Остаемся зимовать

Алексей КОЛЕНСКИЙ

28.11.2019

24 ноября завершился X Международный фестиваль туристических кинофильмов и телепрограмм «Свидание с Россией». Третий год площадкой главных событий традиционно становятся кинотеатры Вологды. Однако смотр активно обживает всю Вологодскую область.

В этом году премьеры прошли в 14 городах северного края. Зрители оценили 33 документальных, двадцать игровых и анимационных картин, побывали на трех круглых столах, четырех мастер-классах и творческих встречах с Сергеем Шакуровым и Алисой Гребенщиковой.

Гран-при фестиваля получила лента Павла Фаттахутдинова «Сны о России». Главных наград в номинациях «Летопись России», «В Россию за приключениями», «Фрески Севера» и «Россия многогранная» удостоились «Мы в садовника играли...» Максима Кузнецова, «Северный ветер бывает теплым» Алексея Головкова, «Дорочка» Ольги Делан и «Прощай, немытая Россия...» Екатерины Толдоновой. Лучший игровой фильм — «Однажды в Трубчевске» Ларисы Садиловой, анимационный — «Чик-Чирик» Жанны Бекмамбетовой.

Одним из центральных событий фестиваля стала премьера документальной саги Евгения БАРХАНОВА «Антарктида от А до А», рассказывающей о странных сближениях полярной и афганской темы в биографиях военных врачей. После премьеры «Культура» пообщалась с автором ленты.


культура: Между Антарктидой и Афганистаном нет очевидных ассоциаций. Что вдохновило Вас зарифмовать эти территории?
Барханов: Судьба. По здоровью я не годился в полярники, мне помог пройти комиссию бывший военный врач — начмед Института Арктики и Антарктики. За плечами Константина Константиновича Левандо две командировки в Афганистан и 11 антарктических экспедиций. Выяснилось, что он не единственный человек, чередовавший зимовки и горячие точки. В частности, самую суровую, ныне законсервированную станцию «Ленинградская» финансировало наше Министерство обороны. На ней проводились секретные психологические и медицинские опыты над добровольцами в экстремальных условиях низких температур, в замкнутых пространствах и тесных коллективах. Разработки, связанные с изучением химического состава крови, позволили создать «таблетку бодрости». Ее добывали из крови возбужденного крупного рогатого скота и давали спецназовцам, которым в итоге удавалось обходиться до трех суток подряд без отдыха и сна.  

Основой картины послужили неотправленные письма лирического героя, сравнивающего службу в Афгане и в Антарктиде. Почта не работала, радиосвязь цензурировалась, многие писали в стол, по сути, вели дневник, а получалось — завещание. На каждой станции есть свое кладбище. Тела умерших  замуровывали в ледяные саркофаги и приковывали к скалам стальными цепями. Это фантастическое зрелище, словно оказался в сказке о мертвой царевне. Я не акцентировал их имена, максимально убирал все личное.

культура: России недостаточно арктических исследований?
Барханов: Нет, ведь наши северные станции дрейфуют, а на противоположном полюсе есть материк с диагональю пять тысяч километров. Я побывал на обоих полюсах и многих станциях и пережил в Антарктиде самые неприятные ощущения. Триста дней в году там дует ветер до 70 метров в секунду.

Этот стоковый дульник — сильный ветер, дующий с расположенного в центре континента антарктического купола, — довольно колючий. Больше трех минут порывы, скорость которых тридцать метров в секунду, выдерживать тяжело. Любое препятствие за пять минут превращается в сугроб. Бывало, люди замерзали насмерть в метре от жилья. Дульник жутко завывает, давит психологически, сводит с ума. А как утихнет, изменяется рельеф — приходится заново осваивать территорию с альпинистской страховкой, ведь где возникают новые трещины, неизвестно. Полярным летом на поверхности может быть плюс пять градусов, а на глубине нескольких десятков метров круглый год минус пятьдесят, и там редко кто выживает. Исследователи говорят: Север — Родина, а Антарктида — мачеха. Это справедливо, она никого просто так не отпускает. Недавний случай: возвращавшийся домой полярник собрал чемодан, вышел из каюты и исчез.

культура: Посттравматический синдром возникает и у солдат, и у зимовщиков?
Барханов: Об этом рассказывает наше кино. Это люди — дети послевоенных лет и не способны обсуждать приказы Родины: надо — значит надо. Но потерять человека очень легко. Я собрал героев и предложил им порассуждать на тему, где им было тяжелее, в Антарктиде или Афганистане. Главный хирург 40-й армии, кавалер многих орденов и боевых наград полковник Иван Данилович Косачев признался, что не хотел бы повторять полярный опыт. Ему было легче в Афгане. Там он радовался, если не было работы, а на полюсе — ждал ее как манны небесной. Есть негласная психологическая установка: два раза подряд не зимовать.

