Озоновый слой

Алексей КОЛЕНСКИЙ

12.10.2016

В прокат выходит новый фильм Франсуа Озона. «Франц» — своевольный ремейк «Недопетой колыбельной» Эрнста Любича.

Озон — стилист, не озабоченный творческими поисками и оригинальными темами. Словарь его киноязыка исчерпывается понятиями «отношения» и «амбивалентность», а пестрая фильмография напоминает пасьянс из открыточных видов. Аккуратно копируя коллизии выдающихся мастеров (Фассбиндера, Годара, Риветта — список обширен), Франсуа инсценирует зарисовки в собственном кукольном театре. Актеры его обожают. Это неудивительно — от марионеток требуется лишь примерить маску, вписаться в набор мизансцен и, сплясав «от сих до сих», не опрокинуть постмодернистский балаганчик. 

На сей раз жертвой легкомысленного озонства стал художник, исповедовавший, казалось бы, близкую режиссеру философию, но самодостаточный и гораздо более привередливый к себе, артистам и Господу Богу. В 1932 году непревзойденный американский комедиограф Эрнст Любич экранизировал печальную пьесу Мориса Ростана «Человек, которого я убил». 

В оригинальной «Недопетой колыбельной» французский музыкант приезжает в семью расстрелянного немецкого солдата, чтобы обрести прощение у родителей своей жертвы, и находит утешение в объятиях невесты покойного. Ограничившись сентиментальным жестом, эмигрант Любич послал сердечный привет покинутой им старушке Европе. Озон решил зайти дальше и доснять историю всепрощения: он перевернул «подзорную трубу» и рассмотрел Belle Époque в обратной проекции затуманенным от слез взором безутешной девицы. Получилась винтажная мелодрама о том, что нет счастья на войне, но нет и в мирной жизни. 

Германия, 1919 год. Анна (Паула Бир) ежедневно украшает цветами могилу возлюбленного и однажды находит чей-то букет. Вскоре на пороге приютивших невесту родителей Франца появляется смуглый незнакомец. Субтильный француз Адриен (Пьер Нинэ) признается, что знал убитого, но не решается открыть страшную правду. На вопрос о сопутствующих обстоятельствах принимается сочинять историю о внезапно вспыхнувшей дружбе, совместном музицировании, прогулках по парижским галереям и кабакам.  

Растроганным старикам представляется, будто их мальчик ожил, хозяин вынуждает Адриена принять в дар скрипку сына, у Анны зарождается чувство к романтичному юноше... Мучаясь чувством вины, убийца доверяется девушке и перед возвращением в Париж просит передать письмо домочадцам. Этого Анна сделать не в силах, но в ответном послании уверяет, что исполнила поручение. Ее жизнь теперь совершенно невыносима. В глазах родителей черный человек выглядит небесным вестником: милый Франц до конца был чудо-ребенком, которого невозможно не любить, но его забрал Бог... 

Анна чувствует себя предательницей, пытается покончить с собой. Чета настаивает на ее поездке к Адриену, и девушка соглашается. Столица мира закипает в богемном чаду. Таксист не советует немке селиться в отеле, где останавливался жених. Съехавший с квартиры Адриен, как оказалось, вернулся в родительское шато. Теперь, когда его совесть чиста, он собирается жениться на даме своего круга. Понимая, что путь домой заказан, Анна дарит милому лжецу невинный поцелуй и остается в порочном Париже.    

Озону хочется подчеркнуть: боль расставания с иллюзиями компенсируют нагромождения все новой и новой лжи. Он тщательно ритмизирует действие, деликатно подает сильные эмоции, ненавязчиво тонирует цветом романтичные прогулки и рисующиеся в воображении героев картины прошлого. Не забывает подмигивать искушенной публике: Франц был франкофоном и смахивал на Рембо, Адриен — поклонник его любовника Верлена. Анна предпочитала Рильке, схожего с отвергаемым ею бюргером. Все выглядит прочувствованно и уместно, как реквием у свежей могилы. Но режиссер слегка передергивает карты — основная антитеза Озона наглядна и груба. 

Режиссер противопоставляет раздавленных горем честных немцев и романтичного француза, который лжет не из-за невыносимого чувства вины, а вследствие душевного разлада с кровожадной действительностью. Выясняется, что Адриен подумывал покончить с собой, поэтому и пристрелил незнакомца, показавшегося ему «вторым я». Получив индульгенцию, убийца желает скрыться в родовом гнезде, как в чреве матери, уверовать в прощение, духовную непричастность к совершенному злодеянию. Именно поэтому он внутренне отстраняется от Анны, а ей теперь некуда идти... 

Формалист Озон пережимает слезные железы в регистрах частной мелодрамы и исторической драмы. Ставя душевных немецких обывателей против цинично прикрывших своего мальчика от чувства вины французских аристократов, отпевает старушку Европу. Непреклонный германский орднунг оказывается сломлен и повержен. Хилый мирок милой доброй Франции не способен извлечь символические дивиденды из краха векового врага и принять груз ответственности за Старый Свет. Сегодня бывшие сверхдержавы уживаются друг с другом без тени взаимного уважения и приязни, а лишь в силу немощи и себялюбия. Развод неизбежен: карточный домик европейской семьи сложится, и дружба народов растает, как сладкий сон.