Аргунов: Сразу скажу, что я не режиссер в привычном понимании слова: я не из кинематографической среды и специального образования у меня нет. Но я всегда был фанатом кинофантастики и видел, что за последние 10–15 лет кино перестало двигаться вперед. Фильмы уровня Спилберга, Кэмерона, Ридли Скотта, сформировавшие классическую научную фантастику, практически не появляются…

культура: А Кристофер Нолан?

Аргунов: Нолан как раз из тех немногих, кто сделал хоть что-то. Но у него всего два фантастических фильма — за сколько лет? А я, как зритель, хочу видеть несколько таких проектов в год. И хочу, чтобы меня удивляли, а не пытались продать старую идею. Ведь что нужно зрителю? Неизбитые идеи, незатасканный сюжет, логичное поведение героев. И вау-эффект, чтобы сказать: «Я такого еще никогда не видел». Другими словами, зрителю нужна драма «Крестного отца» и инновация «Аватара». Я много об этом думал, и мне всегда казалось, что если бы мне дали денег, то я бы смог. Я постоянно что-то писал в стол, потом снял короткометражку, которую показали на «Кинотавре»… Причем снимал на свои.

культура: Страшно было? Все-таки деньги большие, а профессия незнакомая…

Аргунов: А я всегда так делал. Всегда все спускал на свои проекты, наверное, именно поэтому у меня ничего и нет. Потом почти спонтанно у меня появилась студия графики, и я начал работать с Андреасянами (Сарик и Гевонд Андреасяны, продюсеры фильма «Кома». — «Культура»). И они, посмотрев на то, что я делаю, предложили мне снять полный метр. Я на тот момент уже успокоился, почти выгорел, но так как нереализованный гештальт все же остался, то отказаться было нельзя. А иначе как я себе в старости в глаза смотреть буду? (Улыбается). 

культура: Никита, вы сказали, что за последние 15 лет ничего нового не появилось. Но что нового, что прорывного есть в «Коме»?

Аргунов: В нашем фильме законы, по которым живет человеческий мозг, являются законами окружающего мира. Эта идея, возможно, где-то затрагивалась, но уж точно не была раскрыта с такого ракурса, как это сделали мы. Что касается визуального ряда, то я такого тоже нигде не видел. А я уж постарался посмотреть как можно больше. 

культура: Но вот я вижу визуальные переклички с фильмами Нолана, с «Доктором Стрэнджем»… 

Аргунов: Нолана сюда часто приплетают только потому, что кино про сны — это Нолан. И я не знаю, как от этого уйти.

культура: Хорошо, а «Доктор Стрэндж»?

Аргунов: В «Стрэндже», как и у нас, используются кадры с перевернутыми городами, но на этом сходство заканчивается. Есть много фильмов, гораздо более похожих на «Стрэнджа», чем «Кома». Так что у нас не было задачи копировать. Наоборот, мы понимали, что если мы начнем копировать, то нас запинают ногами. Я же вижу, как относятся к российским фильмам. Российская фантастика — это антибренд. Как черное клеймо. Так что мы заходили на очень опасную почву. 

культура: Это клеймо оправданно?

Аргунов: Думаю, да. Я не считаю нашу кинофантастику очень удачной. Но хуже всего то, что зрителю очень долго пытались ее продавать как что-то потрясающее, то есть просто обманывали. И отсюда родился естественный негатив. Который, кстати, стал причиной популярности антирецензий — например, Жени Баженова и других рецензентов, которые сделали себе имя на том, что ругают отечественное кино.

культура: Тем не менее вы все-таки взялись именно за фантастическое кино.  

Аргунов: Да. И мы с самого начала знали, что нас будут обвинять в плагиате. А единственный способ от этого уйти — не быть похожими ни на кого. Иначе нам конец. Плюс бюджет. Мы точно знали, что огромных денег у нас не будет и что мы не сможем забить рекламой эфир, не сможем зазывать в кинотеатры с экрана Первого канала. Значит, остается только сарафан. Значит, нужно снимать такое кино, чтобы люди говорили друг другу: «Да, это круто, сходите».

культура:  Кстати, о бюджете. Для фантастики 250 миллионов рублей — это какие-то уж очень смешные деньги. 

Аргунов: С таким же успехом можно попытаться закатить вечеринку на две с половиной тысячи рублей.

культура: Никита, я понимаю, что российская кинофантастика в зачаточном состоянии. Но давайте все-таки попробуем сравнить ее с западной.

Аргунов: Тут есть два аспекта: производственный и создание истории. Возьмем голливудских мэйджоров. С технической точки зрения у них все прекрасно. Организация производства, киношкола — все на заоблачной высоте. По сравнению с ними мы не просто отстали, мы в каменном веке. Второй аспект — это уровень историй. И вот здесь они тоже в каменном веке. В 90-е кино попало в ловушку компьютерных эффектов, и всем стало наплевать на историю, на сюжет. Всем хотелось снимать условных «Трансформеров», в которых ничего не происходит, кроме драк огромных роботов. Но так как сделаны «Трансформеры» были круто, то зрители на них шли. В итоге кинематограф за последние 20 лет почти деградировал. Возьмем хоть громкие франшизные блокбастеры, которые вышли за последние несколько лет. Взрослый зритель не в состоянии это смотреть. 

