21.05.2015
Константин ПОТАПОВ
Вполголоса
Б. Окуджаве
Я люблю говорящих вполголоса.
Ведь вполголоса говорящие,
все, как правило, настоящие,
да с дымящимся кубом совести.
Я люблю говорящих вполголоса.
О влюбленностях и о горестях,
и о счастьях, и о несчастиях
говорят без какой-либо гордости.
И не слышат в соседней комнате
непричастные — говорящего.
Я люблю говорящих без пафоса,
без строки, припасенной за пазухой.
Чем-то важным и нужным запомнены,
чем-то высшим и нежным заполнены
все заминки их, да все паузы.
Пусть не первые да неловкие,
некрасивые да не стройные,
только честные, только скромные:
неприкаянно-беспокойные
и отчаянно-беспилотные.
И не слышно в соседних комнатах,
что они говорят, притихшие,
что творится в подобных омутах,
что хранится в их горьких опытах —
не расслышать даже Всевышнему.
А когда говорящий вполголоса
вдруг нисходит до крайнего шепота,
будто тихой полоской шелковой
он скользит над открывшейся пропастью —
Вот тогда это слышно космосу.
Вот тогда это слышно Господу.
***
Виктория ДЕМИНА
Георгиевская лента
Не твердили им: Душу русскую не буди,
Пистолеты почитая за аргументы.
Я — отныне сестра любого, кто на груди
Завязал Георгиевскую ленту.
Для того, кто судьбу народа бросает в юз,
Нет уже ничего святого на этом свете.
Я живу с раскаленным сердцем и не боюсь
Никого, кто придет послушать восточный ветер.
Пусть получит сталь, которую он искал,
Всякий грубый юнец, что сеет вокруг руины,
Пусть оскаленно называют меня «москаль»,
Я горжусь, что ношу с собою такое имя.
Им неведомы ни сочувствие, ни вина,
И от ярости ворот делается узким.
Ты же знаешь, насколько сильно болит война,
Если полно ее прочувствовать сердцем русским...
Ну а коли они потянут тебя на дно
Да начнут свои крики, выстрелы и сирены, —
Обрати мою кровь в Голицынское вино,
Напои меня ароматом своей сирени,
И тогда сквозь сплошные стены дождей твоих,
Через запах паленой обуви и резины,
Обещаю, мой брат, отстреливаться за двоих,
И сражаться, покуда полные магазины.
Моя Георгиевская лента слепит глаза,
Золотится на солнце, — враг оттого и сердится,
Что сегодня каждый, кто ее завязал, —
Привязал ее прямо к сердцу.
***
Аглая СОЛОВЬЕВА
Какой твой Бог? В шапке? В пуховике?
Умеет ли он пускать рыбок? Скакать на одной ноге?
Что у него на уме? Думает ли он обо мне?
Он проснулся сегодня утром, весь мир видел в синем.
Он бы успел все, если бы не опоздал так сильно.
Он бы устроил все немного по-другому, дал кошке крылья.
Но он увидел мой мир синим, пыльным.
Бог ходит под моей дверью, что-то бормочет.
Бог никогда не спит, тем более ночью.
Глаз на глаз. Бог и кошка.
Кошка ему что-то про меня. И приврала немножко.
А Бог добрый, всем верит.
Ходит, шаркает тапочкой под дверью.
Кивает. Верит. Ворчит.
Подбирает к дверям ключи.
Помог кошке заскочить ко мне в ноги до утра.
Не бережете вы себя. Маленькие. Любимые. Дикие.
А ты сидишь у монитора, как зомби, четыре часа прошло.
Тут вспомнишь — чайник выкипел. И по стенам на кухню бежишь,
Волосы срывая с головы. Влетаешь — стоишь столбом.
На столе чайник. Полный остывшей кипяченой воды.
На полу тридцать восьмого размера следы.
И ты подивишься — чудеса.
Поднимешь глаза в потолок. Подумаешь — Бог уберег.
Но никогда не подумаешь ты —
Бог приходил, снял чайник с плиты.
Маленькая твоя вера.
Потому что никогда не подумаешь,
Что у Бога может быть нога тридцать восьмого размера.
