Светлана Проскурина: «Лев Николаевич помогает нам уже давно»

Алексей КОЛЕНСКИЙ

18.09.2019


«Воскресенье»
Россия, 2019

Режиссер: Светлана Проскурина

В ролях: Алексей Вертков, Александра Ребенок, Вера Алентова, Агния Кузнецова, Владимир Ильин, Елена Мольченко, Максим Битюков, Мария Леонова, Сергей Глазунов

18+

В прокате с 19 сентября

В кинотеатрах — камерная драма Светланы Проскуриной «Воскресенье», история трудного дня провинциального чиновника, переживающего экзистенциальный кризис.

культура: Изначально Вы хотели экранизировать «Воскресение» Льва Толстого... Собирались перенести роман в современность?
Проскурина: Лев Николаевич помогает нам уже давно, с картины «До свидания, мама», основой для которой послужила «Анна Каренина». В проекте «Воскресенье» мы передали часть проблем Нехлюдова современному герою. Меня давно занимал вечный персонаж русской литературы — лишний человек. Отчего мы чувствуем свою ненужность, как деформируемся, что с нами происходит? Опускаясь на дно, надо оттолкнуться и вырваться на поверхность, глотнуть чистого воздуха. Но если не узнаешь что там, внизу, никогда не научишься дышать полной грудью.

культура: Нехлюдов — лишний человек не в глазах общества, а в судьбе отвергающей его Катюши. Здесь напрашивается объемная метафора: Маслова — не простившая князя Россия. И Ваш чиновник Дмитрий Иванович натыкается на закрытые двери и нелюбимых женщин. Возникает ощущение, что он сам, словно в склепе, замуровался в квартире с тяжело болеющей властной мамой, сыгранной Верой Алентовой. Лишний человек приговорил себя к смерти?
Проскурина: Любой герой должен умереть, чтобы воскреснуть. Это необходимое условие. Мы все не хотим страдать, но нас формируют только страдания.

культура: В течение дня Дмитрий Иванович раздает долги и взятки пятитысячными купюрами — пытается очиститься?  
Проскурина: Просто надеется, что его оставят в покое. Опыт чиновника подсказывает самый быстрый способ решения проблем. В его мире только так все и работает. В картине нет правых и виноватых. Все несут тяготы, не вполне здоровы или серьезно больны. Деньги здесь — единственная доступная ясность.

культура: При этом Алексей Вертков мастерски прячет катарсис внутри.
Проскурина: Вертков — тончайший актер, умеющий переносить в работу все накопленное им понимание белого света. Его персонаж никого не обличает, отвечает лишь за себя, за своих близких, и в этих проявлениях артист предельно искренен, он совершенно не заражен главной бедой нашего времени — тотальной имитацией чувств и поступков. Леша играет очень русского, совестливого, нервного и отважного героя, не боящегося задавать себе самые трудные вопросы. Во всем остальном Дмитрий Иванович не может определиться. Какая женщина ему нужна, как наладить отношения с дочерью от прежнего брака... Речь здесь не о потере контроля, а об остроте ситуации, с которой невозможно справиться.  

культура: При этом Ваш чиновник проживает с мамой-манипулятором. Он отказался строить свою жизнь и семью, укрывшись под крылом родительницы?
Проскурина: В каком-то смысле это так. Здесь мне интереснее перекличка с характером Марьи Болконской. В «Войне и мире» есть поразительная глава, где княжна желает смерти больному старому отцу и тут же страстно, отчаянно молится, ужасаясь своим мыслям. Что-то подобное переживает и Терехов в отношениях с матерью. Дуэт Алентовой и Верткова для меня абсолютно убедителен.  

культура: Тем не менее героя можно заподозрить в инфантилизме. Чиновническая служба для Дмитрия Ивановича — способ бегства от неразрешимых личных проблем в практичный понятный мир власти? Он явно боится эмоциональной зависимости от женщин...
Проскурина: Эмоционально он зависим лишь от себя: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...»

культура: Где проходили съемки?
Проскурина: В Долгопрудном, Королеве, Касимове, в деревне Квасьево Рязанской области. Мы слепили город из отдельных локаций. Наш художник Ирина Очина и оператор Артем Емельянов тщательно искали натуру и сформировали убедительную провинциальную среду...

