Глеб Панфилов: «Мужики позволяют себе капризничать, а бабы тянут воз»

Алексей КОЛЕНСКИЙ

20.05.2014

лавить жюри 36-го Московского международного кинофестиваля, который открывается 19 июня.

культура: Правда ли, что Вы пришли в кино, увидев «Летят журавли»?
Панфилов: По профессии я инженер, химик-технолог. В случае острой необходимости и сейчас могу вернуться на завод или в лабораторию — месяца два-три возьму на адаптацию. Никогда не испытывал тоски по «жизни в искусстве», но с детства любил театр и кино, рисовал, успешно занимался фотографией… Мог сделать хороший портрет — в институте ко мне стояла очередь. Получалось не только потому, что научился ставить свет или находить правильный ракурс. Готовясь к съемке, я «работал с неактером» — общался с портретируемыми товарищами; разговаривая, мы раскрепощались, обретали внутреннюю свободу и получался правдивый снимок.

«Летят журавли» дали новый импульс, это был эстетический прорыв: режиссура, свет, камера — все естественно, легко, динамично. Не чувствовал актерской игры, поразили лица — понял: хочу снять фильм о том, что меня волнует. Продолжая работать по специальности, организовал любительскую киностудию и сделал первый фильм, «Нейлоновую курточку». Кинолюбителей тогда было немного, и ее заметили.

культура: Снимали на 8-миллиметровую камеру?
Панфилов: В 58-м их не продавали. Незадолго перед дебютом я был избран комсоргом завода, наладил связи с райкомом, меня поддержали и помогли организовать студию на базе Горного института — комнату с сейфом для хранения 35-миллиметрового аппарата «Конвас-автомат». Тогда это была лучшая камера, ею снимал сам Урусевский.

культура: И Вы оправдали доверие товарищей?
Панфилов: В следующем году сделал двухчастевку «Народная милиция» — про зарождавшееся движение дружинников. Филипп Ермаш, тогда работавший в Свердловском обкоме завотделом по культуре, тут же — при мне — принял решение выпустить ленту на экраны города с продленной документальной программой. Тогда я и решил идти дальше. В 60-м во ВГИКе открылся заочный операторский факультет. Вместе с другом, оператором Виталием Вышинским, я поехал покорять Москву. Поступили, проучился три курса. Узнав о наборе заочников (250 человек на место) на режиссерский факультет Высших курсов сценаристов и режиссеров, за десять дней подготовил и выслал пять письменных работ и — к моему удивлению — получил вызов на очный тур. Ехал в легкой панике, но не с пустыми руками — у меня была готова игровая двухчастевка «Дело Курта Клаузевица», в которой дебютировал Анатолий Солоницын.

культура: Вы открыли будущего Андрея Рублева!
Панфилов: По сценарию нужен был немец. Проходя через пятачок в холле Свердловской телестудии, увидел интереснейшее лицо, удивительный взгляд — мой типаж! Подошел: «Не знаю кто Вы, а Вы не знаете кто я, хочу только спросить: хотите сниматься в кино?» Он простонал: «Хочуу…» Познакомились, дал сценарий — десять страниц, сказал: «Вот читайте, а я отлучусь по делам». Вернулся — вижу ждет, глаза сияют: «Это мое!» Спустя пару лет в Свердловске, заглянул к Толе на огонек перед Новым годом. Он страшно обрадовался: «Слушай, прочел гениальный сценарий — «Андрей Рублев». Умоляю, помоги попасть на пробы к Тарковскому». Я отнекивался: да он вроде уже Любшина утвердил. Толя не сдавался: «На любую роль, а вдруг на Андрея?» Подумал: что же, вполне реально. Вот только приличных фотографий у Солоницына не нашлось, зато у меня сохранились фотопортреты «Курта Клаузевица» — передал Тарковскому, и тот немедленно откликнулся. Прощаясь, Толя говорил: «Иду, Глеб, как на плаху». Иди — отвечал — как на Голгофу, которая сделает тебя Рублевым. На следующий день счастливый прибежал: «Утвердили!» Так с пятачка на Свердловской телестудии началась наша жизнь в кино.

