Картонное братство

Павел СУРКОВ

08.05.2019


«Братство»
Россия, 2019

Режиссер Павел Лунгин

В ролях: Кирилл Пирогов, Ян Цапник, Виталий Кищенко, Федор Лавров, Олег Васильков, Антон Момот, Михаил Кремер, Кирилл Ермичев, Роман Колотухин, Василий Буткевич и др.

16+

В прокате с 10 мая

Нелегко говорить о событиях недавнего прошлого — ​тем более, когда они еще недостаточно отрефлектированы, оценены и даже изучены. Афганская война — ​именно такое событие. Впрочем, есть идеальный метод понять и прочувствовать историю — ​через художественное творчество. Фильм Лунгина «Братство» вполне бы мог справиться с данной задачей: Павел Семенович — ​сильный режиссер, способный на яркое высказывание. Но с «Братством», увы, не заладилось. И дело не столько в провокационности фильма, сколько в его кинематографической слабости.

Для работы над сценарием Лунгин и его сын Александр использовали воспоминания бывшего директора ФСБ Николая Ковалева, который сам служил в Афганистане, вел переговоры с моджахедами и лично участвовал в операции по выводу 108-й мотострелковой дивизии к перевалу Саланг. Иными словами, историческая основа видится чрезвычайно мощной. Но в итоге «Братство» получилось очень странной работой: и не о войне, и не о людях, и не о своем времени, а о чем-то еще. Вот только о чем?

Первое, что бросается в глаза, — ​отсутствие цельности сюжета. Больше всего «Братство» похоже на набор быстрых военных зарисовок, некоторым образом сюжетно связанных, но на поверку — ​распадающихся на отдельные микроуровни. Вот — ​история офицера КГБ, оказавшегося в афганской гуще. Вот — ​рассказ о сбитом летчике, которого берет в плен местный мальчишка. Вот — ​попытка обхитрить душманов и провести через их владения колонну наших войск. Единый смысл разрозненных эпизодов очевиден: на войне нет правых и виноватых — ​она уродует всех.

Это внутреннее уродство — ​пожалуй, единственное, что роднит героев «Братства», но искорежены ли они бойней или изначально явились такими — ​на данный вопрос Лунгин ответа не дает. Скорее, здесь не столько экранизация воспоминаний Ковалева, сколько парафраз многочисленных статей об ужасах афганской войны, которыми в конце 80-х годов пестрела перестроечная пресса: во многом гипертрофированных, во многом шокирующих, но в целом просто эмоциональных, нежели содержательных.

Именно поэтому Лунгин и пытается запихнуть в одну картину фактически все возможные образы Афгана: тут и мародерство, и драка за импортный кассетник, и бессмысленная смерть, и командиры со стальным взором. Но это — ​банальности, стереотипы, штампы. И даже если оных командиров играют хорошие актеры, как, скажем, мастер драмы Виталий Кищенко (вспомним его в «Белом тигре» Шахназарова), то исполнять им, оказывается, решительно нечего, ибо оживить картонную фигуру априори невозможно.

У Лунгина есть отдельный парафраз с другими отечественными фильмами начала 2000-х. Не зря одного из центральных персонажей играет Кирилл Пирогов — ​особенно известный по ролям в «Брате‑2» Балабанова и «Сестрах» Сергея Бодрова-младшего. И кагэбэшник, в роли которого он задействован, — ​ушлый парень, быстро догадавшийся, куда солдаты спрятали награбленные деньги, — ​фактически завершает своеобразный актерский триптих. Куда после выхода из Афгана идут такие люди? Ответ один: им точно не место в законных структурах, и даже вне фронтовых условий они будут или хакерствовать, как в «Брате‑2», или станут безжалостными киллерами, как в «Сестрах». В них нет героизма, нет и доли романтики, но отсутствует и живой нерв, цепляющий зрителя. Плоские персонажи, без фактуры и, по сути, без содержания.

Но и враги у Лунгина излишне картинные, как Хашим, главный антагонист «Братства»: ходит весь в белом, с аккуратно расчесанной бородой, подчеркнуто вежлив и со своими, и с чужими, хорошо говорит по-английски, начитан и где-то благороден — ​эдакий идеальный злодей из «бондианы», кажущийся совершенно инородным телом в водовороте насилия и стрельбы. Да и погибнет он тоже вполне стереотипно — ​прилетит авиация, разбомбит кишлак и злодея вместе с ним. Был — ​и нет.

Даже боевые сцены, на которые, в принципе, можно рассчитывать в фильме о войне, у Лунгина сделаны на удивление топорно. Режиссер нарочито «просаживает» военную динамику, не стесняясь того, что зрителю видно, когда пиротехникой переворачивается пустой кузов машины. Таких просчетов не позволяли себе создатели боевиков даже на заре 90-х.

Единственный яркий и по-настоящему страшный эпизод фильма — ​история афганского паренька, берущего в плен советского летчика. Мальчик уверенно держит в руках оружие, и если наш солдат относится к нему как к ребенку, пытаясь подружиться, то юный враг — ​уже давно не дитя, и при попытке побега убьет пленного, не моргнув глазом, чтобы затем погибнуть, как и велено воину, в бою. Впрочем, когда-то мы уже видели в кино маленького шахида, вот точно так же выстрелившего в спину шурави…

Речь о картине Владимира Бортко «Афганский излом», где были использованы практически те же сюжетные линии: и попытка договориться с полевыми командирами о прекращении огня, и молодой офицер, сынок высокопоставленного папы, и желание солдат разжиться дефицитными товарами, и ковровая бомбежка кишлака… И мальчик с автоматом в руках, выживший в эпицентре сражения и застреливший советского офицера, едва лишь представилась возможность.

Но если в картине Бортко все же просматривалась единая драматическая линия — ​история внутреннего противостояния опытного майора, которому надо вывести подразделение из Афгана, избегая необязательных потерь, и молодого офицера-«мажора», одержимого жаждой военной схватки ради заветной «цацки», то у Лунгина подобного драматизма не наблюдается. Все время возникает ощущение недосказанности, будто режиссер постоянно обрывает эпизод за эпизодом, но при этом не дает зрителю пространства для собственных размышлений, для выстраивания своей версии мотивации героев. Потому что их в «Братстве» на самом деле нет. Да и сюжета, по сути, тоже нет. А есть набор журналистских штампов.

Снимая фильмы о войне, можно легко скатиться в ненужный героический пафос, либо, напротив, погрязнуть в излишнем натурализме. Но Лунгин всегда демонстрировал себя в качестве мастера подтекста и множественности смысла — ​в «Такси-блюзе», «Острове» и даже «Царе», картине тоже неоднозначной, но весьма мощной. Тем страннее, что с фильмом об Афганской войне вышло вот так.

Однако главный подтекст «Братства» и одновременно единственный парадокс ленты — ​само название произведения. Кино ведь явно не про солдатскую взаимовыручку, а скорее про карикатурность нашей «братской» помощи Афганистану. Но это уже — ​политическое, историческое и социальное высказывание. А сделать его адекватным с картонными персонажами и рваным сценарием совершенно нереально. И обидно, что Лунгин, способный на собственное обоснованное режиссерское видение, вдруг не совершил этого «поворота ключа» и снял странную, нелогичную и по большому счету нелепую картину. Как говорилось в старом скетче «Веселых ребят»: «О чем этот фильм? Да ни о чем».