Алексей КОЛЕНСКИЙ

03.08.2016

На экранах драма о слепой материнской любви, которая и жжет, и губит.

Джульетта (Эмма Суарес) собирается навсегда расстаться с Мадридом и встретить закат жизни на побережье. Случайно столкнувшись на улице с подругой дочери, резко меняет планы — бросает пакующего чемоданы бойфренда, переезжает в пустую квартиру и предается воспоминаниям.

Героиня старается разобраться в себе и понять, чем заслужила горькую долю? Не ее ли вина в том, что едва оперившаяся Антия упорхнула из дома, тринадцать лет скрывалась от матери и обрела, как оказывается, семейное счастье на берегу швейцарского озера... Безутешная родительница решает распутаться с прошлым и доверяется дневнику. 

Джульетте представляется, что проклятие настигло ее в миг зачатия дочери. Ненастной зимней ночью 1985 года в купе юной Джульетты (Адриана Угарте) нарисовался попутчик и попытался завести интрижку. Девушка сбежала от старика в вагон-ресторан, где познакомилась с брутальным красавцем, галисийским рыбаком. На ближайшей остановке забракованный кавалер бросился под поезд и погиб, а девушка потеряла голову от любви к его счастливому сопернику. 

Выяснилось, правда, что Шоан (Даниэль Грао) женат на прикованной к постели калеке. Но та недолго застила свет молодым — спустя несколько месяцев вдовец привел в дом Джульетту, вскоре родилась Антия. Концом семейной идиллии стала измена супруга: не пожелав слушать оправданий, жена отправилась на прогулку, а Шоан вышел на катере в разбушевавшееся море и утонул. Героине невдомек, что подруга семьи рассказала вернувшейся из летнего лагеря Антии (Приссила Дельгадо) об обстоятельствах смерти отца...

Названием картина обязана канадской новеллистке Элис Манро и ее лирической героине, вдохновившей Альмодовара на создание сценария. С тем же успехом можно представить в заглавии ленты отсылку к Хичкоку («Незнакомцы в поезде») или, например, «Все о моей дочери» (по аналогии с авторским фильмом 1999-го «Все о моей матери»). Однако постмодернистская ирония была неуместна — в данном случае имя работает «слепым пятном» судьбы, представленной нам в формате работы над ошибками. Какими же, собственно? Образный ряд Альмодовара гораздо красноречивее женской саморефлексии, смахивающей на заговор, заклинание эмоциональной травмы. 

И режиссер отнюдь не уверен в итогах духовного чистописания матери — поэтому он, не стесняясь, комментирует картину в пресс-релизе: «Первый кадр фильма — красная ткань, под ней бьется сердце Джульетты. Второй — терракотовая скульптурка обнаженного мужчины с крепкими ногами и торсом. Джульетта бережно упаковывает ее в пузырчатую пленку. Скульптуру мы увидим позже, или, вернее, раньше — в 1985 году, в мастерской женщины, которая ее создала. Джульетта наблюдает за ней — глина постепенно принимает форму мужских ягодиц и ног. «Боги создали людей и других тварей с помощью глины и огня», — говорит она. Мужчина, воплощенный в скульптуре, крошечный по сравнению с женскими руками. Сильнее женщины только судьба...»

Иными словами, Джульетта слепила «Шоана» по памяти из того, что было, обожгла страстью, обдала презрением, а он не выдержал перепада температур. Впрочем, речь не о нем, а о светлом образе безутешной вдовы, пожелавшей видеть себя дарящей любовь и забирающей жизни Изидой. В подобном мифологическом ключе героиня склонна осмыслять отношения с ускользнувшей Антией; ее и профессия обязывает (Джульетта — филолог, знаток античной литературы). А говорящая фамилия — Аркос (луки, дуги) — намекает на родство с воительницей Дианой. Жизненный сценарий свидетельствует: разговор идет не о коварном роке, а о легкомысленной охоте. 

Прежде всего на счету «богини» не две жертвы (незнакомцы в поезде), а пара прозябающих на обочине истории мужиков, которым она всю дорогу отказывает во внимании. Брошенный бойфренд и отец, проклятый за измену парализованной матери, маячат на периферии, не вписываются в «античную» драму, поэтому и не берутся в расчет. Между тем очевидно: схожие семейные проблемы Шоана и Джульетты зарифмованы не случайно. Возможно, рассказчица бессознательно проецирует личную травму на историю мужа...

Альмодовар настаивает: катарсис — не привет, долетевший из прошлого, а то, что живет, да никак не уживается с тобой. Яблоко от яблони недалеко падает: догадавшись, что Джульетте уютнее мыкаться с «роковыми» тенями, дочь решительно хлопнула дверью и исчезла. Случайно выясняется, что все годы совместного существования мать ничего не знала о проблемах собственного ребенка. Оказывается, и нынешняя семейная жизнь Антии отнюдь не безоблачна. Впрочем, излитая на бумагу малодостоверная исповедь с открытым финалом оставляет надежду на понимание и прощение адресата.