Алексей КОЛЕНСКИЙ

28.03.2019

23 октября 1941 года на экраны Америки вышел мультик про летающего слоненка. Теперь нас ждет встреча с одноименной киноадаптацией Тима Бертона, разительно отличающейся от сказки «Диснея».

Уолт Дисней обожал экспериментировать с сюжетами, не ведал о политкорректности и отличался специфическим чувством юмора. В частности, его Дамбо узнал, что умеет летать, очнувшись на вершине дерева с большого бодуна. Благополучно спланировав вниз на ушах, слоненок вернулся в цирк, откуда накануне был изгнан за профнепригодность, и стал «воздушным гимнастом».

Выжать ремейк из анекдота казалось невозможным. Однако наследники «Диснея» решились на апгрейд сказки и передали проект Тиму Бертону. Позаимствовав у мультика несколько деталей, Бертон соорудил конструкцию из полнокровных художественных метафор.

1919 год. В шапито братьев Медичи слониха родила детеныша. Вскоре ушастый догадался, что угодил в далеко не лучший из миров — неуклюжего младенца высмеяла публика, а кинувшуюся на выручку мать продали в зоопарк. К счастью, у сироты нашлись новые друзья — дети однорукого дрессировщика Холта (Колин Фаррелл). Утешая слоненка, они случайно выясняют, что Дамбо умеет летать. Но они скрывают эту тайну от отца — по словам дочки, «тот, кто ничему не верит, недостоин ничего знать». Слоненка размалевывают как клоуна и выставляют на потеху черни, но однажды он попадает в беду. Лишь тогда  раскрывается его уникальное дарование и начинаются настоящие неприятности. Дамбо остается уповать лишь на чудо. И оно случается, остается вопрос: как это возможно? Стоит присмотреться.

Шапито у Бертона — это не более и не менее, как Вселенная, обжитая персонажами, перипетиями и чудесами. Заклинатель змей обнимает старого друга Холта вместе с упитанным питоном. Фокусник твердит «чудес не бывает», и ему подмигивает вылупившийся из рукава белый голубь. Дамбо боится летать, но если пощекотать хобот пером — расчихается, захлопает ушами и взмоет под купол. Перышко служит волшебной палочкой: обычный чих рождает окрыляющий слоненка вихрь. Неуклюжий, громоздкий, притесняемый малыш воспаряет в эмпиреи, навевая публике «сон золотой» и открывая цирковым друзьям «новую землю и новое небо» в библейском смысле. Земля оказывается парком аттракционов Уондерлэнд, куда переезжает труппа, а с эмпиреями все обстоит сложнее. Например, для хозяина развлекательного комплекса Дамбо служит прибыльной игрушкой. Томящейся в местных застенках слонихе-матери — является героем-освободителем. Детям Холта — представляется ангелом-утешителем, посланным их умершей родительницей. Вдовствующему отцу — купидоном, венчающим его с прекрасной воздушной гимнасткой  (Ева Грин), а последней — привлекательным небожителем. Все ипостаси попеременно просматриваются в сюжетных поворотах истории, раскручиваемой автором наподобие ярмарочной карусели. Чем увереннее взлетает Дамбо, тем сильнее сгущаются тучи и тем больше самоотречения требуется от его друзей.

В конечном счете герою удается «стать для всех всем, дабы спасти немногих» и достичь слоновьей «обетованной земли». Приемный папаша Тим Бертон на сей раз не хватает с неба звезд, но демонстрирует отлаженную механику блокбастера, способного покорять сердца малышей, трогать за живое пап и мам, а заодно баловать политической сатирой. Наиболее искушенным зрителям будет любопытно проследить линию бывшего хозяина шапито Макса Медичи (Дэнни Де Вито), позаимствовавшего псевдоним у именитых отравителей эпохи Возрождения, и владельца гигантского парка аттракционов.

Начавшийся как немудреная сказка, «Дамбо» наращивает объем метафор и подтекстов на каждом сюжетном повороте. Официальный бюджет не разглашается, но здесь он не имеет значения — при любых сборах очаровательный «летун» обеспечит доходом не одну сотню аттракционов Диснейленда. А все потому, что его создатели сумели преодолеть инерцию сомнительного мультика Уолта Диснея. Британский перфекционист Бертон превратил «Дамбо» в сказку о слезинке слоненка, которой недостоин мир. А между тем она-то его и спасает — стоит лишь вдохнуть волшебную «пушинку», наполняющую ветром хобот, крылатые уши, взмыть под купол цирка и встретиться лицом к лицу с злодейкой-судьбой.

