Гранин реальности

Игорь СУХИХ, литературовед

31.12.2018

Даниилу Гранину во многом повезло. День его рождения совпадает с Новым годом, самым любимым нашим всенародным праздником. Он живым вернулся с Великой Отечественной войны. Из того поколения таких оказалось то ли три, то ли четыре процента. Он ушел от нас на девяносто девятом году. Немного найдется в истории людей, которым посчастливилось взглянуть (или оглянуться) на мир с такой высоты. Однако главное в своей писательской биографии он сделал сам.

Творческий путь Гранина — ​более восьмидесяти лет (1937–2017), почти вся жизнь Льва Толстого. И на исторических перегонах, на крутых виражах всего советского века и почти трех десятилетий нового российского, он ухитрялся, смог, оставаться писателем заметным, актуальным, читаемым.

Проза Даниила Гранина всегда располагалась в трудноописуемом и опасном пространстве между фактом и вымыслом, романом и очерком, литературой вечных вопросов, больших тем и сочинений на злобу дня.

Белинский в 1845 году реабилитировал и даже восславил такого рода произведения под именем беллетристики: «…В беллетристике выражаются потребности настоящего, дума и вопрос дня, которых иногда не предчувствовала ни наука, ни искусство, ни сам автор подобного беллетристического произведения. Следовательно, подобные произведения, так же как и наука и искусство, бывают живыми откровениями действительности, живою почвою истины и зерном будущего».

Через столетие Александр Твардовский сказал о чем-то сходном в стихах: «Не хожен путь, /И не прост подъем. /Но будь ты большим иль малым,/ А только — ​вперед / За бегущим днем, /Как за огневым валом. <…> Такая служба твоя, поэт,/ И весь ты в ней без остатка».

«За бегущим днем» (хотя повесть под таким заглавием опубликовал другой писатель) можно считать формулой творчества Гранина. Причем часто он не следовал за этим днем, а, скорее, угадывал и предсказывал его.

В 1962-м, время оттепельных надежд, спора физиков и лириков, обещаний коммунизма «нынешнему поколению», появляется роман «Иду на грозу». Известные впоследствии ученые вспоминали: в молодости роман стал для них путевкой в жизнь.

В сосредоточившиеся семидесятые, годы возвращения к истокам, эпоху мысли и разума (которую потом обзовут застоем) его героем становится совсем другой ученый, сокровенный человек А. А. Любищев с личной жизненной программой и еретическими научными идеями («Эта странная жизнь», 1974).

Потом были «перестроечный» «Зубр», эссе о милосердии и страхе, исторический роман «Вечера с Петром Великим», несколько книг — ​тоже еретических — ​воспоминаний.

И, конечно, главным его свершением стала (совместная с А. Адамовичем)«Блокадная книга» (1977, 1981), «ленинградское Евангелие», фактически открывшее подлинный, непарадный, бытовой облик страдающего и непокорного города. Последующие публикации документов и научные исследования никак не могут миновать этот труд.

Причем с высоты все более нарастающих лет писатель представал не Великим Писателем Земли Русской, бородатым пророком, обличителем и учителем жизни, а трезвым, ироничным, по-детски заинтересованным наблюдателем, до конца пытающимся понять.

Недаром, варьируя свои мемуарные публикации, Гранин то вспоминал Гёте (заглавие «Изменчивые тени» отсылает к «Фаусту»), то намекал на Василия Розанова (его «Листопад» явно происходит от «Опавших листьев»), то просто задиристо заявлял: «Все было не совсем так».

В только что опубликованной к столетию со дня рождения мастера «Последней тетради» Гранин цитирует Пушкина («…никому / Отчета не давать, себе лишь самому / Служить и угождать…) и продолжает, превращая себя в сиюминутного персонажа: «Между тем меня все время тянет написать отчет о проделанной мною жизни. Отчет кому? Пушкин имеет в виду отчет кому-то. А мне вдруг захотелось «себе лишь самому». Понять, какую жизнь я прожил, тот кусок, который ушел в прошлое. Считается, что прожитая жизнь становится ясной после смерти человека. Такой ясности я уже не получу. Но ведь хочется понять при жизни, как она выглядит издали, как выглядят те тридцать пять — ​сорок лет, что досталось мне, именно мне, Антону Игнатьеву, тому, кто кончил институт, немного провоевал на Великой Отечественной, любил, работал, чего-то писал, был неудачником, был и успешным, — ​как это все выглядит нынче с моей дистанции и как будет выглядеть потом».

И в другом месте: «Лучший мой собеседник — ​внутри меня. Для меня грехи мои с годами стали неотступны. Свои заслуги не вспоминаются, а вот угрызения совести покоя не дают». И тут же, рядом, он не может не заметить социальные парадоксы и милые паутинки ежедневного быта: «Во время войны — ​Второй мировой — ​в Англии выдавали продукты всем одинаково, вплоть до королевской семьи» — ​«Самовар, похожий на духовой оркестр, что-то напевал».

Как все это выглядит нынче, интересующиеся читатели-современники, надеюсь, смогут узнать в ближайшее время. Группа петербургских филологов, вдохновленная дочерью писателя М. Д. Чернышевой-Граниной, уже работает над собранием сочинений, куда войдет почти все — ​от забытого «Генерала Коммуны» (1951) до поздних мемуарных книг, от мало кому известного романа «После свадьбы» (1958) до уже упомянутой «Блокадной книги». Предполагается, что в собрании сочинений будет тринадцать или четырнадцать томов.

Это достаточно полное издание, думаю, позволит увидеть писателя Даниила Гранина в новом ракурсе. В начале его второго столетия.


Фото на анонсе: Андрей Котов/Интерпресс/ТАСС