Михаил Шолохов — «Культуре»: «Давайте блистать книгами, а не медалями»

Валентина КНУРОВА

22.05.2015

Сомневающимся в авторстве романа «Тихий Дон» писатель ответил предельно просто: «Я жил и живу среди своих героев. Мне не нужно было собирать материал, потому что он был под рукой, валялся под ногами. Я не собрал, а сгреб его в кучу». «Культура» задала классику свои вопросы. 

культура: Михаил Александрович, Вы предпочитаете деловой тон общения или же неформальный?
Шолохов: Мне хотелось бы с вами вести разговор запросто, вроде по-домашнему.

культура: Хорошо, тогда начнем с главного. Если бы Вы не стали писателем, какое занятие в жизни выбрали бы?
Шолохов: Моя основная профессия — писатель. Я на литературном поприще буду работать так, чтобы вам не было стыдно за меня.

культура: А в чем, на Ваш взгляд, главная задача любого писателя?
Шолохов: Мы обязаны писать хорошо.

культура: Какие произведения последнего времени Вы бы отметили?
Шолохов: Я думаю, что не стоит здесь говорить о нашей продукции — о книгах. Не стоит потому, что хорошие книги вы все читали и помните их, а о плохих нет надобности вспоминать.

культура: Сейчас активно ведутся дискуссии по поводу допустимости ненормативной лексики в литературе, кино, на театральных подмостках, был даже принят специальный закон. Ваше отношение к этой проблеме.
Шолохов: У нас зачастую писатели (и я грешен в этом) писали из расчета, что «из песни слова не выбросишь», и забывали, что книги наши читает не только взрослый читатель, который прочтет и отнесется с усмешкой к языковой вольности, но читает и молодежь, 13-14-летние подростки, которые черпают из книг обороты речи и вольные слова. А затем эти слова входят в обиход молодежи, проникают в семью и школу. Я считаю, что этот вопрос должен подвергнуться пересмотру каждым писателем. Надо каждому из нас, пишущему, еще раз и крепче продумать, как мы будем работать, какими средствами сможем полнее насытить наши произведения, чтобы они звучали доподлинным набатом.

культура: Но, может быть, этот вопрос деятели культуры должны решать совместно? Например, могут собраться ведущие представители того или иного цеха и вынести свой вердикт. 
Шолохов: Термин «ведущий» в применении к человеку, который действительно кого-то ведет, сам по себе хороший термин, но в жизни бывает так, что был писатель ведущий, а теперь он уже не ведущий, а стоящий. Да и стоит-то не месяц, не год, а этак лет десять, а то и больше. Так вот, упрется такой писатель, как баран в новые ворота, и стоит. Какой же он ведущий, когда он самый настоящий на месте стоящий!

культура: В наше время существует множество литературных премий, призванных поддерживать начинающих и поощрять именитых авторов...
Шолохов: Прошу прощения, но, ей-богу, деление художественных произведений на первую, вторую и третью степень напоминает мне прейскурант: первый сорт, второй и третий сорт. Ну, а то, что не вошло в прейскурант? Какое наименование дадим тому количеству произведений, которые не удостоены премии? Это что, отходы ширпотреба? Получается нелепо, обидно и горько, и никуда эта система поощрения не годится, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что многие из хороших книг не премированы — талантливые, умные книги, — и они иногда читаются больше, нежели книги, отмеченные премией. К примеру, бывает и так. Написал писатель посредственную книгу — он и не рассчитывал на успех, трезво рассчитывая на свои возможности. Он считал, что следующая книга будет лучше. И вдруг получает вторую премию. Так нет бы по совести сказать: «Братцы, что вы делаете? Не давайте премию, книга моя недостойна ее». Шалите, таких простаков не было еще! Берет писатель премию, а спустя немного времени начинает думать, что не только он сам недооценил себя, но и другие, кто присуждает премии, и что книга его смело могла пойти не на вторую, а на первую премию. Так в оценках мы и писателей, и читателей портим. При такой системе, если она сохранится, мы сами разучимся отличать золото от меди, а окончательно дезориентированный читатель будет настораживаться, увидев книгу очередного лауреата.

культура: Но не получится ли при столь жестком подходе, что писателю придется всю жизнь ждать ту или иную премию?
Шолохов: Высокая награда не может даваться легко и даваться походя, иначе она перестанет быть высокой. Нет, товарищи писатели, давайте лучше блистать книгами, а не медалями. Медаль — это дело наживное, а книга — выстраданное.

