Владимир Хотиненко: «Во многом именно честолюбие определило мою судьбу»

Сергей ШУЛАКОВ

30.11.2016

В издательстве «Эксмо» вышла книга российского кинорежиссера Владимира Хотиненко «Зеркало для России».

Возможно, помимо авторской воли повествование делится на три части. Главы с «Раннего детства» по «Свердловскую киностудию» воспринимаются как автопортрет. Те, что поименованы названиями фильмов с указанием года выхода: «Один и без оружия» (1984) — «Поп» (2009), в основном рассказывают об отечественном кинематографе. В особый, философский раздел складываются главы «Достоевский» (2010), «Бесы» (2014) и «Вместо эпилога». 

Заголовок книги одного из самых успешных режиссеров коррелирует с названием его же картины «Зеркало для героя»: как персонажи фильма смотрятся в зеркало времени, так и сама лента отражается в тексте — 1986 год, общественные худсоветы, и «если худсовет говорил «нет», то уже и министр ничего не мог сделать». С одной стороны, творческая демократия, с другой — любую идею закопать можно. Хотиненко готовился буквально к бою: «Я для себя принял простое решение: ...набью им всем морды. Не «давайте выйдем», а там же, на худсовете». Обошлось. 

С первых, полностью автобиографических глав режиссер не скрывает резких черт своего характера: «Самолюбие уже тогда дикое было. Чудовищное. Оглядываясь назад, я вижу, что во многом именно оно определило мою судьбу. Из-за этой, может быть, врожденной гордости и самолюбия я никогда не чувствовал себя провинциалом». Или: «Артистическая особенность натуры — стараться быть на виду...» 

Вероятно, дремлющий до поры темперамент объясняется происхождением.   «Мама моя — русская, донская казачка. Но, получая паспорт, я спокойно себя записал украинцем, — рассказывает режиссер. — Может быть, в этом просто была для меня дань традиционного уважения к отцу, благодарное признание его неоспоримого авторитета. А серьезных размышлений о своей «национальной идентификации» не было. Просто у меня не было сомнений в том, что настоящий украинец — это русский. И наоборот. Настоящий русский — это украинец». Характер чувствуется и в этой декларации. 

Одна из тем, которой автор занимался в Свердловском архитектурном институте, — своего рода быстрый дом. С воздушного транспорта сбрасывается «такая кассета, где-то 2,5 на 2,5 метра, а в высоту всего сантиметров 80... Вот эта коробочка устанавливается на земле более или менее ровненько. Потом нажимается кнопка, и за счет того, что стены надуваемые, она разворачивалась, и получался домик, причем с жестким потолком и жестким полом. Там и двери обнаруживались, застегивались. Все остальное в домик вкладывалось. Газовая плита (с маленьким газовым баллончиком) и все вещи первой необходимости». Это прообраз современных быстровозводимых конструкций — госпиталей «Центра медицины катастроф», штабных и иного назначения военных комплексов; правда, десантировать авиацией и собирать нажатием кнопки до сих пор не получается, видимо, дорого. Но, с другой стороны, здесь просматривается стремление организовать универсальное пространство для жизни человека, не эстетическое — вещное, с огнем и едой, укрывающее от непогоды, и все же совершенно полноценное... 

Хотиненко-архитектор создавал стильные скульптурные панно, до сих пор украшающие различные общественные учреждения Екатеринбурга — в этом можно убедиться, посмотрев иллюстрации в книге. Дипломным проектом тем не менее выбрал архитектуру плавучей атомной электростанции: тоже смотрел  вперед, в наши дни и чуть дальше. Советская инженерная мысль никогда не была отсталой, но взгляд Владимира Ивановича нацеливался в будущее, а не в классику, при этом он пишет о своих передовых замыслах без всякого намека на пафос, едва ли не походя, как о чем-то совершенно естественном. 

Срочную службу проходил в Свердловске. В столицу Урала приехал Никита Михалков и организовал неформальный творческий вечер. Случайная встреча предопределила творческую судьбу Хотиненко. Незнакомые люди сразу распознали потенциал друг друга. «Слушай-ка...  может быть, попробовать в режиссуру? Заканчивай службу, вот тебе мой телефон, и приезжай в город-герой Москву», — предложил Михалков. «Он сказал мне, — продолжает автор, — что будет набирать на Высшие курсы свою мастерскую и туда, может быть, попробует принять меня». По совету Михалкова, Хотиненко сначала поработал на Свердловской киностудии. 