культура: Нужно уметь находить баланс между соблюдением дистанции и общением?
Барханов: Это почти невозможно. Спустя полгода все перестают разговаривать, а поддерживать контакт необходимо. Как говорится, лучше дурацкая шутка, чем молчание. Зимовки очень редко проходят ровно. Многие привычные на большой земле вещи теряют всякий смысл, и, наоборот, пустяки вырастают до гигантских размеров. Люди забывают о существовании денег и сходят с ума от того, что сосед чавкает. Фактически скатываются в первобытно-общинный строй. Если коллектив складывается, все желают себе лишь одного — вернуться домой без озлобления друг на друга.

культура: Женщины могли бы облагородить этот социум...
Барханов: Их присутствие крайне нежелательно. Женщин постоянно навязывают нашему руководству, и они сами с радостью стремятся стать «королевами полярного бала», а оказываются в ситуации между камерой и казармой.

культура: Ощущаются ли там демонические козни, божественные озарения?
Барханов: В частных разговорах опытные полярники рассказывали о приступах необъяснимого панического страха. Спасает лишь «разгрузка» — выпивка, спонтанный праздник, коллективная лепка пельменей. Обостряется беспокойство за родных, часто — оправданное. Многих бросают жены, без ведома мужа разводятся и продают квартиры, человек окончательно превращается в отшельника.

У меня также случился мистический случай на обратном пути. Корабль, доставлявший домой индийскую антарктическую экспедицию, вмерз в лед из-за аварии ходовой установки. Наш «Академик Федоров» принял сигнал бедствия и отправился спасать товарищей, но тоже застрял. Мороз крепчал, ветер — больше 50 метров в секунду. Российское судно еще могло как-то вытолкаться, а их плавсредство увязло в двухметровом льду. Приняли решение взять индусов на борт, перелить топливо и, перемещая балласт, пробиваться к большой воде... Но мороз и ветер все крепчали, надежда таяла с каждым днем. Я написал родным, что уезжал на два месяца, а застрял на десять. Приуныл, пошел к вертолетчикам выпить спирта. Сидим, общаемся, и вдруг что-то на меня нашло. «Просто так пить нехорошо! — говорю, — давайте ритуал совершим, помолимся!» И вдруг из меня попер Пушкин: «Ветер, ветер! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч...» Потянул всех на палубу, продолжал декламировать, отлил за борт спирт, побросал остатки закуски. Вернулись за стол, еще немного посидели, и я в сердцах подытожил: «Все должно сработать, расходимся!» Вернулся в каюту, завыл от тоски. Проснулся, услышав страшный треск. Думаю: амба кораблю! Оказалось, за три десятка километров к нам дошла мощная волна, расколовшая устоявшийся, постоянно нараставший лед. С тех пор стал кем-то вроде шамана. Моряки часто просили помолиться им «на рыбалку», но я отказывал, дабы всуе не беспокоить высшие силы.

культура: Этот фильм составляет дилогию с Вашей предыдущей антарктической эпопеей «Полюс относительной недоступности»?
Барханов: Да, в нем я изучал, к чему стремятся полярники, чего хотят. В итоге выяснилось: на то полюс и недоступен, чтобы стремиться к нему до конца земной жизни. Кто-то из великих сказал: все покоится в едином, а истина обретается на полюсах. Это кино о людях, которые хотят познать правду.

культура: Слышал, что единственными родственными душами на этом пути оказываются пингвины.
Барханов: Как посмотреть. Инструктировавший меня орнитолог строго предупреждал: не приближайся к птицам ближе, чем на 30 метров, я соответствующую бумагу подписал. Но этого оказалось мало, он все уговаривал: «Ты вот вроде человек образованный, не уподобляйся полярникам-дебилам!» Я знал про странный обычай фотографироваться верхом на императорских пингвинах. Снимки с краснокнижными пернатыми нельзя выкладывать в Сеть, за издевательство над ними грозят серьезные санкции... Спустя месяц зимовки я почувствовал, что меня неудержимо тянет совершить глупость. Попросил товарища сфотографировать меня со здоровенным полутораметровым самцом, зашел сзади и аккуратно обнял под мышками. А тот развернул шею на 180 градусов и нацелился клювом прямо между глаз. Я едва успел оттолкнуть его, и больше птичек не трогал.

