Алексей КОЛЕНСКИЙ

18.09.2015

17 сентября на экраны страны вышел семейный психологический триллер по мотивам повести Достоевского. После премьеры наш корреспондент пообщался с режиссером «Клетки» Эллой АРХАНГЕЛЬСКОЙ.

культура: У героини Федора Михайловича завидная экранная судьба. Чем отличается Ваша «Кроткая» от шести предшественниц? 
Архангельская: Ия Саввина в драме Александра Борисова, Доминик Санда у Робера Брессона сыграли безответных страдалиц. Это типично. Сценарист и художественный руководитель моей постановки Юрий Арабов попробовал увидеть героиню семейной драмы без розовых очков. 

культура: Достоевский делал читателя участником раскаяния мужа, пытавшегося сыграть роль спасителя и наставника своей лучшей половины. Арабов ввел в сюжет современного священника, которому исповедуется Неизвестный, а зачем?
Архангельская: Пересказ истории от первого лица казался нам архаичным и малопродуктивным, хотелось исследовать путь, пройденный героиней. Ростовщик Достоевского каялся у гроба замученной им жены. Мы пошли немного дальше и вместе с молодым батюшкой совершили «путешествие во времени», попали в материализующийся сюжет. Играя роль безмолвной жертвы, Кроткая увлекается, начинает осознавать свою власть над мучителем... 

культура: И кончает с собой в тот момент, когда супруг, наконец, искренне ее полюбил, решил увезти на воды и начать новую жизнь, в которую жена отказалась или просто не сумела поверить?
Архангельская: Он превратил семейное гнездо в клетку и сам не заметил, как узница обернулась палачом. Мы позволили героине исподтишка подерзить, стать femme fatale, ангелом-истребителем. Далеко не каждая женщина способна жалеть и прощать. Кроткая отмучилась, а Неизвестному осталось лишь маяться и каяться, искать и не находить искупления. Разбирали ее состояние с актрисой Еленой Радевич и поняли: наша героиня сводит счеты с жизнью, улыбаясь... Ведь если мы хотим по-настоящему отомстить, то действуем, невзирая на цену.

культура: Богоборцы Федора Михайловича заговариваются, теряют связь с окружающей действительностью и, проклиная страсти роковые, терпят жизненный крах. Раскольников при этом казнит старуху-процентщицу, Рогожин — Настасью Филипповну, Ставрогин доводит до самоубийства Матрешу... В чем исключительность «дела Неизвестного»? 
Архангельская: Кажется, что это маленький человек, лишенный амбиций. На самом деле — гордец и педант, одержимый жаждой не прощения, но признания, нерассуждающей любви. Презирая тиранию светских предрассудков, он отказался от дуэли, подал в отставку, сделался преуспевающим ростовщиком. А затем попытался построить семейную утопию, слепив из супруги свое второе я. 

Скрытность и гордыня мужа в конце концов, превращают семью в подобие секты. Супруги существуют как будто вместе, а на самом деле — врозь, и в этом уродливом «общежитии» зарождаются отвратительные формы общественной жизни ХХ века. К счастью, недолговечные — если человек пытается брать, не отдавая, подавлять, паразитировать на чувствах ближних, рано или поздно он получает «ответку». Те, кем он манипулировал, помыкал, становятся его судьями и палачами. 

культура: Оставаясь чужими людьми, Ваши персонажи органично вписываются в исторические петербуржские интерьеры. Где проходили съемки?
Архангельская: «Клеткой» стал Дом культуры глухих на Английской набережной, «квартиру Кроткой» нашли в детском доме творчества на улице Репина, самой узкой артерии Петербурга. Церковь — на Смоленском кладбище. 

культура: Как работалось со Спиваковским? 
Архангельская: Он пробовался на роль священника, но мы сразу поняли: перед нами Неизвестный. Даниил прекрасно разбирается в психоанализе — надев сюртук, моментально превращался в ростовщика и подтрунивал: «А что, я приемчики-то знаю, славного бы батюшку вам сыграл...» 

культура: Чем подкупила Елена Радевич?
Архангельская: Эмоциями. Мы просили показать пластический этюд — переход от тихой кротости к лютой ненависти. Остановиться на кандидатуре Лены убедил Арабов.

культура: Кажется, он играет с сюжетными конструкциями, испытывая характеры персонажей на правдоподобие и прочность...
Архангельская: Да, у него есть заветная тема: жертва и палач. Всякий раз Арабов мучительно размышляет, кем станет его герой. 

культура: Отделяет тьму от света, овец от козлищ... Эта метафизика отдает манихейством, но могла бы оказаться уместной в комедии положений.
Архангельская: Недавно попросила его написать сценарий фарса а-ля рюс по мотивам «Укрощения строптивого» с Челентано. Героя-любовника уже согласился сыграть Дмитрий Нагиев.

культура: В «Клетке» он легко вписался в образ преуспевающего ростовщика-сибарита — не то Мефистофеля, не то современного олигарха.
Архангельская: Да, абсолютно бесчувственного дельца, готового потреблять все подряд — включая души.

культура: Какая арабовская картина Вам ближе всего?
Архангельская: «Господин оформитель» Олега Тепцова по мотивам готического рассказа Александра Грина. 

культура: И там фигурирует Смоленское кладбище, и воображаемая роковая женщина, которая продолжает мстить герою с того света... Кроткая стерва.
Архангельская: Именно эти слова говорил Арабов Лене Радевич. Разумеется, подразумевая не бытовую патологию, а женщину-палача, богиню мщения. 

культура: Как складывается судьба «Клетки»?
Архангельская: С Федором Михайловичем просто не бывает. В России мы вышли на экраны, фильмом заинтересовались Первый канал и «Россия», а западные фестивальные отборщики объявили: Достоевский — невыездной. Мы не сильно переживаем, понимаем — русский классик с говорящей фамилией рано или поздно достанет всех... 

культура: Как принимали картину на премьере? 
Архангельская: Долго не расходились. Говорили: «у меня сосед такой», «а у меня дочка...» Обещали пересмотреть и перечитать оригинал.