О чем говорит Король

Михаил БУДАРАГИН

21.09.2017

Стивену Кингу — 70 лет, и это повод рассказать о самом простом и важном писателе западного мира без традиционных тривиальностей. Обезоруживает то, что с его известностью сейчас не может спорить ни один литератор, кроме Джорджа Мартина. Но создатель «Песни льда и пламени» — автор одного (пусть и растянутого) романа. А Кинг вызывающе многообразен.

Никто не читается сегодня так много и не экранизируется столь часто. Выход в прокат картин «Оно», «Темная башня» и очень хорошего сериала «Мистер Мерседес» — все это почти подряд, без остановки, не успеваешь осмыслить. И, на первый взгляд, анализ тут неуместен: перед нами — в порядке очередности — классический ужастик, фэнтези-вестерн и криминальная драма. Да, Кинг любит работать в очень узнаваемых жанровых границах, он всеяден и берется за любую подходящую фактуру: драконы, магия и мечи ему без надобности.

Начать разбор стоит с хоррора, элементарной, казалось бы, схемы «зрителя пугают, ему страшно»: то Пеннивайз выползет, то маньяк с бензопилой, то чудовищный ребенок двигает предметы. Все так, да не так. Кинга — спасибо фамилии — называют «королем ужасов», но нужно понимать, что это вопиющее упрощение. Человек на самом деле боится не клоунов (так что напрасно российские работники парика и красного носа выступали против показа фильма «Оно»), а неведомого. Ожидание смерти хуже гибели, и подлинный страх не требует обнажения его причины.

Это хорошо чувствовал американский писатель Говард Лавкрафт, создатель древнего чудовища Ктулху, автор уважаемый и однообразный. Кинг, разумеется, знаком с ключевым методом, который Лавкрафт заимствует у Эдгара По и доводит до предела. Автор, намереваясь напугать читателя, говорит: «Сейчас будет страшно, но что именно произойдет, вы уж сами вообразите, у меня и слов таких нет». Фантазия — вот ключ. Ни один ужастик не испугает читателя больше, чем он сам.

Ход простой и ясный, но Кинг ломает эти рамки, потому что решает совсем иные задачи. Он, родившийся в 1947-м в штате Мэн, дитя небогатой американской провинции, начинает исследование человека (а больше автора не интересует вообще ничего) с небольшого текста под названием «Кэрри» (1974). Здесь есть все, за что Стивена любят до сих пор: маленький городок, мистика, подростки. Однако важно другое: имя Кэрри — не случайность, но дань Теодору Драйзеру, который в «Сестре Керри», романе 1900 года, описывает, кажется, совсем иную коллизию. У Драйзера героиня приезжает в Чикаго и идет по головам, потому что такова Америка, где ради воплощения мечты можно все. У Кинга — над школьницей издеваются одноклассники, и она в ответ, не умея управлять собственной силой, устраивает небольшой апокалипсис. Сближает произведения — если правильно считать подтекст — вопрос Стивена: а кто больше чудовище? Карьеристка Драйзера или его подросток с паранормальными способностями? Какая из них хуже? Пожалуй, что та, из начала прошлого века, воспитавшая уже пару поколений, расселившихся по американской глубинке.

Кинг апеллирует не только к Лавкрафту и По, но и к Твену, все тому же Драйзеру, Стейнбеку, большой литературной традиции, ничуть не стесняясь этого. Сам он редко рассказывает о методе, который принес ему славу, но иногда проговаривается.

Рассказывая о романе «Салимов удел» (иногда переводится как «Жребий», 1975), писатель признавался: «...Я придал ему намеренное сходство с «Дракулой» Брэма Стокера, и немного погодя мне начало казаться, что я играю в интересную — для меня по крайней мере — игру в литературный ракетбол. «Жребий» — мяч, а «Дракула» — стена, и я бью о стену, чтобы посмотреть, куда отскочит мяч, и ударить снова. Кстати, некоторые траектории были крайне интересными, и я объясняю этот факт тем, что хотя мой мяч существовал в двадцатом веке, стена была продуктом девятнадцатого».