культура: В каком качестве Вы осваивали полюса?
Барханов: Поскольку места в штатном расписании не нашлось, в паспорте моряка меня записали «специалистом».

культура: В какой именно области?
Барханов: Тайна сия велика. Первые месяцы я считался агентом спецслужб, со мной общались крайне сдержанно. Потом полярники «оттаяли» и оказались, в лучшем смысле слова, старорежимными советскими мужиками, умеющими о самых сложных вещах говорить очень просто. Две недели назад показал им первую картину, и все, включая Чилингарова, признались — лучше фильма о них еще никто не снял.

культура: Как Вы оказались в Афгане?
Барханов: Бросив Рязанское воздушно-десантное училище, подал рапорт и отправился нести срочную службу на афгано-пакистанской границе в 56-й десантно-штурмовой бригаде. Уволившись в запас, поступил в нижегородскую семинарию к фронтовику, инвалиду войны архиепископу Николаю Кутепову. Однажды он вызвал меня к себе и отпустил спасаться в миру. По форме — послал, фактически — благословил, и я попал во ВГИК к фронтовику Николаю Николаевичу Фигуровскому. В моей жизни было много мистических совпадений, так называемых «случайностей», для меня это одно из имен Бога, когда он не хочет быть узнан нами. И в Антарктиде я ощущал себя как в Афгане — острые запахи, замкнутые пространства, экстремальные приключения, выплески адреналина — снова почувствовал себя в своей шкуре.

культура: Но существенны именно отличия...
Барханов: Конечно. На полярном юге твой враг — космос, а в Афганистане он вполне осязаем, но и за ним стоят высшие силы, сводящие вас в перекрестье прицелов. На полюсе человек так же противоестественен. Он мешает природе, вступает в противоборство с ее и своей сутью. Там постоянно закладывает уши, ты вынужденно закапываешься внутрь себя. И на войне такое бывает. Как-то я задремал в окопчике на боевом охранении, пригрезился эскалатор, поднимающий меня в вестибюль метро ВДНХ. От восторга выпрямился, стал на ноги и увидел звезды — нахлынул восторг и ужас. Сел на карачки, завыл. Когда молился в Антарктиде, было то же самое — кошмарное бессилие, внезапное счастье. Мои картины складываются как своеобразные молитвы.

культура: Следовало ли нам ввязываться в афганскую междоусобицу?
Барханов: Историю судить невозможно, но, по моему мироощущению, и заходить было не надо, и выходить — нельзя. Имперская политика требует последовательных шагов, а мы предали там всех и вся.

культура: Продолжите антарктическую тему?
Барханов: Пока приторможу. Недавно вернулся из Пакистана, официально категорически не признающего наличия наших пленных. Однако в руки российских спецслужб попала записка летчика, сбитого в 85-м, с просьбой помочь вернуться на Родину. Двое ветеранов военной разведки, я с камерами и мой помощник, проверенный товарищ-подводник, поехали на розыски героя. Подписали документы о неразглашении, получили контакты местного агента и въехали в страну под видом туристов. Но проводник был арестован, и мы не смогли попасть в лагерь для перемещенных лиц, где ведется подготовка боевиков, — и нами занялась местная контрразведка. Мы оказались под жестким контролем вооруженной охраны в зоне свободных пуштунских племен, управляемых шариатскими судами. Но потом проскочили, проехали 900 километров от Пешевара до Ваханского коридора, побывали в гостях у пуштунов и калашей, нарвались на серьезные проблемы. В итоге летчика и шесть его товарищей найти не удалось, но нам открылись судьбы других людей — не сломавшихся пленных и тех, кто принял мусульманство, перешел на сторону врага. Мы вернули родным их останки благодаря знакомству с последним лидером моджахедов, миллиардером Гульбеддином Хекматияром. Раньше он не общался с нашими журналистами. Выяснилось, что было не только восстание в лагере Бадабер: еще две группы наших пленных совершили героический побег из пакистанских застенков, все они были убиты и замучены.  

Член нашей съемочной группы, офицер ГРУ Александр Лаврентьев также оказался захвачен талибами, потребовавшими выкуп — пять миллионов долларов. 65-летнего дядю Сашу несколько раз водили на расстрел, едва не выбили глаз — потребовалось семь операций. Его освободили в обмен на заложников из талибской группировки. Операция прошла жестко.

Фильм называется «Ташакор!», на фарси — «спасибо». Премьера состоится 25 декабря в Доме ветеранов войн на Олимпийском проспекте.

культура: Что не вошло в эту картину?
Барханов: Многое. Самое страшное — видеообращения родителей, до сих пор ждущих своих сыновей, к пропавшим детям.