«Возле самого Карабаха Свесился с неба рай»

Александр СКУБА

06.04.2016

Под занавес мая на Большой сцене театра «Содружество актеров Таганки» состоится финал второго литературного конкурса «Филатов-Фест».

В наше время практически каждый день проходят мероприятия, посвященные поэзии. Многочисленные концерты, акции, лекции и слэмы призваны повысить культурный уровень российских читателей и вывести в свет подающих надежды авторов.

В прошлом году список отечественных литературных конкурсов пополнил «Филатов-Фест», учрежденный поэтом и режиссером Владом Маленко. Главная идея — дать молодым литераторам возможность заявить о себе со знаковой для нашей культуры площадки. Маленко — выходец с Таганки, отдавший театру двадцать лет и как актер, и как автор. Он продолжает поэтические традиции главных здешних созидателей — Эрдмана, Любимова, Высоцкого, Золотухина, Филатова, Губенко, Смехова, Демидовой... Маленко бывал в доме Леонида Алексеевича, читал ему свои первые стихи и, по сути, может назвать Филатова одним из учителей. Именно поэтому финалисты «Филатов-Феста» поднимаются на ту же сцену, на которую выходили когда-то Леонид Филатов и Владимир Высоцкий.

На первый «Филатов-Фест» поступило более тысячи заявок. Сотне авторов, попавших в лонг-лист, предстояло соревноваться между собой. Поэтические сражения проходили в книжном магазине «Библио-Глобус» на протяжении десяти отборочных туров, а также полуфинала, состоявшего из двух частей. В результате жюри конкурса выбрало десять человек — Екатерину Вахрамееву, Марию Константинову, Наталью Панишеву, Александра Скубу, Аглаю Соловьеву, Константина Потапова, Викторию Демину, Александра Антипова, Ли Гевару и Анастасию Кириченко. Они представили свои творения в театре «Содружество актеров Таганки» под аккомпанемент саксофона Сергея Летова. Финалистами стали поэты, отличающиеся друг от друга и по стилистике, и по тематике, и по подходу к слову. Оценивали их творчество Владимир Качан, Михаил Полицеймако, Анатолий Белый, Мария Семушкина, Елена Исаева, Александр Вулых и основатель премии Влад Маленко.

Второй «Филатов-Фест» пройдет нынешней весной и опять завершится финалом в «Содружестве актеров Таганки». Художественный руководитель театра Николай Губенко не только помог организаторам с площадкой, но и принял активное участие в получении ими разрешения на установку мемориальной доски на доме, где жил Леонид Филатов.


Влад МАЛЕНКО

БЕЖЕНЦЫ

Небо птицами
Больно режется,
Как ножом.
Мой Господь
Тоже был беженцем
И бомжом...

Все мы беженцы
В жизни временной.
Посмотри:
Шар земной,
Как живот
Беременной —
Нефть внутри.

Поле серое.
Небо синее.
Сын в руках.
Те же земли:
Египет, Сирия.
Тот же страх.

Взрывом
Солнечным
Покалеченный,
Спит восток.
Мы сбегаем
На небо вечное
Точно в срок.

Все мы беженцы
Неумелые.
Все мы голь.
Ждут нас в небе
Кибитки белые,
Хлеб да соль.

Арамейский глагол
По-пушкински
Жжет сердца.
Петр с Андреем
Иисуса слушают
Без конца.

Ты сумеешь
Понять
Без яндекса
Стих простой:
«Я вернусь.
Человече,
Радуйся!
Бог с тобой».


РУБАШКА

Чистит ветер луну, как бляху,
Смотрят в полдень цветы на юг.
Решил солдат постирать рубаху.
А она улетела из рук.

Возле самого Карабаха
Свесился с неба рай.
Учила кукушка летать рубаху:
«Маши рукавами, давай!»

Петр Павлу нашептывал истину,
Прогуливаясь над краем:
«Подвиг новую душу выстирал.
Чистая. Принимаем».


Евгения УЛЬЯНКИНА 

ГДЕ-ГДЕ

— Ой, а это же там, где большая тюрьма? 
Второй класс. Не понимаю вопроса. 
Восемь — не возраст пределы кончика носа преодолевать. 

Мы на даче смотрели, как поперек степи 
Проползают товарняки —
Перекати-нитки,
Тайком собирали бабушкину клубнику,
Пока бабушка спит. 

Без страны, без планеты — в паспорте: Ка-ра-ган-да. 
Я теперь понимаю, что у меня спросили.
Думаешь, житель вселенной — а просто ссыльный.
Я хочу помнить клубнику, сестру, ковыль,
Но об этом забыть — когда? 


Игорь МИХАЛЕВ 

Люди куда-то шли. А если вдруг и не шли бы, 
Так же светило солнце и зацветали липы, 

Проспект украшал отель, как тетрадь клякса, 
И храм стоял на улице Карла Маркса. 

Что говорить, этот мир придуман не нами, 
Не Борисом Гребенщиковым, не Стасом Наминым. 

