02.02.2017
«Сафари»
Режиссер: Ульрих Зайдль 16+ В прокате с 2 февраля |
Ульриха Зайдля нередко называют парадокументалистом. Эксплуатируя реальных персонажей в постановочных кадрах, дорисовывая окружающую действительность и приписывая реплики, он остается в тени — не самовыражается, а тактильно сотрудничает с «материалом», заостряет углы, но соблюдает образные рифмы. Зайдль неизменно уходит в гротеск, и его почитают как артхаусного сатирика. Исследуя непубличные территории масскульта, он использует эпатаж лишь как повод презентации «развлечений не для всех». Его в равной степени интересуют секс-туризм («Рай: Любовь») и истеричный прозелитизм («Рай: Вера»), забавы исступленных обывателей («Собачья жара») и растерянных экспатов («Импорт/экспорт»).
Два года назад австрийский режиссер открыл индивидуальные преисподние объединенной Европы («В подвале»): он проник в подземелья пригородных «гнезд» и запечатлел хозяев за садо-мазо играми и нацистскими пьянками. Самым любопытным персонажем «семейных портретов в интерьерах» оказался пожилой охотник, устроивший из своего убежища музей африканских трофеев. Парадокументалист прикипел к толстяку и отправился с ним и его лучшей половиной в бывшую германскую колонию.
Солнечная Намибия, тихий отель среди бескрайней саванны. Стены вестибюля украшают наглядные образцы местной фауны и прейскурант услуг. За несколько сотен или тысяч евро можно завалить жирафа, канну, гну, зебу или зебру. Постояльцы — как в ресторане — неспешно выбирают завтрашнюю добычу.
Наутро в компании с инструктором они отправляются на охоту. Выдерживая интригующую дистанцию, камера следует за группой до заветных зарослей. Общаются исключительно шепотом, намеченные жертвы остаются для нас невидимы... Но раздается «пиф-паф», и обаяние азарта рассеивается — инструктор неспешно приближается к трупу, поворачивает его голову для удачного ракурса: счастливые охотники фотографируются со свежескошенным травоядным, дело сделано!
Ритуал неизменен на протяжении ленты: проход с камерой, съемки в профиль и фас, групповое фото. На сладкое — статичные средние планы в вестибюле. Разбившись на пары, добытчики делятся мыслями о жизни и смерти братьев наших меньших. Опытные товарищи обсуждают прейскурант на отстрел. Ребята помоложе уверяют друг друга, что убивают лишь слабых и больных. Мать рекомендует нервничающей дочери дебютировать в поединке с антилопой — рука станет тверже... Вечереет, служащие отеля аккуратно свежуют туши и выносят поддоны с мослами домой на ужин.
Изобразительный ряд как бы полустерт, но навязчиво повторяющиеся мизансцены и мотивы «Сафари» не приедаются: вуайер Зайдль гипнотизирует публику, словно приманивает ее на расстояние контрольного выстрела. Фокус в том, что попасть в персонажи сюрреалистического натюрморта зрителей не тянет — автор стилизует изображение под видовые фото на добрую память, словно перелистывая чей-то старый семейный альбом... Это подвешенное состояние наблюдательного безучастия оказывается зоной комфорта — примерно так и должен чувствовать себя охотник, спускающий курок.
От эпизода к эпизоду авторская мысль становится все более выпуклой, но едва ли поучительной. Она сводится к констатации факта: хищнические инстинкты неизлечимы, жажда безнаказанного убийства продолжает править миром. Затеявшая и пережившая две мировые бойни Европа свела ее к рутине, заболтала политкорректными камланиями и вытеснила на периферию зрения, а заодно и цивилизации — превратила в частный экзотический бизнес. Но помнят руки-то, и неподалеку бродит дичь. А поблизости от нее пасутся режиссер и зачарованная Зайдлем публика.