Наш человек в Париже

Ксения ПОЗДНЯКОВА

10.10.2014

13 октября исполняется 70 лет собственному корреспонденту «Культуры» во Франции Юрию Коваленко. Почти три года назад легендарный журналист «Известий» вместе с новой командой пришел в возрожденную «Культуру» и с тех пор еженедельно радует наших читателей разнообразными и интереснейшими публикациями.

За десятилетия работы во французской столице Юрий Иванович сделал несчетное количество интервью с самыми именитыми представителями как политической, так и культурной элиты. Только за последнее время ему удалось побеседовать с Брижит Бардо и Мариной Влади, Фредериком Бегбедером и Жан-Мари Ле Пеном. Правда, уговорить самого Юрия Коваленко рассказать о себе на страницах газеты оказалось делом не из легких. Человек, исполненный обаяния и скромности, самый европейский из всех российских журналистов и самый русский среди иностранных собкоров, долго отказывался от интервью. Однако накануне юбилея нам все же удалось его разговорить.

культура: Как начиналась Ваша карьера? 
Коваленко: После журфака МГУ я занимался, главным образом, внешней политикой. Сначала в Агентстве печати Новости, потом в «Известиях». Тогда в газете задавали тон такие мэтры-международники, как Станислав Кондрашов и Александр Бовин. «Известия» имели полсотни зарубежных корпунктов по всем континентам. Но наш золотой век начался после того, как в начале 90-х годов газету возглавил Игорь Голембиовский. Издание достигло таких высот, что у многих из нас закружилась голова. «Известинец» — звучало гордо и вызывающе. Нам все было по плечу, и многие из нас тогда переоценили свои силы.  

культура: До того как в Вашей жизни возникла Франция, удалось поработать в каких-то других странах? Вы как-то рассказывали, что были собкором на Филиппинах...
Коваленко: Около трех лет я представлял «Известия» в странах Юго-Восточной Азии — на Филиппинах, в Индонезии, Сингапуре, Таиланде и Малайзии. Азия меня притягивала, но так и осталась загадкой. Скажем, я присутствовал на операциях, которые филиппинские хилеры делали руками, без скальпеля. Местные врачи уверяли, что это чистой воды шарлатанство, а я был убежден — такое возможно.  

культура: Когда приехали в Париж, освоиться было сложно? 
Коваленко: На первых порах многое не получалось. К счастью, французские коллеги помогли наладить контакты, объяснили, в какие двери нужно стучаться, как выходить на нужных людей. Важно и то, что здешний политический мир открыт для журналистов. Случалось, что в корпункт перезванивал тот или иной министр.

культура: Как французы относятся к русским? 
Коваленко: «Русские говорят о своем отечестве с гордостью, которой у них больше, чем у французов, — сказал мне известный писатель — путешественник Сильвен Тессон. — Во Франции патриотизм и национализм считаются отжившими ценностями». Знакомый парижанин убежден: русский характер лучше всего можно понять через образы трех братьев Карамазовых. Но читают здесь не только классиков. Из всех западных стран именно во Франции больше всего переводят наших современных авторов... Французы с удовольствием сообщают вам о своих русских корнях. Так, бывший директор Лувра Анри Луаретт поведал мне, что его жена — праправнучка графини Софьи Ростопчиной, дочери московского губернатора. Того самого, который поджег Москву, когда в нее вступил Наполеон. Софья вышла замуж за графа де Сегюра и стала знаменитой французской писательницей. 

культура: Существует ли особый взгляд русского человека на Францию?
Коваленко: Зачастую он довольно противоречивый. Наши классики часто относились к французам критически, однако дворяне говорили на языке Мольера лучше, чем на родном. Грибоедов высмеивал «французика из Бордо», а Пушкин называл агрессора Наполеона «великим человеком» и «могучим баловнем побед». До сих пор россияне частично остаются в плену мифов. Французы в нашем представлении выглядят эдакими куртуазными «мушкетерами», неутомимыми любовниками и бонвиванами. Это далеко не так.  

культура: Вы прожили в Париже более тридцати лет. Как изменился город за это время? Есть ли у Вас самые любимые места? 
Коваленко: Не случайно в Париж каждый год приезжают 25 миллионов туристов — больше, чем в любой другой город мира. На берегах Сены попадаешь в атмосферу мнимой легкости бытия, праздника, неги, сладкой фарниенты. Кажется, что французы целыми днями только и делают, что сидят в кафе. Столица бережет музейный облик, как зеницу ока. По-прежнему прекрасны любимые мной набережные, острова Сите и Сен-Луи, мост Александра III, Лувр. Все это исторический центр Парижа. Напротив, некоторые окраины, особенно предместья, производят гнетущее впечатление. Словно попадаешь в другой город, в котором живут другие люди. 

