья придумали такой сюжет: артиллеристы забивают в пушку снаряд, подписанный: «С Новым годом!», посылают его в сторону вражеских позиций, слышится взрыв, а затем в кадре появляется елка, на которой вместо игрушек развешаны куски немецкой униформы. 

Начальство юмора не оценило — из Москвы пришла гневная отповедь, мол, это не имеет ничего общего с фронтовым репортажем. Желая реабилитироваться, напарники решительно затребовали настоящего дела. На Ржевском направлении в начале 43-го было тихо, однако настойчивость довела Школьникова и Быкова до самого комфронта, генерал-полковника Пуркаева. Тот, недолго думая, распорядился забросить молодежь в немецкий тыл, к партизанам. Кстати, работать кинооператоры предпочитали в паре: так надежнее и эффективнее. Один ранен, другой вытащит, убит — похоронит, можно было снимать попеременно или с двух точек. 

— Ведь фронтовая съемка в годы Великой Отечественной еще очень сильно зависела от несовершенства техники. Скажем, снимаю партизанскую операцию по подрыву моста. Если запечатлел, как снайпер убрал часового, а партизаны подобрались и установили мину, то на бикфордов шнур и сам взрыв «метров» уже не хватало. Приходилось перезаряжать пленку, а партизанам соответственно терпеливо ждать рядом, теряя драгоценные секунды. Особенно мы переживали, когда таким образом заставляли их рисковать более обычного. Ясно же, что минирование мостов и дорог лучше проводить ночью, но с нами приходилось делать это в светлое время суток.

Материалы, отснятые у партизан Калининского фронта — подрыв эшелона и железнодорожного моста, легли в основу фильма «Народные мстители», они обошли весь мир. «Особенно западные режиссеры, уж не знаю почему, любили покупать фрагмент, где горит цистерна с надписью Shell». Неудивительно, что, когда весной 1944-го возник вопрос, кого отправлять к белорусским партизанам, выбор сразу пал на Школьникова. И вновь Семен прыгал с парашютом, искал партизан, снимал их нехитрый быт, взрывы мостов и эшелонов, переживал гибель товарищей. 

В третий раз инженер-капитан был заброшен к югославским партизанам. Школьников снова и снова выдавал кадры, ставшие позднее фронтовой классикой. Вот собираются в горы родственники сербских партизан, предупрежденные, что за ними идут каратели, и каждый, от мала до велика, уходя, целует дверь... Вот маршируют по ущельям народные освободители Тито: у обочины лежат раненые и обессилевшие товарищи, но те оставляют им кто кусок хлеба, кто флягу с несколькими каплями влаги. Вот партизаны, навалившись, скидывают в пропасть танкетку, поскольку ее невозможно тащить через перевал. Вот они переправляются над рекой по «чертовому мосту»: сидя в ящиках, которые тянут с противоположного берега их товарищи. Вот выступает на митинге священник в черном клобуке, украшенном красной звездой и православным крестом... Вот 9 мая 1945-го радостные черногорцы танцуют от счастья. А вот и первая мирная свадьба в тот же самый день.

Семен Семенович раскрывает старые альбомы, всматривается в лица друзей. Через войну прошли 258 кинооператоров. Почти все были ранены, каждый второй — тяжело, каждый четвертый убит. Сегодня их осталось только двое — москвичу Борису Соколову 94 года, в декабре он также поделился с «Культурой» своими воспоминаниями (последний раз герои виделись в 2010-м). Школьников показывает фотографии тех, кто остался на полях Великой Отечественной. 

— В ноябре 41-го парад перенесли на час назад, чтобы уберечься от вражеской авиации. Это было сделано в последний момент, и кинооператорам не сообщили. Поэтому в назначенное время на Красной площади оказались лишь ассистенты, которые всегда приходили раньше. Маша Сухова среди них была самой опытной: она взяла в руки камеру и отработала весь парад, сняв общие планы и выступление Сталина. Но без звука, на таком расстоянии, что не была видна даже артикуляция. Потом, как вы знаете, выступление генсека пересняли и добавили в фильм. Маша Сухова вместе со мной была заброшена к белорусским партизанам и там погибла.

...Семен Стояновский, Вена, — убит за несколько дней до Победы. Его похоронили очень быстро, в парке около Национального собрания. Уже после войны австрийцы обратились на ЦСДФ с просьбой перенести останки кинооператора на мемориальное кладбище. Получив разрешение, сделали это со всеми воинскими почестями. Владимир Сущинский и Николай Быков тоже погибли в 45-м, под Бреслау. 

— Виктор Муромцев был заброшен в Югославию до меня. Мы с ним встретились там, договорились, что я закончу работу над картиной о словенских партизанах, и мы будем работать вместе. Увы. Он погиб под Триестом. Когда я пришел в штаб армии Тито и спросил, где он похоронен, мне ответили: «Нигде. Он снимал атаку, бежал рядом с танком и в него попал бронебойный снаряд. Мы не нашли даже камеры».

Последняя книга Школьникова посвящена фронтовым кинооператорам. Да и сегодня Семен Семенович следит за судьбой коллег с российского телевидения, которые работают на Украине. Проводит параллели. «Всю войну сняли молодые, не старше 35. Взрослые и опытные, напротив, работали в тылу: организовывали, возглавляли студии, советовали, прикрывали. И все же война — дело молодых, никуда не денешься. А военный оператор, если он не робкого десятка и хочет снимать правду войны в лицо, ему не позади идущих в атаку бойцов надо быть, а спереди». 

Семен Семенович после Великой Отечественной был обласкан интересной работой и всесоюзной славой. Три Сталинские премии, шесть боевых орденов, медали. Он снимал Парад Победы, затем работал на «Таллинфильме». В его «портфолио» 16 художественных и документальных картин. В 2005-м он получил «Нику», в 2007-м в свои 89 стал депутатом Таллинского горсобрания.  

— Не жалею ли, что оставил Москву? Нет. Мы прожили с женой 60 лет, у меня дочь и сын, внуки. Я остался цел, получил признание. Чего еще можно просить? Разве что отметить 70-летие Великой Победы в Москве. В 2010-м я был на Красной площади по приглашению президента Медведева. Это было незабываемо. Снова испытать подобные минуты, вот чего бы мне действительно хотелось. Поэтому сейчас мое главное задание себе самому — дожить до мая.

Редакция выражает благодарность в подготовке интервью руководителю Таллинской ветеранской организации Владимиру Исаевичу Метелице.