Книжная полка

Дарья ЕФРЕМОВА

03.04.2019

Этой весной, почти друг за другом увидели свет новинки культовых авторов из Северной столицы, по чьим произведениям вполне можно составить представление о том, что за феномен такой — современный «петербургский текст».



Елена Чижова. Город, написанный по памяти. 

М.: АСТ, «Редакция Елены Шубиной», 2019

Новый роман лауреата «Русского Букера», автора «Времени женщин», «Ореста и сына», «Терракотовой старухи» ставят в один ряд с книгами «Аустерлиц» Винфрида Зебальда и «Памяти памяти» Марии Степановой, собственно, и открывшей русскому читателю немецкого «подземного классика». И хотя Елена Чижова не возражает против сравнения с Зебальдом и признается, что вольно или невольно пошла его дорогой, общее касается метода, но не впечатления. Отчасти конвенциональный роман, отчасти роман-воспитание. Исследование, а не семейная хроника. Главный герой — сам автор, осмысляющий недавнее прошлое посредством диалога с несколькими поколениями предков. Предопределенность — здесь смыслообразующий прием: при всех очевидных различиях обстоятельств и матриц сознания, мы — часть своего рода-племени, трагический опыт наших предков — отчасти и наш. Не случайно в качестве эпиграфа писательница выбрала цитату из Гюнтера Грасса: «Я начинаю задолго до себя, поскольку никто не смеет описывать свою жизнь, если он не обладает достаточным терпением, чтобы перед тем как наметить вехи собственного бытия, не упомянуть, на худой конец, хоть половину своих дедов и бабок».

Если у автора «Аустерлица» нарратив устроен по принципу обратного движения и окружен мучительной тайной — от точки незнания к точке нахождения себя в детстве (прием обусловлен биографическим обстоятельством: сын солдата вермахта узнавал правду по крупицам), то с первых же страниц романа Чижовой возникает ощущение присутствия за семейным столом. Драматическая история Петербурга-Ленинграда с двумя революциями, красным террором, блокадой, тяготами послевоенного времени у нее преимущественно с женским лицом — это рассказы прабабушки, бабушки, мамы. Казалось бы, такого рода «петербургский текст» предполагает исключительно серьезный, вдумчивый и, что уж там, тяжелый разговор, однако в него ловко вмонтирован эмоциональный, ироничный, точный к деталям, местами сентиментальный, а порой злой монолог. Булочная на углу, в которой мама работала кассиршей, «паразит Зарубаев», первая любовь, окончившаяся крайне неудачным браком, болезнь с мушиным названием «тэбэцэ», папа — он намного старше своей избранницы, фронтовик, смело входил в чужие столицы, а тут оробел перед девчонкой, бабушка Дуня в платье «старушечьей» расцветки, ее колоритная крестьянская речь: «задохлотью пахнет», если в комнате душно; «люди не вороны — в одно перо не уродятся». Но самый главный герой, как, впрочем, и в других романах автора, — город, не место действия, а судьба, не дома и улицы, а «жизненная стратегия». К нему нельзя приспособиться, с ним можно только совпасть.



Андрей Аствацатуров. Не кормите и не трогайте пеликанов.

 М.: АСТ, «Редакция Елены Шубиной», 2019

В четвертом по счету романе Андрея Аствацатурова действует все та же вторая ипостась, альтер-эго культового лектора СПбГУ, специалиста по Сэлинджеру и Апдайку, внука академика Жирмундского: «Аствацатуров» — персонаж, знакомый по «Людям в голом», «Скунскамере» и «Осени в карманах». Питерский сноб, городской невротик, очкастый лузер-интеллектуал, а временами сексист, циник и трус, которого, конечно, не стоит путать с автором. Он уже не ходит хлюпиком в бассейн, не ездит с мамой на дачу в Комарово и даже не пишет отзыв на эротический роман некоего Иннокентия из Торжка. Плывет стремительным туристом, скользит, «как лыжник по слаломной трассе», мимо чахлых деревьев, заборов, копающихся в помойках ворон, несется по Лондону — «в поисках подлинного, истинного, сущностного, того, чего в его городе — да что там в городе! во всей его стране! — нет и в помине».

