Евгений Стычкин: «Играть Ленина как человека почти невозможно»

Елена ФЕДОРЕНКО

09.11.2017

Роль Ленина в сериале «Троцкий» исполнил Евгений Стычкин. Накануне премьеры о «человеке в рабочей кепке и простреленном пальто» «Культура» поговорила с замечательным актером.

культура: В родной Москве Вас застать практически невозможно — Вы все время в Петербурге. Если не секрет, с чем связана «перемена мест»?
Стычкин: Несколько последних проектов, где я участвую, производит компания «Среда». Они любят работать в Петербурге, там легче договориться с ведомствами о съемках на улицах, да и по красоте он выигрывает в соперничестве с многострадальной Первопрестольной. В Северной столице снимали «Лачугу должника», «Гоголя», «Троцкого», сейчас работаем над фильмом под названием «Алиби». Хорошая история, я к ней отношусь по-особенному. Последнее время играю в основном упырей, негодяев или исторических личностей, но все это — персонажи характерные. В «Алиби» мой герой — просто человек.

культура: Время действия — наши дни?
Стычкин: Да, абсолютно современная история со сложной любовной драмой. Успешный писатель, сценарист, параллельно занимается тайным бизнесом, с чем оказываются связаны остросюжетные повороты. С режиссером Нурбеком Эгеном работаю впервые и с большим удовольствием. Он человек сложный, глубокий, учился у Владимира Хотиненко.

культура: Большие актеры прошлого, игравшие Ленина, Максим Штраух и Борис Щукин, определили внешнюю характерность кинообраза: с обаятельным прищуром и рукой за лацканом пиджака. Иннокентий Смоктуновский и Михаил Ульянов искали в вожде понятных чувств и гуманных проявлений. Олег Янковский вышел на сцену вовсе без грима, чтобы представить интеллигента от революции. У Вас вождь пролетариата тоже картавит, характерно прищуривается и узнаваем по колоритной жестикуляции.  
Стычкин: Что касается традиции, то, конечно, я видел многое. Но, готовясь к роли, намеренно не пересматривал фильмы с Борисом Щукиным и Михаилом Ульяновым. Только хронику. Ленин, к несчастью, вбит нам в голову в качестве мифологизированного кинематографом персонажа, играть его как человека почти невозможно. Без его манеры говорить, двигаться, жестикулировать  пропадает тщательно возводившийся в кино эпос. Как только стараешься создать всем известный образ, автоматически превращаешься в подобие куклы. В этом смысле Троцкий еще более вычурный персонаж: сильнее Ленина картавил, манернее говорил, но про это ведь никто не знает, его можно показать каким угодно.

культура: Со Сталиным, сыгранным Вами на сцене в спектакле «Девушка и революционер», было проще?
Стычкин: Сталина я искал там, где агрессия, злость, страсть и секс. Для меня он — чудовище, живущее на территории инстинктов ненависти и гнева. А Ленина там нет.

культура: А где же он? Вообще мучителен ли был поиск образа?
Стычкин: Для меня Ленин — черная дыра. Когда я только начал готовиться к роли, мой друг и коллега, прекрасный артист Юрий Чурсин, посоветовал в качестве одного из упражнений в процессе поиска характера смотреть на себя в зеркало, надев белую, ничего не выражающую маску. Чтобы найти «глаза» персонажа и понять, что живет внутри хитрого прищура чёрта. Но я ничего не нашел. Там пустота. Абсолютное пренебрежение к человеческим ценностям, к жизни людей, отсутствие даже зачатков милосердия. Мне кажется, что и мотив мести за казненного брата Сашу сильно преувеличен. Трудно уловить, что позволяет ему принимать страшные решения, не замечать кошмара ситуаций, не испытывать жалости. Для него не существует никаких преград, во всей революционной шайке он — самый черный. Страшнее Сталина и страшнее Троцкого.

культура: Многим современникам Ленин казался пришельцем с иной планеты с необъяснимой силой разрушения и непостижимой логикой политической эквилибристики. Меняется ли Ваш герой?  
Стычкин: Ленин — не пришелец, он — порождение времени, совокупность зла. Да, мне было важно, чтобы он менялся, чтобы в роли был процесс, Ленин — разный. Лукавый, острый. Он не обижается, не держит слова, его не ухватить, как глубоководную рыбу, покрытую тиной, — руки соскальзывают. Троцкий для него — то опасность, то инструмент. После ранения, постарев и ослабев, он начинает понимать, что не удержит свой эксперимент по переустройству мира, и готов идти на союз с Троцким.

