Угон с акцентом

Алексей КОЛЕНСКИЙ

20.09.2017


«Заложники»
Россия, Грузия, 2017

Режиссер: Резо Гигинеишвили

В ролях: Гига Датиашвили, Тинатин Далакишвили, Иракли Квирикадзе, Гиорги Грдзелидзе, Георгий Табидзе, Гиорги Хурцелава, Вахтанг Чачанидзе, Надежда Михалкова, Мария Шалаева, Мераб Нинидзе

12+

В прокате с 21 сентября

На экраны выходит драма «Заложники», рассказывающая о нашумевших событиях 1983 года, — тогда группа тбилисской молодежи попыталась захватить самолет, чтобы сбежать на Запад. Накануне премьеры «Культура» пообщалась с режиссером Резо ГИГИНЕИШВИЛИ.

культура: В трагедии много белых пятен. Почему Вы решили взяться за эту историю?
Гигинеишвили: Тема была близка мне с детства. Помню, как мама одного из угонщиков Геги Кобахидзе приходила к нам домой, общалась на кухне с родителями. Долгие годы женщина верила, что в СССР есть засекреченная колония, где ее сын ждет исполнения смертного приговора. Видимо, те разговоры отложились в подсознании.

В Грузии эти события до сих пор на слуху. Сначала тему раздувала пропаганда. А после провозглашения независимости пришедшие к власти диссиденты пытались романтизировать борцов с системой, забыв об их невинных жертвах. Моей задачей было попытаться рассказать правду.

культура: Что заставило отказаться от детальной реконструкции?
Гигинеишвили: «Заложники» — не документальное кино, мы вписали реальную историю в свой художественный контекст. Определиться с концепцией было трудно. Мы не пытались ни оправдывать, ни судить участников угона. Я хотел исследовать тему свободы. Почему нам так трудно определить для себя данное понятие? Возможно, пока за нас принимались решения, мы просто обленились и так и не успели вырасти?

культура: Однако вопросы остаются. Что двигало ребятами, совершившими  преступление?
Гигинеишвили: Любой автор хочет определить мотивацию героев. Тут легко обмануться. Например, сомневаюсь, что принцем Датским двигал лишь отцовский призыв к отмщению, не менее важна была и ситуация, в которой оказалась его мать. Пикантные отношения Гертруды с братом покойного мужа развивались как раз в то время, когда Гамлет решал «быть или не быть». Мы отказались от поисков ответа на вопрос, «почему угоняли самолет». Нет ни одной причины, оправдывающей этот поступок. Мы хотели показать, что борьба за свободу, ограничивающая права других людей, оборачивается насилием, упирается в кровавый тупик. Другой вопрос, что привело героев к этой грани? Мы постарались показать то время, чтобы современный зритель сам решил, хотел бы он оказаться в советской Грузии, на первый взгляд весьма либеральной? Героев не устраивало происходящее в республике. Запад манил их сладкими мелодиями «Битлов», идеей обрести свободу, возможностью самим принимать решения. Воссоздав эпоху, мы запустили машину времени и открыли нечто важное: искусственные ограничения создают глобальную иллюзию, реальность подменяется фантазиями о якобы существующем земном рае. Таково мышление несвободного человека. Это сейчас мы понимаем, как много нужно усилий, чтобы утвердиться за рубежом. Но у человека должна быть возможность попробовать свои силы где, когда и в чем угодно.

культура: То есть речь идет о восстании против авторитарного родительского сценария?
Гигинеишвили: Безусловно. Причем инфантильном, обреченном на провал. Любое противоборство с судьбой оборачивается трагедией — во всем, вплоть до бытовых мелочей, мы ощущали присутствие рока, античной драмы. Когда отец, доставший на черном рынке пальто и «Кэмел», наслаждается своей «свободой» в кругу друзей, а утром встает на трибуну и с тем же упоением воспевает достижения советской власти, сын перестает понимать, где папа настоящий, чему учиться, куда стремиться. Сегодня мы невольно романтизируем прошлое, и в этом нам помогают великие свершения людей науки и искусства, но и они страдали от несвободы и лжи, подмены Бога догматами марксизма-ленинизма.

культура: Какими идеями вдохновил Вас сопродюсер картины, режиссер Борис Фрумин?
Гигинеишвили: Главное, он помог мне не утонуть в материале.  Борис, как никто, умеет формулировать эмоциональные вопросы, помогающие воссоздать атмосферу событий, чувствует, куда направить историю. Он советовал: снимай так, чтобы зрители переживали за каждого персонажа. Мы знакомились с документами, подробнейшим образом изучали каждую сюжетную линию, опросили более двухсот человек, связанных с трагедией. В экстремальных ситуациях людьми движут иррациональные силы и инстинкты.

Мы попросили свидетелей вспомнить самые яркие моменты и включили их в ключевые сцены фильма. В итоге получилось по Ницше — рождение трагедии из духа музыки.

культура: Из голосов хора?
Гигинеишвили: Безусловно. Правда непостижима, но можно хотя бы попытаться установить истину.

культура: У зрителей, знакомых с официальной версией угона, неизбежно возникнут вопросы. Отчего герои, скажем, не выехали в соцстраны по турпутевкам, а решили устроить бойню с оружием в руках?
Гигинеишвили: То, что они могли свободно покинуть Грузию, — вранье, придуманное задним числом. Властям требовалось вскрыть заговор, назначить идейного вдохновителя, отделить преступников от народа. Уехать мог лишь Кобахидзе, получивший приглашение на съемки в Грецию, но он не хотел бросать друзей.   

культура: И все-таки, угонщики — представители золотой молодежи — были  легкомысленны и высокомерны?
Гигинеишвили: В протоколах допросов упоминается, они верили, что кто-то из высокопоставленных родителей сумеет их вытащить, если ситуация выйдет из-под контроля.

Глубоко сочувствую невинным жертвам, но мне хотелось постичь, почему угонщики пошли на преступление. Окончательного ответа на этот вопрос нет, но я попытался передать состояние изуродованных несвободой молодых людей. Мандельштам говорил, что любая запрещенная книга — это ворованный воздух. При недостатке кислорода возникает гипоксия, в состоянии удушья человек видит мозаичные, не монтирующиеся друг с другом картинки. Их сегодняшним сверстникам сложно понять умонастроения эпохи. Оно было логичным следствием искусственных ограничений. Обладая современными средствами коммуникации, мы гораздо лучше представляем себе мир. Друзья заговорщиков рассказывали, что они изучали мир по «Плейбою», — не любовались красавицами, а мониторили дома, машины, виды... Химеры о чужой красивой жизни — последствия той несвободы, о которой я снимал кино.

  

культура: Какой личный урок вынесли Вы из этой истории?
Гигинеишвили: Очень простой: назвался режиссером — снимай о том, что тебя волнует, чем хочешь поделиться с людьми, иначе окажешься в том самом безвоздушном пространстве. Во многом это фильм о родителях, научивший меня правильному отношению к своим детям. Я не должен читать мораль, проповедовать то, во что не верю сам. «Заложники» рассказывают о том, что нельзя раздваиваться, обманывая тех, кто идет за тобой, — собственных детей. 


Фото на анонсе: Екатерина Чеснокова/РИА Новости