Закономерно произошел переход от полного метра к телесериалам класса «А», это связано с проектом «По ту сторону волков» (2002). Режиссеру сообщили, что есть мистическая история, «а если мистическая — для меня это уже как сыр для мыши. Я сразу «в стойку». Этот фильм стал для него как бы прологом к более серьезным работам на телевидении. «Теперь, — пишет  Хотиненко, — даже в интернете, обращаясь с каким-то вопросом ко мне, адресаты обычно начинают со слов: «Мы слышали, что Вы человек мистический, поэтому, будьте любезны, подскажите, поделитесь тайным знанием...» И все же интерес к мистике — это лишь одна из сторон открывающейся вместе со страницами книги личности автора, крепко стоящего на земной тверди.

В условном разделе «о кино», повествуя о съемках конкретных фильмов, Хотиненко удалось в естественном тоне коснуться непосредственно проблем кинематографа 90-х. Вот «Страстной бульвар» (1999): «Наша картина хоть, казалось бы, рассказывала о локальной проблеме «бывших актеров», конечно же, невольно предъявляла счет и всему бесчеловечному, шакальему порядку ельцинской России в целом. Мы снимали фильм в 1998-м. Это был самый расцвет Ельцина, когда мы слили практически все. России почти уже не было». О межконфессиональных связях идет речь в главе «Мусульманин» (1995). Исполнителю главной роли Евгению Миронову требовалось посещать молитвенные собрания, и имам одной из мечетей разрешил ему, православному, приходить и даже молиться. Современные взгляды пригодились в фильме «72 метра» (2004), для которого была создана 3D-модель подводной лодки: «Для меня всегда было наслаждением такими вещами заниматься, потому что вдруг материализуется то, что не может быть снято на камеру ни при каких условиях, но очень важно для художественного замысла».

Заключительная часть «Зеркала для России» вышла философской, хотя, возможно, автор и не ставил перед собой такой задачи. В кинематографе, как в любом искусстве, порой проявляется стремление человека к поиску вторых смыслов, слегка отстраненных, но от этого не менее важных. Это стремление свойственно и Хотиненко-режиссеру. При съемках телефильма «Бесы» (2014) ему помог Ян ван Хемессен, точнее, его картина «Vanity» (перевести возможно как «суетное тщеславие»). Автор говорит: «Я увидел огромные крылья бабочки за спиной падшего ангела. Это был невероятный подарок. Теперь абсолютно все сошлось. После чего совершенно возник кадр, когда в ставрогинском полубреду, во сне, в медитации бесовской, за спиной его раздергиваются эти полупрозрачные крылья гигантского махаона. Прямая аллегория гордыни с мистическим и даже сюрреалистическим оттенком. Даже не с оттенком. Эти крылья были страшной тенью из иного мира, который затягивал Ставрогина все глубже в себя».

Завершает книгу Хотиненко опять-таки по-режиссерски: не пространным эпилогом с выводами, а неснятым эпизодом. Анна Достоевская (Сниткина) и Аполлинария Суслова, «инфернальная женщина», давняя любовь великого писателя, умерли в 1918 году в Крыму — об этом известно не всем литературоведам. «Мне очень захотелось снять сцену-эпилог для всей картины.  Теоретически эти женщины могли там встретиться. Возможно, и встречались, просто об этом нет сведений. И вот две старухи, бывшие возлюбленные Федора Михайловича, идут вместе по берегу Черного моря, по кромке прибоя, по границе двух стихий — земли и моря. Они бредут словно между жизнью и смертью, в том числе — между жизнью и смертью империи... Ох, какая могла быть эта сцена. Но эта сцена до сих пор во мне живет, не дает покоя, возвращается и мучает... Две старухи, две любви писателя, бредут в том времени, которое он предсказал, когда материализовались образы из его самых жутких предостережений, и обсуждают все это, указывая сложенными зонтиками от солнца, как указками, на предметы экспозиции в гигантском музее Достоевского, которым вдруг становится весь мир».