И тут возникает закономерный вопрос: отчего на «родине слонов» так не летают и со слоненком подружиться теперь можно только благодаря сказкам Тима Бертона? А нам пока остается только завидовать проходным, но захватывающим голливудским аттракционам?

Продюсеры кивают на крохотные бюджеты и дефицит профессиональных сценаристов, а те — на «слепоглухонемых» продюсеров. Но ведь Бертон начинал с малобюджетных короткометражек. Разве этот пример не достоин подражания? А, возможно, главное препятствие — отсутствие амбиций и хорошего вкуса? Конечно, возможности отечественного кинопроцесса невелики. Но суть не в деньгах, а в затяжном кризисе образности важнейшего из искусств. За последние десятилетия кино разучилось сопереживать стране и людям, замкнулось в каком-то выморочном мирке. Правда, примеры коммерческих и творческих успехов есть, но пока это лишь отдельные картины.  

«Зияющие высоты» смыслов, амбиций и эмоций требуют отдельного и серьезного разговора. Скажем лишь, что они возникли не на пустом месте, а были искусственно сформированы в семидесятых годах. Именно тогда был объявлен дефолт лучшим, созревшим до эпических работ, режиссерам страны. В этом темном деле, достойном отдельного расследования, нельзя обойтись без знаковых подробностей.

Например, явившийся на съемки «Хаджи-Мурата» Данелия с удивлением узнал, что они прекращены. Кем именно — не сумел узнать даже депутат Верховного Совета, соавтор Расул Гамзатов. Попавшей в идентичную ситуацию с «Княжной Мери» Муратовой жаловаться было некому. В Госкино был безвозвратно «утерян» сценарий Чухрая «Сталинград». Добившийся через Политбюро запуска «Я пришел дать вам волю» трагически погиб Шукшин. Глеб Панфилов не получил разрешение на съемки «Жанны д’Арк». Никиту Михалкова не допустили до «Грибоедова», а после «Родни» фактически запретили в профессии на пять лет. Трудно перечесть отвергнутые ленты Андрея Тарковского.

Всем известно: дерево прирастает кроной. Обрубив лучшие верхние ветки, можно погубить любое растение. Так и случилось, а затем грянул Пятый съезд кинематографистов — генеральная репетиция политического дефолта страны. В кино восьмидесятых разрослось истеричное мелкотемье, полезли трэш-сорняки, и к девяностым киноискусство приказало долго жить. А затем стало возрождаться под присмотром не садоводов, а огородников.

Бывшие администраторы производства оседлали бюджетные потоки, назвались продюсерами и стали лепить жалкие подделки под западные «стандарты». Правда, до сих пор не уяснили, что главным критерием профессионального успеха является уникальное художественное качество картины, а не глянцевая упаковка.

Особо тяжелый урон был нанесен детскому кино. Сказки просто перестали сказываться. Понятно, отчего продюсеры дуют на воду, не решаясь представить на госфинансирование историю, в которой четко различимо добро и зло, ненавязчивый вымысел и суровая правда, раздаются заслуженные награды и воздаяния. Но кто расскажет, какой должна стать наша страна завтра, если не будет проведена глобальная художественная работа по осмыслению текущей и исторической действительности — в том числе на крайне серьезном, сказочном уровне?

Возможно, это по плечу не временщикам-конформистам — продюсерам и чиновникам, — а лишь художникам. Им и народу требуется мобилизационный проект, подспорьем которому может послужить советская система многоэтажной редактуры под руководством творчески, а не коммерчески ангажированных мастеров экрана.

Скажем, речь может идти о соревновательной системе нового типа, а именно — воссоздании коллективных, публичных, не совещательных, а персонально ответственных худсоветов, а также творческих объединений — экспериментально-коммерческого кино. Разумеется, их деятельность должна быть абсолютно прозрачной. Потому что, как правильно говорила добрая фея в «Сказках старого волшебника», «требуется отдать хотя бы маленький кусочек сердца, чтобы добро победило зло».