Алексей КОЛЕНСКИЙ

11.03.2016

В прокате — эксцентрическая комедия Михаила Местецкого «Тряпичный союз». 

Жизнь скромного юноши Вани (Василий Буткевич) резко меняется после знакомства с отчаянными художниками-экстремалами: Андрей (Иван Янковский) увлекается граффити, Попов (Александр Паль) мастерит бомбу, Петр (Павел Чинарев) качает мышцы и сутками простаивает на телеграфном столбе. «Экспериментальный биоотряд» строит живые пирамиды, пытается двигать дома и увивается за очаровательной соседкой (Анастасия Пронина). На протяжении фильма мы наблюдаем эволюцию главного героя. Парень мужает на глазах, учится отстаивать себя и своих друзей. Но настоящий переворот в сознании наступает, когда утонувший в озере Андрей берет да и воскресает. Ваня осознает, что в жизни есть место чуду, а в бестолковых творческих поисках приятелей — зерно смысла и залог бессмертия. 

культура: Вы сняли кино про художников, «судить которых следует по законам, ими самими над собою признанным». Поэтому давайте сразу заострим: что не получилось в дебютной полнометражке?
Местецкий: Многое. Вдохновляемые девизом персонажей «Толкаем одно — падает другое», мы пытались нащупать логику в абсурдных акциях концептуалистов и устремились за ними «в героические буераки». Думаю, не зря, ведь мучительные поиски своего пути в искусстве завершаются в «Тряпичном союзе» самым счастливым образом — воскрешением одного из товарищей. Главным своим проколом считаю недостаточно тщательную работу с живой пирамидой, а о прочих итогах эксперимента пусть судит зритель — ему остается полная свобода интерпретаций. 

культура: У Вашего лирического героя, вчерашнего школьника, раскалывается голова. При этом парню чудится, что внутрь то и дело заглядывает обеспокоенная мать. Затем он знакомится с юными радикалами, которые поселяются на чердаке его летнего домика. Они принимают Ваню в компанию, потому что нуждаются в пристанище. 
Местецкий: Признаюсь, и у меня была дача — она позволяла обзаводиться неожиданными знакомствами. Типичная ситуация периода взросления: кажется, еще вчера самыми близкими людьми были родители, и вдруг ты вспоминаешь, что не разговаривал с ними целый год. Их место заняли друзья. 

Лет с двадцати я наблюдал за художественной группой «Радек», ощущал себя кем-то вроде летописца концептуализма. Причем мне нравились не публичные акции вроде «Строительства арт-баррикады», а нонспектакулярное искусство — например, голодовка без выдвижения требований. Творческий потенциал этих ребят был куда значительнее, чем его реализация. Сценарий «Тряпичного союза» сочинялся более десяти лет — получилась фантазия о том, какими бы я хотел видеть своих друзей. Каждый герой воплотил определенный образ сопротивления реальности: уличный граффитчик, гражданский активист и духоборец-физкультурник, бунтующий против рационального устройства жизни. 

Люди, отрицающие родительские, школьные, общественные установки, проверяющие мир на прочность, воспроизводятся в каждом поколении. Они не смотрят телевизор, не фигурируют в новостях, собираются на дачах и кухнях, перемещаются по улицам, задрав воротник пальто. Как футуристы или обэриуты, заумный циник Бурлюк или честный лирик Маяковский... Месседж фильма в том, что можно попробовать жить не так, как все, искать свои удивительные пути, которые могут завести в никуда, а могут открыть новый мир, где ты станешь по-настоящему свободен. 

Я всегда ощущал себя вне поколения, и моим друзьям были омерзительны сверстники 90-х. Мы принципиально не посещали модные места — клубы, рейвы, «казантипы» и «птючи» пролетели мимо нас. Мы были никому не нужны, даже себе, не умели и не желали вписываться. Так же и мои герои, они существуют «с видом на житие». 

Шкловский вспоминал, как Хлебников зашел к Филонову и поинтересовался, чем тот занимается. Он ответил, что создает картину, которая будет держаться на стене без гвоздя. Что ты делаешь для этого? Неделю не ем, признался художник. На этом история обрывается. Такая жизнь, нацеленная на поиск иного, нерационального, достойна самого пристального внимания. Его путь велик уже потому, что по нему никто не ходил. 

Художники не могут шагать толпой, но только единицам из них удается изменить восприятие сотен, а те в свою очередь меняют всех. И мы в значительной степени существуем в мире, изобретенном Марселем Дюшаном и Энди Уорхолом. 