Я открою тебе секрет, звездочка моя ясная: 
Мы живем в голове Даниила Хармса. 


Александр СКУБА 

НОВОСТРОЙКИ

Монохромный кирпич тишины новостроек,
Время стынет морозом в крови между жил.
Кто-то помер уже. Кто-то выжил, он стоек.
Про немногих возможно сказать: «Он действительно жил!» 

Я пытаюсь понять, как же так, что сосед твой по парте, 
С кем ты раньше гонял на гуляния под Рождество,
Стал успешным дельцом и сейчас честно трудится в партии,
Хотя в школе был панком, тебя подсадил на «Г.О.». 

Впрочем, есть много хуже: кого-то не стало почти что, 
Глупость вычурных фраз лишь плодит неподдельную грусть.
Тяжело разглядеть человека под старым пальтишком.
Годы шли. Докурили. Доели. Все. Помню. Горжусь. 

И все правильно. Верно. Всегда ведь ты был маргиналом. 
Делал вид, что свистит за спиной твоей плеть.
Вроде все как у всех. Находи удовольствие в малом.
Ведь теперь-то на большее боязно даже смотреть. 

Сделай вид, что ты смог, что ты сноб, хам и стоик. 
Что ты смог? Докажи хоть себе, что ты есть.
Они смотрят на белый кирпич тишины новостроек.
Им легко. Ведь они позабыли, что здесь мог быть лес. 


Евгений ДЬЯКОНОВ 

«ЗА» И «ПРОТИВ»

Как только человек открыл глаза, 
Биение услышав сердца в плоти,
В нем родилось два слова: слово — «за»
И вместе с ним — решительное «против» 

Он шел вперед и отступал назад 
Он до сих пор, наверно, где-то бродит,
И до сих пор живет в нем слово — «за»
И вместе с тем — решительное «против». 

— На мамонта!? — в ответ кричали «за!» 
И взять осадой Трою мы не «против»!
Слова, в глазах рождавшие азарт,
Могли родить волнения в народе. 

Вот, ведьму поднимают на костер, 
Здесь, в городе, что вырос на болоте,
Уже сожгли двоих, ее сестер,
Ее сжигать? Вы — «за»?А может — «против»? 

Она стоять осталась на костре, 
Ничто ее обратно не воротит,
А если Вас проводят на расстрел?
Расстреливать!? Вы — «за»? А может — «против»? 

Что выбрать, люди думают давно. 
Добро и зло соседствуют в природе,
И компромиссом стало — все равно,
Что собственно не «за»,
да и не «против». 

Удобнее сказать «Мне все равно!» 
Не быть, чтоб камнем в чьем-то огороде,
Не мучиться, чтоб болью головной
Мне все равно! Ведь я совсем не против... 

И равнодушье точкой отправной, 
Легко стать может, можешь быть уверен,
Когда уже привычным «Все равно»
Забиты окна и забыты двери. 

И безразличьем загудит базар, 
Ведь фраза «Все равно» сегодня в моде,
Но, все же, остаются те, кто — «за»
И слава Богу, те, кто — твердо «против»! 


Алексей АДАМОВ 

РУССКИЙ

Я русский — не по крови, но по духу, 
Поскольку не сменю вовек, хоть режь,
Тотальную российскую разруху
На сытый и стерильный зарубеж. 

Я русский, потому что мой прапрадед 
Не сел на философский пароход,
Хотя мне тяжело сейчас представить,
Что вытерпеть пришлось ему в тот год. 

В войну мой прадед, сын азербайджанки, 
По папе — чистокровный армянин,
Под танки не ходил, но строил танки,
Которые весной вошли в Берлин. 

Другой мой прадед в страшном сорок третьем 
Не вышел из смертельного пике,
С младенческих ногтей он небом бредил
И смерть, надеюсь, принял налегке. 

А бабушкин отец, бежав из плена, 
Отправлен был своими же в штрафбат,
Где в качестве монеты для размена
За Родину пошел на Сталинград. 

Я русский, потому что дед в детдоме 
Глотал страницы книжные взахлеб,
Он как-то мне сказал, а я запомнил:
Чем жить не здесь, уж лучше пулю в лоб. 

В начале перестроечного ада, 
Обслуживая тамошних послов,
Он мог бы эмигрировать в Канаду,
Где звался бы я Алекс Адамофф. 

Куда бы ни был дед командирован, 
Он каждый раз домой спешил назад,
Наверно, потому что под Тамбовом
В земле его родители лежат. 

Я русский, потому что в девяностых, 
Взрослел под пляски пьяного вождя,
Когда росли могилы на погостах
Быстрее, чем грибы в часы дождя. 

Родители, окончив альма-матер, 
Узнав, что зря пахали за диплом,
Чтоб как-то прокормить меня и брата
На рынке торговали барахлом. 

Родная, не ругай за строки эти, 
А просто для потомков сохрани.
Не знаю я, какими будут дети,
Но точно будут русскими они. 