культура: Все Ваши картины тематически связаны?
Панфилов: Безусловно, они представляют русский ХХ век. Начало столетия — «Васса», далее по исторической хронологии — «Мать», «Романовы. Венценосная семья», «В огне брода нет», «Дело Курта Клаузевица», «В круге первом», «Начало», «Валентина», «Прошу слова» и «Тема».

культура: В центре «композиции» — дебют «В огне брода нет». Как выпускнику доверили сложнопостановочную ленту?
Панфилов: Помогло несколько обстоятельств. Решающим было слово Юлия Райзмана — он оценил мою курсовую двухчастевку «Второй приход Раскольникова к Соне» с Ритой Тереховой и Константином Ершовым (позже снявшим с Георгием Кропачевым дипломный «Вий»). Райзман сказал: «Панфилов — может». И вопрос был решен.

культура: Как удалось уговорить Евгения Габриловича выступить соавтором дебютной картины?
Панфилов: Рассказ «Случай на фронте» был опубликован в «Красной нови» 39-го года. Евгений Иосифович крепко запамятовал, что является его автором. Я объяснял: «Ну как же — Гражданская война, девушка-сирота, санитарка… любит рисовать». Он, наконец, вспомнил. Но, как и предупреждали меня однокурсники, посоветовал поработать со своими учениками — Ильей Авербахом или Натальей Рязанцевой. Я настаивал: «Только Вы». Почувствовав мою решимость, Габрилович благословил: «Пишите сами. Если понравится — помогу, а нет — не взыщите». С этим напутствием я сел в свердловский поезд. Проезжали Оку — было лето, вечерело… Удивительный покой, тишина, вдали за рекой — город. Вспомнил детство — мама и бабушка родом из этих мест, часто их вспоминали. Понял: этот удивительный закат и река жили во мне с самого детства. Тут же придумал первые эпизоды «В огне брода нет». Заперся на даче — за четыре недели написал 114 страниц, нарисовал портрет героини Тани Теткиной.

культура: И он внезапно «ожил» — Вы увидели Чурикову по телевизору.
Панфилов: Это случилось через год. Летом 66-го года работал над режиссерским сценарием — и вдруг «зацепил» конец телеспектакля: какая-то девушка, почти школьница, танцевала вальс. Меня поразило ее лицо. Титров не было, на телевидении никто не знал, кто такая, но я верил: найду! Собрал съемочную группу, а героини все нет. Дал почитать сценарий Ролану Быкову — хотел попробовать его на роль комиссара, которого потом сыграл Солоницын. Ролан похвалил текст, отказался (был занят «Айболитом-66»), но сказал: «Я назову артистку, которая должна сыграть эту роль. Попробуй Лидию Чурикову из Московского ТЮЗа». Привезли Чурикову, оказавшуюся Инной. Захожу в кабинет, вижу, девушка читает сценарий, поднимает на меня глазки — Боже мой, та, которую я ищу! Начали работать, она была еще неопытная актриса, вместе искали образ. Но уже понимал — в моих руках Жар-птица. До встречи с Инной я и не помышлял снимать «Жанну д’Арк». Открылся Чуриковой — она аж подпрыгнула: «Я Жанну обожаю!» Догадывался, что с ходу мне не разрешат взяться за средневековую тему, да и опыта пока маловато, решил снять фильм о том, что знаю и люблю — о провинции, простой фабричной девушке и съемках «Жанны д’Арк» — картины, которую так и не удалось поставить. И Быкова я пробовал на роль режиссера в «Начало», но снял Юрия Клепикова. Ролан был страшно удивлен и в течение многих лет спрашивал: «Почему ты меня не взял, я ведь гениально пробовался». Отвечал: «Именно поэтому. Ты блистательный режиссер и актер, но никогда не станешь снимать «Жанну д’Арк», а Клепиков — это я». После премьеры пришлось принимать поздравления с артистическим дебютом — многие решили, что режиссера в «Начале» сыграл Панфилов.

культура: «В огне брода нет» звучит диалог о вере — белогвардейский полковник беседует с Теткиной, как отец. А для нее он — лютый враг.
Панфилов: На самом деле нет. Персонаж Евгения Лебедева — идейный противник большевизма. Что он видит? Девушку ни от мира сего, странную, может быть, одаренную. Спрашивает: кем ты хочешь стать в этой жизни? Она отвечает: художником. Белогвардейцу стало интересно, слово за слово, и он ее отпустил.