культура: Получается, что Вы отказываете вождю во всех человеческих проявлениях. Да, он считал любовь чувством мещанским, но обожал оперу, ценил Вагнера, старался модно приодеться. Полагаете, все это несущественно?
Стычкин: В раннем периоде его жизни, видимо, важен образ элегантного щеголя, слушающего музыку, играющего в карты и шахматы, попивающего вкусное пиво в Вене. Но это все мелочи, не имеющие для истории особого значения. На мой взгляд, важно за игрой, за поиском каких-то привлекательных «рок-н-ролльных» сторон революции с ее неистовой силой и страстью, пафосом кожаных курток, не просмотреть трагедии, случившейся со страной. Не зря же столько лет расхлебываем последствия.

культура: Вы совпали с режиссерами фильма по взглядам на историю, а если бы схождения не произошло?  
Стычкин: Когда не нахожу общего языка, не иду работать. Если только режиссер меня не сможет переубедить, что, кстати, бывает и что я очень ценю. Не просто давит тем, что он главнее и старше, а аргументированно объясняет. На компромисс, наверное, можно согласиться в какой-нибудь легкой искрометной комедии, да и то не уверен. Вообще, кинематограф такая сложная штука, что даже при полном единомыслии результат может отличаться от задуманного. Но когда речь идет о серьезной исторической теме, то единство взглядов обязательно.

культура: Насколько для Вас важна историческая правда?  
Стычкин: Крайне важна. Мы старались ее соблюдать, но не нужно относиться к художественному высказыванию как к учебнику по истории. Вы же понимаете, что над архивными протоколами заседаний никто не корпел. Принципиально было — не ошибиться в общем направлении, в месседже, отправляемом зрителю.

Когда-то мы с Ильей Хотиненко придумали фантастический сюжет про Ленина и всю эту компанию революционеров. Убрали политическую составляющую, сделали из них чистых мошенников. Оказалось, можно найти совершенно новую подоплеку событиям, которые произошли в реальности. Наши персонажи первыми поняли, какие мощные инструменты — газета и кинематограф, они поставили их на службу революции. Они ударили по царскому режиму киберпанком. История наша получилась ироничной и более хулиганской, чем все, что сегодня снимают. Мы ее так и не запустили. Все, с кем мы делились замыслом, страшно радовались, хохотали, говорили, как это здорово, но никто не захотел рисковать. Кто-то испугался, кто-то решил, что это легковесно, а надо снимать про чертей и палачей. Шутить с таким материалом можно для людей, у которых сформировалась точка зрения.

А в нашей стране еще не все определились в оценке того, что произошло в 1917 году, в чем кроется корень огромного количества наших бед. Прошло сто лет, и пора найти общий, безусловный, всем понятный взгляд на те события, без этого мы не можем двигаться дальше. Мы просто обязаны осознать, принять и пережить собственную историю, разобраться с ней. Тогда настанет время и пошутить.

Если ты снимаешь комедию о концлагере, как Роберто Бениньи фильм «Жизнь прекрасна», — трогательную, смешную и, конечно, слезоточивую, то имеешь право иронизировать над правдой, потому что ее все знают. Немцы преодолели свое прошлое, потому что приняли его. И даже простой фильм «Гуд бай, Ленин!» с участием Чулпан Хаматовой сняли тоже немцы, а не мы. Мы носим свой горб и прячем его под одеждой.

культура: Троцкий — вождь, равный Ленину?
Стычкин: Троцкий, конечно, лидер. Сильный, умный, коварный, наверное, почти равный Ленину. Но он проиграл. В истории нет сослагательного наклонения, и гадать, что могло произойти, если бы не Ленин, а Троцкий возглавил процесс, если бы Сталин не взял власть, бессмысленно... 