культура: В которой проявились забавные психологические нюансы: во время застолья у преуспевающего отца города заскучавшие чиновники оживляются как дети, шуточно обсуждая способы безнаказанного убийства... А затем в сюжете материализуется зло — инфернальный подросток, готовый убивать из озорства и любопытства. Возможно, это нерожденный сын героя, претендующего на роль хорошего, правильного мальчика...
Проскурина: Последнее не приходило мне в голову. Здесь возможны разные интерпретации.

культура: У Толстого воскрешение переживает не простившая героя Маслова, которой у Вас нет, есть лишь ее тени, несчастные женщины, которым Дмитрий Иванович явно не доверяет. И толстовский Нехлюдов — не к людям, он ни с кем не способен ужиться.
Проскурина: В том числе и с самим собой. Это одиночка, распятый жизненной ситуацией.

культура: Вашу драму о кризисе среднего возраста можно толковать и как «Антиполеты во сне и наяву». Правда ли, что в какой-то момент фильм начинает сам себя снимать?
Проскурина: И так, и не так. Впервые для меня это сформулировал Илья Авербах: «Учтите, когда вы начнете снимать свой фильм, где-то в середине обязательно почувствуете, что никогда его не закончите и что материал никуда не годится. Это мучительно. Но нужно продолжать. И в какой-то момент ад вас отпустит. Вот тогда начинайте внимательно слушать, что предлагает сама картина...» Его совет и по сей день спасает меня от отчаяния.

культура: Отчего Авербах сгорел так рано, в расцвете творческих сил? Его убил запрет экранизации «Белой гвардии»?
Проскурина: Не думаю. Любой путь ведет к смерти, жизнь изначально драматична, она отнимает энергию, волю, талант. Нельзя сказать: режиссеру не дали снимать, и он истаял. Илья Александрович столько в себя вмещал, это был фантастически интересный художник с безукоризненным слухом к тексту, пространству. Помню, мы скорбели по какому-то поводу, и он заметил: «Каждый умирает вовремя...» Я ужаснулась. Это прозвучало едва ли не высокомерно, жестоко, безэмоционально. Но все чаще убеждаюсь, как он был прав. Даже атеист не умирает по произволу — каждый проживает свой сюжет до конца.

Я часто вспоминаю Авербаха. Он первым увидел мой короткометражный дебют «Родительский день». И коротко, на ходу сказал: «Светлана, вы — режиссер!» Это мне помогло, было утешительно и щедро...

культура: Как и Авербах, Вы стоите особняком от отечественного кинопроцесса. Какие современные картины Вам дороги?
Проскурина: Мне важен весь кинематографический путь Александра Николаевича Сокурова, в его отдельном отважном делании. Благодаря ему, я знаю, что можно тихо и последовательно заниматься своим делом — «и будь что будет». Мне важно, чтобы режиссер меньше был режиссером, а скорее автором, имел свой голос. Хочу назвать Кантемира Балагова с «Теснотой». С интересом буду ждать большой картины Михаила Архипова — его короткометражный фильм «Топливо» я запомнила на последнем «Кинотавре».

культура: Вас изменило «Воскресенье»?
Проскурина: Оно меня как-то утихомирило, сделало благодарной за каждый момент жизни. Я стала принимать осень, реку, деревья, судьбу — всю неизъяснимую прелесть бытия.

культура: Что дальше? Вновь Толстой?
Проскурина: Нет. Чехов, «Дама с собачкой». Только ни дамы, ни собачки не будет. Кого может заинтересовать сегодня разговор об измене? Атавизм какой-то, общее место, сериальная банальность... Остается лишь неловкое чувство горечи, пошлости и элементарная обыденность этого события. Мы легко поддаемся соблазну, но что происходит дальше? Куда он приведет? Хочет ли кто-то сам оказаться в ситуации жертвы? Тут заложено серьезное противоречие и глубокий конфликт.

культура: Похоже, мы нащупали метод. Вы сделали «Воскресенье» без Масловой и вновь ступаете в ту же воду с Антоном Павловичем...
Проскурина: Русские люди часто думают: если что-то идет криво, надо искренне покаяться, и начнется чудесная жизнь. На самом деле это абсолютно не так. И финал «Воскресенья» — об этом. Каким бы внутренним мощным усилием мы ни вытащили себя из беды, неминуемо снова попадем туда же. Уроки не закрепляются, и борьба с собственными пороками не заканчивается. Даже если Господь воскресит и очистит, до конца будешь спотыкаться и пытаться встать. Освобождение иллюзорно. Об этом нужно помнить.