Книжная Полка
11.01.2018
Интерес к отечественной и зарубежной истории, ее поворотным моментам, судьбам сильных мира сего и простых людей на фоне потрясений, кажется, плавно перекочевал из прошедшего года в новый. Первая и Вторая мировые войны, Сибирь петровских реформ, правление Ивана Грозного — этими эпохами открывается 2018-й.
Анна Ветлугина. «Франциск Ассизский»
М.: «Молодая Гвардия», 2018
Об учредителе нищенствующего ордена в зажиточной Умбрии рубежа XII–XIII веков сказано немало. Первые жития, появившиеся вскоре после смерти католического святого, подробно описывали его деяния, чудеса, исцеления, детально рисовали внешность и стигматы — следы от гвоздей на руках и ступнях. Со временем церковная литература дополнилась народными сказаниями (Fioretti): в них Франциск проповедовал птицам, поднимался над землей, окутанный облаком, лечил прокаженных. Образ миссионера богато представлен в европейской литературе, живописи и музыке: «Легенды для фортепиано» Ференца Листа, глава «Божественной комедии» Данте Алигьери, фрески Джотто и его учеников. На самой известной из них изображено венчание с Бедностью, которую символизирует аллегорическая женская фигура, облаченная в рубище. В общем, материала более чем достаточно. Казалось бы, что тут делать биографу? Однако писатель, автор книги об Игнатии Лойоле Анна Ветлугина находит новый поворот: она изучает фигуру легендарного святого применительно к современности. Первый эколог, первый хиппи, первый защитник бездомных животных. По наблюдению автора, идеи Франциска Ассизского наиболее точно отражают суть и чаяния сегодняшних христианских активистов: когда акцент делается на помощи нуждающимся, а не на личном просветлении.
Дмитрий Володихин. «Иван IV Грозный. Царь-сирота»
М.: «Молодая Гвардия», 2018
Профессор истории в МГУ, автор монографий по русскому Средневековью пишет об Иване IV не впервые: восемь лет назад в издательстве «Вече» уже выходило его исследование, посвященное великому «правителю и воителю». Новая книга подводит итог многолетней работы, попутно развенчивая многочисленные домыслы и спекуляции. «Я не разделяю как мифа о том, что Иван Грозный — полубезумный маньяк, только все разрушавший и губивший, так и мифа о том, что это гениальный стратег и безупречный христианин, который вел страну от триумфа к триумфу. <...> Личность его была пестра, царствование его было пестро. Черное и белое перемешаны чересполосно, впрочем, хватало и других цветов, оттенков, теней, света... История Ивана Грозного сложна и поучительна, а потому должна быть избавлена от лозунгов любого рода. Разбираться в ней следует с холодным умом, храня крепкую веру и опираясь на трезвенный отказ от любого рода экзальтации, любого рода истерики. Историк, работающий с грозненской эпохой, должен, в идеале, сочетать в себе навыки часовщика и сапера. Такую книгу, по мере сил, я и старался создать», — написал Володихин в своем блоге.
Принцип подачи материала прост и вместе с тем оригинален: везде, где это возможно, предлагается живой текст источника.
Алексей Иванов. «Тобол. Мало избранных»
М.: «Редакция Елены Шубиной», 2018
Продолжение романа-пеплума — действие по-прежнему происходит в Сибири в эпоху петровских реформ — позиционируется как одна из самых ожидаемых новинок года. Во всяком случае, первая часть грандиозного литературного проекта «Тобол. Много званных» вошла в топ-10 наиболее продаваемых книг в России по версии Forbes. И хотя Иванову ставят на вид склонность к излишней беллетризации (исторические факты в его случае, как правило, непроверяемы) и перенаселенность романа (одних только главных героев два десятка, не считая второстепенных персонажей), пишет он явно с увлечением. Смельчаки, пришедшие покорять глухие края, проходят инициацию: беглые раскольники мечтают вознестись на небо и проклинают себя на земле, митрополит упрямо сопротивляется таежным демонам, солдаты идут за золотом в далекий азиатский Яркенд. А еще петербургские чиновники, пленные шведы, вольные «гулящие люди», строгие книжники, безграмотные дети природы, китайцы, джунгары, бухарцы и остяки — критики уже сравнили писателя с гостеприимным хозяином, мечущим новых героев, как блюда на стол. Однако в чем точно нельзя отказать Иванову, так это в создании краеведческой мифологии, чувстве магии места. «Там, в дальних пределах Сибири, в полуночной непогоде чернеют бревенчатые башни заброшенной Мангазеи, там в мокрой тундре из мерзлоты, задрав изогнутые бивни, тихо вытаивают косматые туши мамонтов, там горы, там тигры, там степь, в которую монголы затоптали мертвого Чингиза, там китайский богдыхан во дворце за Великой Стеной разит кривым мечом золотого дракона, там черные шаманы взлетают к демонам в дыму жертвенных костров заклятого острова Ольхон».
Андрей Филимонов. «Рецепты сотворения мира. От Парижа до Сибири через весь XX век»
М.: «Редакция Елены Шубиной», 2018
Писатель, дебютировавший в прошлом году с романом «Головастик и святые», успел снискать славу психоделического Шукшина и выйти в короткие списки «Нацбеста» и премии «Нос». Маська, Некрас, якорь у высокого яра, медведь в буреломе — экзотика. Тему можно было бы эксплуатировать до бесконечности, однако в новом романе Филимонов полностью сменил вектор. «Рецепты...» — это семейная сага, «сказка, основанная на реальном опыте», «квест в лабиринте истории, петляющей от Парижа до Сибири через весь XX век», как сказано в издательском анонсе. Одна из характерных для книги историй — о студентке-гуманитарии Гале, решившей прогуляться летним вечером в Нескучном саду, несмотря на военное положение и комендантский час. «Бесшумно открывает дверь, выскальзывает в подъезд, как кошка. Идет вниз босиком, боясь настучать на себя каблучками бдительным соседям. И вот наконец: улица, свобода, приключение. Дура ты, шепчет она, вляпаешься. И улыбается, довольная тем, что не чувствует страха. Ветер сдувает облако над крышей. А там розовая луна, как воспаленный глаз». Словно очутившаяся в мирах Герберта Уэллса — «Мертвые тушки аэростатов в небе. Страшный свет фары трехногой машины, притаившейся позади дома» — девушка испытывает, пожалуй, только любопытство. Оно же заставит Галю сесть в незнакомую генеральскую машину — есть фашистский шоколад и рассказывать по-детски глупые страшные истории. Наивность движет и другими героями Филимонова — дядей Васей, погибшим в Большом театре, юнкером Володей, проигравшим сражение на Перекопе, летчиком Митей, крутившим на Аляске роман с американкой из племени апачей. Никто из них не рассказал о своей жизни, разве что оставил несколько писем в семейном архиве.