Нерв нового «выпуска» этой полной самоиронии и, конечно, довольно условной автобиографии — человек, потерявшийся в современном мире, уставший от давления работы, знакомых, женщины, которую он одновременно любит и ненавидит. Памятка о том, как не следует обращаться с экзотическими пернатыми, установленная в лондонском зоопарке и вынесенная в заглавие, — об уважении личного пространства человека, «а кроме того, в средневековом символизме пеликан — символ Христа, единственная птица, которая кормит птенцов своей кровью», — поясняет автор. Умышленная простота, телеграфно-лирический стиль, вдохновленный американской послевоенной литературой, — характерные составляющие прозы Аствацатурова присутствуют и в новом романе, как и сквозная тема — поиск смысла существования.  

«За последние годы для меня стало привычным, что не надо ничего решать, что все происходит само собой, что меня куда-то берут на работу, потом увольняют, куда-то толкают, везут, тащат, уносят в салонах автомобилей, автобусов, троллейбусов, электричек, поездов дальнего следования, боингов, женят на себе, потом прогоняют безо всяких объяснений. Той ночью в темной квартире с телефоном, прижатым к уху (голые ноги отчаянно мерзли на холодном полу), я вдруг отчетливо осознал, что есть какой-то скрытый замысел в природе, в судьбе, что он не имеет отношения к моим покорным чувствам, мыслям, к моей душе, ежели таковая вдруг сыщется, но он так настойчив и никогда не оставит меня в покое», — рассуждает лирический герой. Почему он отправляется туристом в Лондон? А потому что сюда удирали все самые знаменитые беглецы: «Чаадаев с Герценом сбежали сюда от России, Маркс с Золя — от правосудия, Паунд с Элиотом — от американского протестантизма. Именно здесь, в Лондоне, Ленин, Троцкий и Сталин играли в прятки с агентами царской охранки и всегда выигрывали, потому что искать в Лондоне — дело тухлое».



Павел Крусанов. Хождение по буквам. 

М.: Флюид, «Книжная полка Вадима Левенталя», 2019

Известный прозаик, член Ленинградского рок-клуба, один из лидеров «петербургских фундаменталистов», культуртрегер, автор эпатажных романов «Укус ангела», «Американская дырка», «Бом-бом», «Мертвый язык», финалист «Нацбеста» и «Большой книги» — выступил в качестве публициста. Его сборник — цикл ярких эссе о русской литературе — XX века и современной. Среди «фигурантов» — Николай Гумилев, Алексей Ремизов, Евгений Замятин, Андрей Платонов, Леонид Леонов, Борис Пильняк. Вторая часть книги «По свежему следу» посвящена современникам, без которых уже сложно представить литпроцесс. «Чемпион по провокациям» Владимир Шаров с его неумолимой суггестией и романом идей «Возвращение в Египет». Ксения Букша, перевернувшая стереотипное представление о заводе — «не безмозглая машина, которая делает из работника винтик-шпунтик, а живое сообщество чувствующих и думающих людей: разбитных, озорных, изобретательных, преданных делу, чудиков-фантазеров — разных». Леонид Юзефович с его «Зимней дорогой» — два сравнительных жизнеописания, почти как у Плутарха, густая нота обреченности, карнавальный дух, царивший в годы Гражданской войны.

Любопытны и авторские ремарки, касающиеся, в частности, литературной критики. «Живые, готовые к яркому впечатлению головы не любят цитат: цитата — ум дурака, адвокатская уловка для пускания пыли в глаза, дурной тон, сорняк на поле художественного. Специалисту, работающему не свежим впечатлением и словом, а извлеченной из бумажного могильника цитатой, проще написать книгу об Антиохе Кантемире, чем о Владимире Шарове или Сергее Носове, потому что об Антиохе Кантемире уже написаны библиотеки, а чтобы писать о современнике, нужны непосредственные впечатления от прочитанного текста. Специалисты по цитате пишут о современниках вздор».