Алена СИНИЦА 

ПАПА

Мой папа прошел Афган. 
Он видел барханы, пески,
Бушующий ураган,
Не людей — только их куски. 

А что видел ты? 

Мой папа смотрел на Восток, 
Стальные его кулаки
Сверкали огнями дорог,
Он слышал за милю шаги. 

А что слышал ты? 

Мой папа отдал свою кровь, 
И алым налились цветы,
Слегка только дернуло бровь,
Но невозмутимы черты. 

А чем наливаешься ты? 

Мне передалась его честь, 
Мне перелилась его боль,
Не слово одно — сразу шесть!
Не мир, не спокойствие — бой. 

А ты кто? А ты — не герой... 

Мой папа прошел Афган 
Дурной головой под бинты,
Он видел насквозь туман,
Он словом срывал болты, 

Он был не такой, 
Как ты.


Катя ВАХРАМЕЕВА

ПАТРИОТИЧЕСКОЕ

Ворон в России больше, чем грачей.
Зато картины только лишь с грачами.
Ведь мы не Эдгар По, мы спим ночами.
Больных в России больше, чем врачей.

Пегас в России лучше, чем авто —
Как говорится, дешево-сердито.
В искусстве со времен палеолита
Не то свежей и выгодней, чем то.

Поэт в России больше, чем пилот,
Кондуктор, слесарь и директор склада.
Не то чтобы так, в общем-то, и надо,
Но это лучше, чем наоборот.

Поэт в России больше, чем поэт,
Он как бы сам себя перемогает
И превосходит, явно полагая,
Что Гамлет больше русский, чем Лаэрт.

Парнас в России выше, чем Олимп.
Хотя они, конечно, не в России.
Мы Пушкина сюда и не просили —
Он как-то сам добрел до наших лип.

Яга в России больше, чем Кощей.
Пусть в ступе с помелом, зато — духовность.
Опять-таки чудесная способность
Нарезать овощей, сготовить щей.

Лучи в России больше, чем лучи.
Косые — значит, больше, чем косые.
Умом ты не постигнешь суть России,
Поэтому любуйся и молчи.


Александр АНТИПОВ

АПРЕЛЬСКИЙ ОТРЯД

Стрелки часов привязаны к детской руке 
Верой святой, что мы никогда не умрем.
Липы в апреле — копии звездных ракет,
Двор повторяет в точности космодром. 

Ночь коротка — восходом других планет 
Космос дыхнул из форточки прямо в дом.
Лехе вчера купили велосипед:
Он обещался к Марсу сгонять на нем. 

«Лешка, чудак», — не слушают мать с отцом. 
А на стене газетное фото, где
Юра и Герман смотрят весне в лицо
И привыкают к роли небесных тел. 

Первый отряд — саперы земных орбит. 
Звезды спешат в тарелку весны упасть.
Лехе сегодня восемь, и он не спит,
Глядя, как Млечный Путь разевает пасть. 

Наша Земля на этом пути — вокзал. 
Первый отряд в пацанской мечте гостит.
Леха погладил велик, собрал рюкзак —
Он не имеет права их подвести.


КРЕСТИК

Частенько, протирая память насухо
От разовых друзей, кривых дорог,
Я Господа совал себе за пазуху —
На счастье, мол — и крестиком берег.

При всяком предоставившемся случае
В надежде, что верны мои шаги,
Чтоб совесть и незнание не мучили
У крестика просил я: помоги.

С той верой примирясь, как будто с данностью,
Нашептывал ему: спаси сейчас.
Но я не знаю большей благодарности
За те разы, когда и он не спас.

И, помощь не познавший изначальную,
Когда всего сильнее знака ждал,
Я все же благодарен за молчание,
Не давшее уверовать в металл.

За то, что не бывало счастье будничным,
Готовое всегда сбежать к другим,
Что, пробуя себя, чего-то жду еще,
Что и в друзьях случаются враги.

Мой крестик, на веревочке повязанный,
Я не тобой, конечно же, храним,
Но Господа держу в тебе за пазухой
И мне сегодня стыдно перед ним.

Еще мой век продлен душою летчицей,
Об этом во весь голос не трубя,
Я с Господом молчу. И очень хочется
Спасти Его от прежнего себя


Константин ПОТАПОВ

ЛЕГКИЕ ЛЮДИ

Люди становятся легкими
луками, лифтами, лофтами,
виснут в воскресной неге
легкие людив небе.

Легкие люди. Легкие
Крылья цветут за плечами
согласной небесной логике
плывут кораблями лодками
над морем моей печали.

Легкие люди. Легкие
хватают полными легкими
морозный молочный осенний,
плывут над моим воскресением
лодками Лондона к северу.

Тянутся крылья, локоны
за голубыми окнами,
и не оставят оттиска
над онемевшим офисом
невыносимо легкие, легкие люди осени.

Осенью с ними особенно
легко. Симфонией сотовых
плывут над моими высотками
немыслимо невесомые
муссоны моей инсомнии.

Легкие люди легко
пьют в кафе молоко,
ранят друг друга в живот,
легким быть тяжело.