Андрей Румянцев: «Герои Вампилова стали частью нашего знания о мире и людях»

Дарья ЕФРЕМОВА

17.08.2017

19 августа исполняется 80 лет со дня рождения драматурга Александра Вампилова, успевшего оставить чеховский след в русской литературе, несмотря на довольно короткую жизнь. «Культура» побеседовала с Андреем Румянцевым, поэтом, прозаиком, автором первой биографии классика.

культура: В середине семидесятых, когда «Старшего сына» и «Утиную охоту» ввели в репертуар московских театров Ермоловой, Станиславского и ленинградского Большого драматического, интеллигенция стала почитать Вампилова почти как пророка. На его «материале» можно обсуждать сложные нравственные вопросы даже с детьми. А ведь он избегал дидактики, не давал готовых схем... 
Румянцев: Более того, у него не было положительных и отрицательных героев. В пьесах, прямо как в действительности, сосуществуют такие разные люди, как Колесов и Золотуев, Нина и Макарская, Шаманов и Пашка. Точно так же, как у Достоевского Фома Опискин и Егор Ростанев, Свидригайлов и Раскольников, Смердяков и Алеша Карамазов. Казалось, сама жизнь, во всем разнообразии ее лиц и судеб, шагнула на сцену. Это явление стало таким же правдивым, запоминающимся, как и страницы русской классики. А что касается поучительности... Когда-то Александр Твардовский заметил в статье о Бунине, что подлинный художник менее всего волен исказить реальную действительность в соответствии со своими взглядами и убеждениями. «Когда перед нами встает со страниц книги исполненный жизни и убедительности образ, — считал поэт, — мы необязательно тотчас же «расшифровываем» его «социально-классовую природу» — мы воспринимаем и запоминаем его, он становится частью нашего знания о мире и о людях». Так же и герои Вампилова. Для русской литературы это незыблемое правило. Еще Пушкин писал по поводу драмы как жанра: «Драматический поэт, беспристрастный, как судьба, должен изобразить столь же искренно, сколь глубоко, добросовестное исследование истины... Не его дело оправдывать и обвинять, подсказывать речи. Его дело воскресить минувший век во всей его истине». 

культура: Вы говорите, «не было отрицательных героев». А как же Зилов — «оборотная сторона бездушного и рационального технократства»? 
Румянцев: Официальное литературоведение очень заботилось о том, чтобы в пьесах, подобных «Утиной охоте», осуждались и высмеивались недостатки, присущие «отживающим типам». Вампилов в споре с критиками говорил: «А разве в каждом из нас нет Зилова?» Ведь этот персонаж — не просто циник или подонок, о таком и писать было бы неинтересно, — он сложный, мечущийся человек. Недаром сценические образы выходили настолько разнообразными: Олег Ефремов в постановке 1979 года в МХАТе играл «бесстрашно», драматично, заостряя черты, доказывая неспособность героя выбраться. Совсем другим вышел Виктор у Олега Даля в фильме «Отпуск в сентябре» — там он шут и плут, сам себя толком не понимающий. Вампилов предлагал зрителю или читателю подумать о причинах самой болезни, которую впоследствии назвали «зиловщиной». Почему, получив Божий дар, мы живем недостойно, «на черновую»? И в этом смысле вампиловское слово перекликается с тем, что писали Достоевский, Толстой, Чехов. Вспомним, у Федора Михайловича в «Записках из Мертвого дома»: «Пора бы нам перестать апатически жаловаться на среду, что она нас заела. Это, положим, правда, что она многое в нас заедает, да не все же, и часто иной хитрый и понимающий дело плут преловко прикрывает и оправдывает влиянием этой среды не одну свою слабость, а нередко и просто подлость, особенно если умеет красно говорить или писать». В очерке «Прогулки по Кутулику» Вампилов замечает: «Среда — это мы сами. Мы, взятые все вместе. А если так, то разве не среда каждый из нас в отдельности?»

культура: Почему при жизни Вампилова почти не ставили?
Румянцев: Одной из причин была его многослойность, неоднозначность. Цензоры просто его не понимали. В моей книге приводится эпизод, рассказывающий о том, как один чиновник недоумевал по поводу «Старшего сына»: чему эта пьеса может научить зрителей? Сарафанов — неудачник, играет на похоронах, дети хотят от него уехать. Не герой и не антигерой. Вампилов возражал, а зачем тогда Толстой написал «Живой труп»? Федор Протасов — умный, обеспеченный, вовсе не маленький человек, затравленный обстоятельствами. Судьба интересна, когда в ней есть и провалы, и обретения. 