культура: Изменилось ли за эти годы Ваше отношение к французам?
Коваленко: Наверное, стал их лучше понимать. Они прагматики и рационалисты. Искусство жить — целая наука, которую французы освоили лучше других. Ценю их остроумие и находчивость. Поражает готовность бороться за свои «социальные завоевания». Восхищает умение — от футболиста до таксиста — ясно выражать свои мысли. Каждый француз имеет на все собственную точку зрения. Раздражают чрезмерная, доходящая порой до абсурда «политкорректность» коллег и политиков, громоздкость бюрократической машины.

культура: Никогда не хотелось сменить Париж на какой-нибудь другой город?
Коваленко: Если менять, то только на Москву. Там живут мой сын, внуки и вообще самые близкие мне люди. В Первопрестольной, конечно, гораздо увлекательнее и политическая, и культурная жизнь. Теперь интернет дает возможность погружаться в виртуальную российскую действительность, и выбраться из нее невозможно. 

культура: За время работы Вам довелось пообщаться со многими известными людьми. Кто запомнился больше всего?
Коваленко: Президент Франсуа Миттеран, у которого я трижды брал интервью. На огромном глобусе в его кабинете в Елисейском дворце он разъяснял мне геополитические хитросплетения и то, почему Франция и Россия, несмотря на всю их несхожесть, тесно связаны историей и культурой. Он был политиком-стратегом, мыслителем, человеком прекрасно образованным, эрудитом и... донжуаном. 

культура: А среди писателей, актеров, музыкантов?
Коваленко: Прежде всего, Грэм Грин. Я несколько раз приезжал к нему в гости в средиземноморский городок Антиб, где он занимал архискромную двухкомнатную квартирку, похожую на советскую. Он, в частности, рассказывал мне, как вместе с Кимом Филби работал в британской контрразведке. 

Своим отчаянием в самом конце жизни меня тронул Эжен Ионеско — один из отцов театра абсурда. Иосиф Бродский не скрывал в беседе со мной «абсолютного одиночества». Правда, оно его не тяготило. Щедро угощала меня напитками Франсуаза Саган. Самым веселым и остроумным собеседником из всех оказался анфан террибль французской словесности Фредерик Бегбедер. Если говорить об актерах, то назвал бы Брижит Бардо, Марину Влади, Катрин Денёв, Жерара Депардье, Жан-Поля Бельмондо, Пьера Ришара... Два раза в корпункт звонил Ален Делон, рассказывал о своей дружбе с генералом Александром Лебедем. Особняком стоит мир моды, в котором я многих знал, а также именитые шансонье. Однажды Мирей Матье даже напела мне «Очи черные». Всегда радостно для меня проходили в Париже встречи и с нашими режиссерами и актерами — Михаилом Ульяновым, Петром Фоменко, Олегом Янковским. 

культура: Кроме того, Вы много общались с представителями русской эмиграции?
Коваленко: Пожалуй, не меньше, чем с французами. Русский Париж — захватывающая неисчерпаемая тема. После революции Россия щедро одарила Францию своими гениями и талантами — имен не счесть. Занимался судьбами Бунина, Бальмонта, Дягилева, Шагала, Гончаровой и Ларионова, князя Феликса Юсупова. Дружил с Зинаидой Шаховской и Мариной Деникиной, дочерью белого генерала. У них болела душа за Россию. Наконец, бесконечное общение с нашими художниками, живущими во Франции, легло в основу моей книги «Русская палитра Парижа».  

культура: Есть какое-то интервью, которым Вы особенно гордитесь? 
Коваленко: В журналистике, как в спорте, побеждает первый. Я первым среди наших корреспондентов встретился с Рудольфом Нуреевым, который тогда руководил парижской Оперой. Бывал у него дома, на репетициях, на балетных премьерах. Меня принял лишенный советского гражданства Мстислав Ростропович, с которым потом сложились добрые отношения. Он был настоящим гением общения.

культура: В Ваших интервью часто встречается вопрос: чего бы Вы сами пожелали себе на день рождения? Хотелось бы теперь узнать Ваш ответ...
Коваленко: Следуя мудрым заветам Эпикура, пожелаю себе, на мой взгляд, главного: отсутствия боли в теле и волнения в душе. И, конечно, долгих лет работы в «Культуре».