Первым мячом, который отскочил читателю прямо в голову, был тот, что Кинг запустил в романе «Сияние» (1977), блестяще экранизированном Стэнли Кубриком, очень точно понявшим, что именно автор имел в виду. Маленький отель «Оверлук», где сходит с ума молодой отец Джек Торранс — метафора и человеческой жизни, которая всегда требует от нас жертв («хозяин отеля», древнее чудовище, требует принести ему сына), и Америки, пока не нашедшей отражения в массовой культуре, и квазирелигиозного опыта — другого, к сожалению, нет. Автор запирает в небольшом замкнутом пространстве почти все настоящие проблемы современной ему страны, и оказывается, что живущее в стенах отеля зло — едва ли не самая простая из них. Семейное насилие — главная тема «Сияния» — становится центральной и для романа «Оно» (1986), того, где клоун утаскивает детей. Семеро друзей из городка Дерри в штате Мэн сражаются со своими страхами, но самое главное состоит в том, что действию отдано 27 лет. Дети вырастают, но Америка меняется слишком медленно, она пронизана недоверием, и лишь взрослые могут по-настоящему дать бой — но не воплощенному ужасу, а социальной реальности, заставляющей каждого чувствовать себя здесь чужим. Клоун в «Оно» — персонаж второстепенный, технический, а вот память о потерянном доме и счастливой семье — именно то, что Кинга по-настоящему заботит. Обретение почвы под ногами — суть его самого известного романа, цена, которую нужно заплатить за твердь, — механика сюжета. А что страшно, так все это Стивену нужно, чтобы как можно больше читателей, которые покупают книжки на автозаправках и в мегамоллах, клюнули на обложку. «Оно» — ответ не только на «Вино из одуванчиков» Бредбери, но и на «Шум и ярость» Фолкнера, хотя переклички и не бросаются в глаза. Кинг, описывая Америку 1950-х, размышляет и о том, что счастье давно покинуло эти земли, и о том, что крепко сбитые, ладно скроенные и хорошо управляющиеся с оружием мужчины — не панацея, они уже не спасают, нужно искать какой-то иной выход. Если бы роман был написан сегодня, автора с полным правом можно было бы назвать противником Дональда Трампа, но в 86-м президентом был Рональд Рейган, так что — сюрприз — экранизация подоспела как раз вовремя: оказалось, занявшие тридцать один год поиски привели США к началу пути.

Кинг понимает, насколько он как писатель уязвим: и ему не дано предугадать, как и когда отзовется каждое сказанное слово. Отчасти именно поэтому главный свой труд, начатый все в те же рейгановские 80-е — эпос «Темная башня» — автор намеренно «затемняет», отсылая читателя уже не к американским классикам, а к «Улиссу» Джойса и, разумеется, «Одиссее» Гомера. Путешествующий во времени Стрелок — тоже мальчик, воюющий с собственными страхами, но за ним стоят призраки иных сущностей: не добрых или злых, но по-настоящему чужих. Греки хорошо умели давать подобным не людям, не героям, но и не олимпийским богам имена: скажем, Геката, которая отвечает в том числе за перекрестки дорог, — о ней известно мало, что жертвоприношениям не мешало.

«Темная башня» — прощание Кинга с тем типом литературы, который принес ему все возможные премии, кроме Нобелевской: с «Бегущим человеком», «Зеленой милей», «Оно» и «Сиянием». За десятилетия упорного и внятного письма автор выяснил, что его влияние на то, что происходит в Америке, ничтожно. Он талдычил и объяснял, спорил и убеждал, приводил аргументы и придумывал образы, стараясь — честно следуя великой традиции родной ему литературы — пробуждать чувства по-настоящему добрые. «Король ужасов» — это ведь маркетинговая приманка, не более, простая маска, которую нужно было нацепить, чтобы пройти на ярмарку. Но так получается с этими масками, что они всегда прирастают к лицу, и отдирать их приходится с кожей.

Стивен Кинг долго пытался понять, как устроена Америка, но в «Темной башне» задается иным вопросом: что такое мироздание? Формально цикл закончен, ответ не найден, так что свой главный роман юбиляр еще не написал. Хочется верить, что он успеет.


Фото на анонсе: Reuters/Pixstream