Русский римлянин
27.07.2017
К очередному юбилею Отечественной войны 1812 года в издательстве «Бослен» вышла книга Льва Портного «Граф Ростопчин. История незаурядного генерал-губернатора Москвы». Герой исторического исследования известен как русский Герострат — человек, который сжег древнюю столицу России. Но в его биографии есть много интересного и помимо знаменитого пожара.
«Случай Ростопчина» — пример того, как работал социальный лифт в екатерининские и павловские времена. Мелкий дворянин сумел достичь положения второго человека в империи. Конечно, не сразу: он храбро воевал с турками и шведами, учился в университетах Европы, был придворным (в отличие от Пушкина, камер-юнкерский мундир носил с удовольствием).
Надо отметить, что Ростопчин умудрился сделать блестящую карьеру без помощи высоких покровителей. Что же вознесло его на российский политический олимп? «Харизма, холерический темперамент, искрометный юмор и прилежная служба стали союзниками Ростопчина в борьбе за будущее», — пишет Портной.
Сказано красиво, но мало что объясняет. Скорее, наоборот, чрезмерное чувство юмора вредило нашему герою. Растопчин был невоздержан на язык и не признавал авторитетов. Фаворита Екатерины II Платона Зубова называл недалеким, бездарным и дурно воспитанным. Про Григория Потемкина высказывался так: «Великий человек исчез, не унося с собою ничьих сожалений». Императрица не терпела насмешек над любимцами. Язвительные шутки могли привести Федора Васильевича в крепость. Но Екатерина довольствовалась тем, что обозвала камер-юнкера «сумасшедшим Федькой» и отправила остроумца отдохнуть — в имение отца в Орловской губернии.
Волею случая Ростопчин оказался при дворе наследника престола Павла Петровича, а после воцарения сына Екатерины сделался его генерал-адъютантом, затем возглавив Военный департамент. Получил титул графа. Стал первоприсутствующим Иностранной коллегии. Хотя Федор Васильевич официально не назывался канцлером, фактически он исполнял эту наиважнейшую должность.
Современники считали Ростопчина самой выдающейся фигурой павловского царствования. Игрою судеб у престола очутился человек, способный управлять делами огромной империи, с собственной, тщательно продуманной программой действий. Чего стоит один только проект по сближению с республиканской Францией! Этот союз, по мысли графа, должен был привести к разделу Османской империи (именно Федор Васильевич первым назвал Высокую Порту «безнадежным больным»), при этом к России отходили территории современных Румынии, Болгарии, Молдавии и Греции.
В своей записке Павлу I Ростопчин заявляет: Российская империя «как положением своим, так равно и неистощимою силою есть и должна быть первая держава в мире». Поэтому ведущие государства Запада «скрытно питают зависть и злобу». По мнению графа, «России с прочими державами не должно иметь иных связей, кроме торговых», так как, вступая в различные союзы, страна почти всегда действовала в ущерб национальным интересам.
Мы никогда не узнаем, по какому пути пошла бы история, если бы Ростопчину удалось осуществить свои замыслы. Но именно они послужили причиной гибели Павла I. Убивая императора, заговорщики, ведомые Англией, прежде всего целили в «проект Ростопчина».
Внешнеполитические взгляды Федора Васильевича, а также его деятельность как идейного лидера «русской партии» — причина того, что граф надолго попал в немилость к нашим либеральным историкам. Лукавый царедворец, двуличный интриган — каких только ярлыков не навешали... Лев Портной предпринял попытку реабилитировать человека, чей образ был «сознательно искажен недоброжелателями».
Собственно, доказать, что им двигали не карьерные интересы, а интересы России, попытался сам Федор Васильевич. Не получив после 11 марта 1801-го от Александра I приглашения вернуться на госслужбу, Ростопчин решил добиться этого силой, принудив императора прислушаться к патриотической оппозиции. Он открыто критикует политику нового царя. Александр Булгаков вспоминал: «Не раз дрогнула у меня рука, описывая то, что Ростопчин говорил государю: то восставал он на некоторые предпринимаемые у нас меры, то делал он смелые замечания на счет людей, избираемые на важные места по одному только фавёру или проискам царедворцев, окружавших престол царский, отчего важные места делались недоступными для людей способных, достойных и Отечеству своему преданных».
Ростопчин выступает против низкопоклонства перед Западом: «Мы перестали быть русскими, купив знание иностранных языков ценою дедовских нравов». Он призывает оградить детей от иноземного воспитания. Его «Мысли вслух на Красном крыльце российского дворянина Силы Андреевича Богатырева» и другие сочинения, ставшие манифестами русского национального движения, расходятся огромными тиражами.
И граф добился своего: в мае 1812-го Александр I произвел опального Ростопчина в генералы от инфантерии и назначил главнокомандующим Москвы. А через несколько месяцев древняя столица была оставлена русской армией и сгорела.
История Московского пожара по сей день остается лакомой темой для конспирологов. Лев Портной считает, что Александр I задолго до вторжения Наполеона планировал отступление к Москве, оставление города неприятелю и его сожжение. По мнению автора исследования, Ростопчина в замыслы императора не посвятили. Но ведь именно Федор Васильевич призывал государя к борьбе с врагом до последней капли крови. Лидер «русской партии» писал монарху: «Ваша империя имеет двух могущественных защитников в ее обширности и климате. Шестнадцать миллионов исповедуют одну веру, говорят на одном языке, их не коснулась бритва, и бороды будут оплотом России. Кровь, пролитая солдатами, породит им на смену героев, и даже если бы несчастные обстоятельства вынудили Вас решиться на отступление перед победоносным врагом, и в этом случае император России всегда будет грозен в Москве, страшен в Казани и непобедим в Тобольске».
Пушкин задавался вопросом: «Гроза двенадцатого года / Настала — кто тут нам помог? Остервенение народа, / Барклай, зима иль русский Бог?» Помог граф Ростопчин. Сожженная им Москва явилась одним из решающих факторов поражения Великой армии. Стендаль, служивший в войске Наполеона интендантом и видевший пожар Москвы, написал: «Этот Ростопчин или негодяй, или римлянин. Любопытно было бы знать, как будут смотреть на его поступки».
Ростопчин был русским. И это многое объясняет.