культура: Случались ли в Вашей жизни события, помогавшие разобраться с историческими героями?
Стычкин: Мне посчастливилось быть знакомым с Татьяной Алексеевной Кудрявцевой — знаменитой переводчицей. Она работала с американскими генералами, когда открывали второй фронт. По приезде в Москву их пригласили в Большой театр на «Лебединое озеро». После спектакля все — и артисты, и зрители — повернулись в сторону Царской, Правительственной ложи, начали аплодировать и кричать «ура». Татьяна Алексеевна, сидевшая рядом, за перегородкой, тоже встала и увидела Сталина — щербатого, сутулого, на расстоянии не более двух шагов. Она — человек умный, внимательный, молодой, но уже не 14-летняя девочка — вполне понимала, кто перед ней. И при этом отбивала себе ладони до синевы, плакала от счастья и кричала, как и все, «ура». Потом, покинув театр, ничем не могла объяснить свой совершенно невероятный порыв. Не старалась подстроиться под всех, нет. Она испытала искренний восторг. Ее воспоминание я услышал после спектакля, где играл Сталина. Эти слова — самая бесценная и дорогая для меня рецензия.

культура: Можно спросить Вас как бесстрашного начальника полиции Бинха из картины «Гоголь. Начало»: когда ожидать продолжения?
Стычкин: Продолжение «Гоголя» выйдет в апреле, а заключительная, третья часть, видимо, в августе. Фильм состоит из восьми серий и разделен на три части. Сделано это для того, чтобы те, кто посмотрит сериал только по телевизору, увидели больше, чем кинозрители. К тому же в кино- и телевизионной версиях совершенно разный монтаж. Ничего интригующего говорить не стану, чтобы не было спойлера. Но с точки зрения спецэффектов и аттракционов каждая следующая серия лучше предыдущей. В первых двух самого Николая Васильевича — я имею в виду не его как героя, а хитросплетения, взятые из его произведений, — крайне мало, но дальше будет больше. Правда, зачастую в измененном почти до неузнаваемости виде. 

культура: Когда-то Вы решили уйти из театра в свободное плавание. Не жалеете?
Стычкин: Нет, но иногда на спектаклях, например, Римаса Туминаса в Театре имени Вахтангова, где я работал одно время, думаю о том, как было бы интересно с ним репетировать. Но положить трудовую книжку в театр, зависеть от афиши и репертуара я по-прежнему не готов.

культура: И тем не менее Вы играете на сцене, в том числе такой сложный материал, как «Кроткая». 
Стычкин: Судьба предложила моноспектакль, и я, к счастью, разглядел в этом для себя важный шанс. Для меня «Кроткая» — самая болезненная, самая тяжелая и самая любимая работа. С режиссером Павлом Сафоновым мы готовили ее для фестиваля «Solo». С Достоевским вообще-то я мало встречался.

культура: А как же Ваш жуткий, одержимый младший Верховенский в фильме «Бесы»?
Стычкин: «Кроткая» — второе приближение к прозе Федора Михайловича. В «Бесах» — все-таки сценарий, сильно и великолепно переработанный для кино Павлом Финном. В театре же на мои плечи легло большое произведение, канонический текст. Было непросто, но я испытал невероятное счастье. Думал, что представлю «Кроткую» несколько раз, и на этом жизнь спектакля завершится, а продолжаю играть не только в Москве, но и по России, были гастроли в Австрии, сейчас на неделю отправляемся в Испанию. Эта глубокая история требует от меня абсолютной честности: я выхожу на сцену для того, чтобы поделиться со зрителем тем, чем обычно артист не делится. Но и от зрителей этот спектакль требует смелости. Они должны пойти за мной в путешествие — туда, где больно и страшно. Даже в скромном театре маленького городка, где люди, увидев на афише знакомую фамилию артиста, ожидают песен, танцев, веселых рассказов и фрагментов из фильмов. Я слышу по дыханию зала, как где-то на 15-й минуте публика понимает, что плясок не будет, и идет на открытый контакт. Слияние между актером и зрителем —  самое большое счастье.

культура: Дальнейшими планами не поделитесь?
Стычкин: Еще три месяца — в Петербурге, заканчиваем «Алиби». Потом мечтаю какое-то время вообще ничего не делать. За три последних года я снялся в пяти художественных фильмах и восьми сериалах. Сейчас все они выходят на экраны. Могу просто надоесть зрителям. Я очень люблю процесс работы и время, проводимое внутри съемок, но все мое естество требует сбавить ритм и темп. Сейчас живу так: после смены — в Москву, играю спектакль, сажусь в поезд, падаю в сон, утром — на съемочную площадку. Силы мои бесконечны, но артист должен жить, набирать впечатления, учиться, иначе он перестанет быть интересным. Так что меня ждут книги, лыжи, вино и путешествия.