***
Екатерина ВАХРАМЕЕВА
Призраки Москвы
Ах, когда тоска на сердце,
Все уныло-бестолково,
Я играю, что я Герцен
И встречаю Огарева.
Я иду ему навстречу,
Он живет неподалеку,
Друг бесценный, друг сердечный,
Мы едим варенье с соком.
Долго спорим о России
Мы, грядущие герои:
Правом правды, правом силы
Мы республику построим.
Нам, студентам, парты тесны.
Мы другой мечте кадили.
Нас двоих на подвиг честный
Декабристы разбудили.
Иль играю Огаревым,
Путь до Герцена недолгий:
От него — на Воробьевы,
Будем клясться в вечном долге.
Так уверенны, так пылки,
Все им достается даром,
Исчезают их затылки
Где-то за Тверским бульваром.
Я ищу дом Огарева,
Будем есть варенье с соком,
Скажем молодое слово
Или перейдем к урокам...
Судеб мира многоцветье,
Утопизма небылицы —
Вот во что играют дети
Посреди своей столицы.
***
Мария КОНСТАНТИНОВА
О Свете и Индии
Света печет блины и слушает аудиоуроки хинди.
Света мечтает жить в деревенькев Индии
С ручной обезьянкой по кличке Винни,
Которая будет любить мед.
Света обреет голову в знак любви к Далай-ламе,
Раскрасит всеми цветами неба ванную,
У Светы будет все только самое,
Если она доживет.
Через неделю Свете исполнится тридцать два.
Света шутит, что уже опоздала на путь Христа,
Старчески вытирает невидимый пот со лба и по-детски сдувает челку.
Света мечтает вести диалоги с рыбами в Инде,
Безголосо орать по ночамтексты Бритни
И тосковать, вспоминая поездки в Питер и родную хрущевку.
У Светы есть Аня трехлетняя и сорокалетний Петя.
Свете надо думать, о том, тепло ли они одеты,
Чем накормить их, что делать, когда болеют,
А не об узорах из хны.
Света рассматривает на фото индийские облака,
Учит мантры, чтоб поклоняться местным богам;
Она непременно уедет в Индию, но пока
Света печет блины.
***
Александр АНТИПОВ
Милая, это глупость,
Что я умру,
Даже когда я стану
Неосязаем.
Старые фото
Волей-неволей врут,
Но существуют
Вместо своих хозяев.
Старые фото
Передают черты
И никогда о будущем
Не пророчат.
Вспышка мигнула —
И по привычке ты
Замер в попытке
Собственного бессрочья.
Вот бы, как рану,
Память перевязать,
Сделаться копией
Мальчика с фоторамок,
Где у него
Честнее моих глаза,
Где вспоминать о прошлом
Смешно и рано.
Перед собой когдатошним
Я стою,
Осознавая: Боже,
Как время тонко!
Дети, взрослея,
Больше не узнают
Даже самих себя
На потертых пленках
И примеряют тени
Своих отцов,
Чтобы отцы всегда
Оставались живы.
Наша планета —
Чертово колесо
С функцией
Обновления пассажиров.
Но, прорастая в детях,
Как новый сад,
Мы не сойти с нее
Получаем шансы.
Милая, это глупо —
Держаться за
Тех, кто не стал бы сам
За тебя держаться,
Тех, кто на старых фото
С тобой заснят,
Но от кого осталась
Живая пустошь.
Милая, я прошу до крика —
Держи меня,
Чтобы я верил в то,
Что ты не отпустишь.
Сердце возьми
И фото мои возьми,
Чтобы на фоне
Самых бедовых бедствий
Мы, как сады листвой,
Поросли детьми,
Как горизонт в закат,
Прорастая в детство.
Нам умирать с тобою —
Вообще никак,
Даже когда закружится
Старость вальсом.
Наша прямая суть —
Не застыть в веках,
Но продлеваться, милая,
Продлеваться
Вдоль поколений
Звуком имен своих
В детях, что нашу молодость
Подобрали,
И узнавать себя,
Узнавая их
На отпечатках будущих
Фотографий.