культура: Сарафанов — замечательный персонаж. Он, как и Валентина в драме «Прошлым летом в Чулимске», меняет свое окружение — практически в одиночку. 
Румянцев: Великий монолог Сарафанова после того, как он узнал, что Бусыгин вовсе не его сын, словно «голос свыше», наставляющий нас, забывших Божеское указание, что люди братья. «То, что случилось, — все это ничего не меняет, — произносит он. — Володя, подойди сюда. Что бы там ни было, а я считаю тебя своим сыном. Вы мои дети, потому что я люблю вас. Плох я или хорош, но я вас люблю, а это самое главное...» А что касается Валентины, на мой взгляд, она стоит в одном ряду с пушкинской Татьяной, тургеневской Асей, толстовской Наташей. Хрупкая, робкая девушка заставила очерствевших людей пересмотреть взгляды на жизнь. Она дает урок не своим несчастьем, не так называемым позором, а немеркнущим светом. 

культура: Вампилов переживал собственную невостребованность?
Румянцев: Не показывал виду, говорил «все равно их доконаю». Верил, что талант найдет дорогу. И еще в письме одному московскому редактору заявил: «Я буду жить долго-долго». Погиб за несколько недель до премьеры спектакля по пьесе «Старший сын» в Театре имени Ермоловой. Эту постановку с трудом пробил худрук Владимир Андреев. Большие статьи уважаемых авторов стали выходить уже после смерти драматурга. О нем писали Георгий Товстоногов, Анатолий Эфрос и Валентин Распутин. Это стало поворотным моментом, запреты пали. 

культура: Вы дружили со студенческой скамьи. Как произошло знакомство, каким он был?
Румянцев: Мы встретились в сентябре 1955-го, поступив в Иркутский университет. Сразу его заметил. Внешность яркая: кудрявый брюнет с раскосыми глазами. Очень веселый, обаятельный, ребята и девчонки его обожали, всё Саня да Саня. Позже выяснилось, что он к тому же отлично играет на гитаре, поет русские романсы. Буквально заразил нас любовью к ним. Словом, был душой компании, но пространства собою не забивал. Никогда не болтал, говорил точно, по существу. Мы могли спорить, разные аргументы приводить, но почему-то запоминалось именно то, что сказал Вампилов. А еще был очень остроумным. Простой разговор, а он иногда так ввернет — все за животики держатся. Девушек, конечно, разыгрывал. Бывало, познакомимся с какими-нибудь симпатичными девчонками на танцплощадке, они обязательно спрашивали: «Вы работаете или учитесь?» Он так серьезно, гордо: «Работаю». — «А где?» — «В цирке, цыганом». А однажды кто-то из сокурсников принялся сокрушаться: зачем преподаватель женился на женщине на пятнадцать лет старше? Сане надоело, и он объяснил: «Просто у Александра Ивановича в детстве не было бабушки». Или говорил про одного очень активного товарища, успевавшего за день обежать профком, деканат, редакцию студенческой многотиражки и городскую администрацию: «Он ходит по Иркутску в нескольких экземплярах». 

Саша и погиб, собираясь отметить свои именины. Созвал гостей на свое тридцатипятилетие. Приехал в поселок Порт-Байкал, где были писательские дачи, отправился вместе с приятелем ловить рыбу — народ надо же чем-то угощать. А накануне шторм, ветер разбил деревянные плоты. Моторка шла на большой скорости, врезалась в одно из бревен. Перевернулась. Глеб плавать не умел. Санька кричит: «Держись за лодку. Я пришлю тебе помощь». И поплыл к берегу, но нескольких метров не дотянул. Вода ледяная, одежда тяжелая: сердце не выдержало.

культура: Насколько его пьесы понятны сегодня? Ведь герои Вампилова — сомневающиеся, а для современных тридцати- и даже сорокалетних это почти неприлично: нужно быть твердым, уверенным в себе, своих принципах и решениях...
Румянцев: Действительно, режиссеры не слишком охотно берутся за Вампилова. Но, по-моему, это просто по трусости. Сегодня театр не готов оказывать на зрителя нравственное воздействие, худруки боятся, что «назидательность» отпугнет. Делают ставку на зрелищность, эпатаж. Планка снижается. Недавно был в опере, слушал «Евгения Онегина». Татьяна, лежа на полу, пела арию, а Онегин после беседы с ней вылезал в окно... Так же бесцеремонно относятся и к Вампилову. В одной из новых постановок «Старшего сына» зачем-то додумали, что Бусыгин и Сильва оказались ночью в предместье не потому, что провожали девушек (кто в такое поверит?). В режиссерской версии они пили с ними в кабачке, а потом занимались любовью на лавке, в конце концов дамы сказали: мы устали, и нам пора домой. Вампилов бы долго смеялся. Впрочем, все это неважно. Он драматург на века — как Шекспир, Мольер, Лопе де Вега, Ибсен, Чехов. Меняются эпохи, уклад, привычки, характеры, неизменна миссия искусства — показывать не бытовой натурализм, а жизнь с ее фантастическим своеволием.


Фото на анонсе: Александр Новиков/ТАСС