культура: Поэтому большинство из них провалились? 

Аргунов: Да. Зритель наигрался в спецэффекты. Все уже поняли, что нарисовать можно все, что угодно. Вопрос только в том, что именно рисовать. А этого ни мы, ни они толком не знают. 

культура: Никита, а что вам интереснее как режиссеру: создание фантастического мира или разработка отношений между персонажами? 

Аргунов: Фантастический мир реально работает, только когда ты населяешь его людьми и заставляешь их что-то переживать. А если это просто драма, то мне не хватает размаха. Драма дает очень узкий список условий, в который ты можешь поместить своих персонажей. Фантастика расширяет этот список до бесконечности. К тому же жанр фантастики — это и драма, и детектив, и мелодрама, только как на стероидах. Поэтому ты должен уметь все, что ты умеешь в классическом кино, только в несколько раз больше. Это как делать шикарные машины, а потом сконструировать такую, чтобы ездила по поверхности Юпитера. 

культура: Давайте вернемся к фильму. Для меня «Кома» — это столкновение мира выдуманного, в котором человеку уютно прятаться, и мира реального. Ведь мы часто уходим в игры, книги, кино… 

Аргунов: Да, «Кома» и об этом тоже. Но каждый человек для себя сам решает, что ему лучше: мир прекрасный, но выдуманный, или реальный, но жуткий. 

культура: А вы для себя как решили?

Аргунов: Не знаю. Тут надо быть честным с собой. Наверное, тот, который приносит удовлетворение.

культура: Но в фильме нет готовых решений?

Аргунов: Я бы не хотел философствовать, говоря, что своим фильмом пытался выразить какую-то идею. Я сделал кино, рассказал историю. С сюжетами же как — ты находишь интересную мысль, которая в тебе резонирует, и тему, которая тебя самого цепляет, и начинаешь строить предположения: что случится при определенных условиях. Твое произведение — это самостоятельная вещь, которой ты дал возможность прийти в мир. И когда меня спрашивают, что я хотел сказать этим фильмом, отвечаю, что если кто-то и хотел что-то сказать, то это не я. Ведь что такое искусство? Это некий поиск через работу подсознания. Человек (художник) настраивает себя на определенную волну и заставляет свое подсознание строить некие конструкции — сценарии, книги, картины…

культура: Но после того, как подсознание выдало вам какую-то идею, вы потом проверяете ее рассудком? Включаете внутреннего Сальери? 

Аргунов: Конечно. Всегда нужно проверять, иначе получается чепуха. Настоящее искусство — это, по сути, фундаментальная наука. В нем много открытий, применение которым найдется гораздо позднее. И есть вещи, которые становятся частью культуры, а потом меняют не только ее, но и нас с вами. Возьмем хоть «Звездные войны» 70-х годов: все кино делится на «до них» и «после них». И не будь их, современная киноиндустрия была бы другой. Так что настоящее кино двигает эволюцию. В принципе, и ученый, и художник делают одно дело, просто подходят к решению вопроса с разных сторон. Они исследуют мир, исследуют реальность, но разными методами.

культура: Никита, а эстетика постапокалипсиса как появилась в кадре? Это осознанное решение или опять-таки интуиция? 

Аргунов: Интуиция. Но потом я подумал, что воспоминания — это, наверное, мертвый, заброшенный мир, который постоянно разрушается, ведь любые воспоминания стираются, а ничего нового не возникает. Поэтому постапокалипсис, эстетика разрушения и заброшенности. Но при этом надо понимать, что «Кома» — не абсолютный полет фантазии. Мы все-таки делали зрительское кино по конкретным лекалам и должны были остаться в определенных границах. Поэтому кому-то «Кома» покажется простоватой, но это намеренно сделано. Ведь все наши идеи нужно было завернуть в стандартную упаковку. А вот если бы я мог сделать то, что мне хотелось, «от и до», тогда бы это был весьма хардкорный арт-хаус.

культура: Серьезно?

Аргунов: Скорее всего. Я бы сделал очень замороченный фильм, что-то в духе «Бегущего по лезвию». Но продюсеры поставили другую задачу, и я прекрасно понимал, что если мне доверяют чужие деньги, то заказ надо выполнить. Поэтому я обязан был себя ограничивать. 

культура: Никита, а дальше что собираетесь делать?

Аргунов: Знаете, первая реакция после съемок была такая: «Никогда больше не буду снимать». Съемочный процесс — это когда абсолютно все приходится делать вопреки, особенно если пытаешься снять что-то прорывное. Идей у меня много, но для их реализации нужен достаточно мощный инструментарий, в том числе деньги и сильный продакшн. И достаточно свободы. Это те факторы, которые практически невозможно соединить в современном кинопроизводстве. В Голливуде мало свободы, а в России слабое производство. Российское кино, в принципе, не на том уровне, чтобы производить масштабные фильмы. Нет рынка для этого, нет бэкграунда. Да и если сделать еще один фильм, то это ничего не решит. Круто не это. Круто — это создать продакшн, который сможет снимать по несколько масштабных проектов в год. И если это удастся, то можно будет заткнуть за пояс вообще всех, включая даже мэйджоров мирового рынка.