культура: Но сознание Ваших героев раскрывается не в момент воскрешения товарища, а когда разрушается избушка, и они принимаются ее восстанавливать. Получается плохо, а лето близится к концу...
Местецкий: Им плевать на это — ни осень, ни зима в их мире уже не наступят! Думать об ответственности и расплате — это взрослый подход. Юность живет по законам вопросов: почему нельзя навсегда поселиться в избушке? Кто сказал? А мы попробуем. Наш фильм — гимн инфантилизму и конкистадорству двадцатилетних, не думающих о завтрашнем дне, который внушает: обзаведись ипотекой, построй дом, посади дерево. 

Разумеется, одержимый открытием новых пространств первопроходец не задумывается, как его слово отзовется. Такими же ребятами были и остаются для меня «радеки», жившие в состоянии ежесекундной внутренней революции. Отрицающие достижения искусства, бунтующие против всего, что уже сделано, и даже — против себя вчерашних, фонтанирующие идеями, которые они не успевали реализовывать. Отсюда непоследовательность оценок и поступков героев: лидер «тряпичников» Петр сначала ругается на репродукцию иконы, а потом сам забирается на столб, как преподобный Симеон. 

культура: Сыгравший его Павел Чинарев стал главным открытием фильма. 
Местецкий: Мне нужен был атлет-интеллектуал, способный тягать гири и рассуждать о средневековой аскезе. Все, кто приходил ко мне на пробы, говорили «столпникИ» и «аКСеза». Павел — единственный, кто понимал, о чем речь. Он привнес в картину много личного, хотя у героя есть конкретный прототип — мой друг из «Радека», невероятный мыслитель и одержимый спортсмен Петр Быстров. В создаваемом Чинаревым образе я замечал черты повзрослевшего прилепинского Саньки. Очень люблю этот роман. 

культура: Опекая сумасбродных концептуалистов, Ваш Ваня защищает «Тряпичный союз» от чар соседки по даче, этакой фам-фаталь. Женщины все портят? 
Местецкий: Я убежденный феминист, но в данном случае не мог поступиться правдой жизни. В историях про мужскую дружбу прекрасный пол играет деструктивную роль.

культура: Как принимали «Тряпичный союз» на Берлинском фестивале?
Местецкий: С симпатией и легким удивлением: как, и Вы здесь? Мне плевать на политические разногласия, я всегда прекрасно ладил со всеми «ультра». Но в последние годы политика атакует нас в лоб. Я патриот и адепт русской культуры. Сейчас ее экспансии нанесен колоссальный удар. Во Франции, например, закрылись существовавшие десятилетиями общества франко-русской дружбы. Украина больше не говорит по-русски и не смотрит наше кино, сегодня там это запрещено.

культура: Совместно с Николаем Куликовым Вы работали над сценарием фильма «Легенда №17» «Студии ТРИТЭ Никиты Михалкова». Продюсер Леонид Верещагин предложил Вам свою концепцию или предоставил полную свободу творчества?
Местецкий: У них был сценарий, с ним много лет ничего не могли поделать. Мы сказали, что перепишем его полностью. И переписали. Послали текст авторам первого варианта, они признали, это абсолютно новая работа, наша совесть была чиста. Мы придумали историю для умных двенадцатилетних мальчиков, чтобы им захотелось бросить маяться дурью и заняться чем-то интересным и полезным.

культура: Как работалось с Куликовым?
Местецкий: Обычно мы идем на мозговой штурм: обклеиваем стену карточками с эпизодами, садимся напротив — изучаем структуру сюжета, делимся идеями. Очень сложно выбрать ключевой элемент — поступок или происшествие, которое меняет ситуацию в каждой сцене. Месяцами медитируем, обсуждаем, иногда выкидываем все листки, приклеиваем новые. Не допускаем себя до письма, прежде чем не нащупаем железную рабочую структуру. На каждом этапе производства ей предстоят жесточайшие испытания на прочность. 

Думаю, больше не стану заниматься блокбастерами — сейчас слишком суровое время, чтобы делать кино на «серьезных щах». Работы и так хватает — 17 марта стартует прокат комедии «СуперБобровы» Дмитрия Дьяченко (сценарий написан вместе с постоянным соавтором Жоры Крыжовникова Лешей Казаковым). Верю, несмотря на название, картина станет народным хитом. К «Кинотавру» выйдет наш с Романом Кантором «Хороший мальчик», снятый Оксаной Карас. 

культура: Кто для Вас бог драматургии?
Местецкий: Чарли Кауфман. «Тряпичный союз» отчасти вдохновлен его творчеством — картинами «Быть Джоном Малковичем», «Вечное сияние чистого разума». Но, как правило, в работе с соавторами ориентируемся на фундаментальные законы драматургии, эталонным воплощением которых служит для меня «В джазе только девушки» Билли Уайлдера.