культура: В любой Вашей картине лирическая героиня Чуриковой оказывается на голову выше окружения. Ее опасаются или откровенно боятся, часто не понимают.
Панфилов: Есть понятие «точный выбор» — когда идея образа совпадает с душевной энергией исполнителя. Чурикова воплощает русский генотип, проявляющийся в экстремальных обстоятельствах — это врожденное качество, Божий дар. При этом она фантастически выразительна, неповторима — широко расставленные, цвета сена, глаза, голос, который слышат на балконе, когда Инна шепчет. Все чаще молодые и пожилые люди говорят мне: «Чурикова — наше национальное достояние». Я это увидел и показал.

культура: В мужских образах у Вас, напротив, наблюдается нечто «достоевское» — изломанное, лукавое, капризное и гордое. «В огне брода нет»: белогвардеец Лебедева и большевик Глузского, в «Прошу слова» — персонажи Губенко и Броневого, герои Ульянова и Весника — в «Теме»…
Панфилов: Федор Михайлович угадал матрицу русского характера. Архетип «человека на грани».

культура: Чрезвычайно недовольного своим местом в жизни?
Панфилов: И это тоже. Все мои герои — плоть от плоти российского народа, живущего в тесной постоянной притирке. Люди разных национальностей обретают у нас необычайно родные качества, которые их крепко объединяют. Это замечательно.

культура: Какой классический текст наиболее созвучен эпохе?
Панфилов: Сентенция Солженицына о русском народе, озвученная «В круге первом» Глебом Нержиным. Экранизируя роман, я уговорил Александра Исаевича прочитать ее вслух и включил в картину: «Народ — это не все, говорящие на нашем языке, но и не избранцы, отмеченные огненным знаком гения. Не по рождению, не по труду своих рук и не по крылам своей образованности отбираются люди в народ. А — по душе. Душу же выковывает себе каждый сам, год от году. Надо стараться закалить, отгранить себе такую душу, чтобы стать человеком. И через то — крупицей своего народа. С такою душой человек обычно не преуспевает в жизни, в должностях, в богатстве. И вот почему народ преимущественно располагается не на верхах общества».

культура: Но и морально, и по социальному положению, героини Чуриковой выше мужского окружения…
Панфилов: Это архетип, спасающий Россию в любых испытаниях. Мужчины идут в бой за Родину, а женщины носят ее в себе — дом, семью и Россию. Мужики позволяют себе покапризничать, а бабы тянут воз. Еще Розанов открыл «вечно-бабье» в русском характере. Мы противоречивы, наши женщины — мужественны. Эти качества, переплетаясь, сшивают мужчину и женщину в единое целое — в Россию. В понятийных категориях мои умозрения, возможно, спорны, но в рамках художественной образности — очевидны.

культура: В чем состоит русская национальная идея?
Панфилов: Сбережение российского народа — я согласен с Солженицыным. Сейчас наш Президент непосредственно именно этим и занимается. Видно, как он отвечает на вопросы о пенсионерах, студентах… Это очень правильно и мудро. В сложнейшей ситуации с Крымом, на грани войны, Путин ведет себя так, как должно, и может по праву гордиться своим колоссальным рейтингом. Дай Бог терпения и мудрости одолеть сложнейший путь.

культура: Что нужно России, чтобы стать страной, достойной великой истории?
Панфилов: У людей в 90-х появились шальные деньги, открылись границы, реализовались мечты разбогатеть и увидеть мир… Прекрасно! А дальше что? Пора заняться своим домом — это значит, прежде всего, помочь тем, кто не сумел разбогатеть или преуспеть. Ограничения, которые накладывает на нас Америка, заставляют обратиться к земле и народу. Помните, каких вершин достигла Россия в условиях тотальной изоляции советской власти? Сейчас другие времена — чтобы двинуть экономику, нам не нужно так туго затягивать пояса. Вопрос в исполнителях — чиновник должен быть не просто компетентным управленцем, а одержимым, талантливым, целеустремленным, волевым гражданином. Как Столыпин, который относился к хозяйству страны, как крестьянин к своей земле.