культура: Многие авторы и прошлого, и настоящего весьма болезненно относились и относятся к критике. На Ваш взгляд, в критике больше пользы или вреда для развития творческой личности?
Шолохов: В преобладающем большинстве мы, писатели, все еще далеки от совершенства во владении языком. Одной из основных причин увеличения литературного брака является отсутствие добросовестной, серьезной, отвечающей за свое слово критики. Давно бы надо ей усвоить эти необходимейшие качества и поднять на свои плечи хоть часть той ответственности, которую должен нести писатель за недоброкачественную продукцию. Только при преступном попустительстве критики плохая книга выдерживает многочисленные издания да еще служит руководством для начинающих писателей. Пришла пора говорить о литературе настоящим, мужественным языком и вещи называть их собственными именами. Когда критика наша прекратит либеральное сюсюканье и покровительственно-родственное отношение к писателю («хоть сопливое, да мое»); когда станет она подлинно революционной, беспощадной, суровой и не закрывающей перед правдой глаза, — тогда перестанут групповые зазывалы кричать на литературных перекрестках, расхваливать «своих» писателей и порочить «инаковерующих».

культура: Но не кажется ли Вам, что слишком суровая критика может сломать начинающего писателя, подорвать его веру в собственные силы?
Шолохов: Что касается критики молодых писателей, то в отношении них должны быть проявлены и отцовская требовательность, и заботливость. Мне рассказывали, как беркут воспитывает своих птенцов, когда они начинают летать. Подняв их на крыло, он не дает им опускаться, а заставляет набирать высоту и гоняет их там до полного изнеможения, заставляя подниматься все выше и выше. Только при таком способе воспитания повзрослевший беркут научится парить в поднебесье. Своих молодых писателей мы должны учить таким же способом, должны заставлять их подниматься все выше и выше, чтобы впоследствии они были в литературе настоящими беркутами, а не мокрыми воронами, не домашними курами. Но беркут не ломает крыльев своим птенцам, не умеющим или боящимся на первых порах подняться на должную высоту. Наша критика не должна и не имеет права «ломать крылья» начинающим писателям. Однако, к сожалению, бывает и так: какой-нибудь ретивый критик шарахнет по молодому писателю дубиной, лишит человека уверенности в своих силах, и поднимется ли такой молодой — это еще неизвестно.

культура: Сейчас немало говорят о том, что современную творческую интеллигенцию портит обилие материальных благ и большие деньги, что раньше люди были лучше и честнее, потому что жили беднее.
Шолохов: Я не согласен с теми опасениями, что большое материальное поощрение молодого писателя обязательно должно повести к зазнайству, к спаду его творческих сил. Человек со здоровыми нравственными устоями не зазнается ни смолоду, ни под старость, как бы он ни был славен и знаменит. А человек с душевной гнильцой зазнается тогда, когда у него, по сути дела, еще материнское молоко на губах не обсохло. Бывает в жизни и так. Начинающий писатель написал посредственное произведение, получил за плод своего, допустим, трехлетнего труда слабенький гонорар, книга второй раз не переиздается, а материальной возможности потрудиться над исправлением недостатков этой книги, не говоря уже о создании новой, у него нет никакой, потому что после расплаты со старыми долгами у него остается в кармане ровно столько, чтобы с него не падали штаны. Он уходит из литературы и, возможно, никогда в нее не вернется.

культура: Может быть, и слава Богу, что не вернется, если он пишет посредственно?
Шолохов: А я хочу у вас спросить: кто из больших писателей начинал с гениальных произведений? Как правило, их первые произведения всегда были посредственными.

культура: Сами Вы — строгий критик?
Шолохов: Когда писатель сознательно создает идейно порочное произведение, я за то, что здесь надо критиковать «на уничтожение». Тут можно не стесняться в выражениях и орудовать пером, как разящим мечом. Но когда наш писатель терпит творческую неудачу в силу тех или иных причин, тут нужна дружеская помощь, тут нужно показать человеку, в чем он ошибается, и помочь ему исправить ошибки.

культура: В чем, на Ваш взгляд, главная проблема современной литературы?
Шолохов: Спору нет, вошло в литературу немало талантливых писателей. Но при всем этом остается нашим бедствием серый поток бесцветной, посредственной литературы, который последние годы хлещет со страниц журналов и наводняет книжный рынок. Пора преградить дорогу этому мутному потоку, общими усилиями создав против него надежную плотину, — иначе нам грозит потеря того уважения наших читателей, которое немалыми трудами серьезных литераторов завоевывалось на протяжении многих лет.

культура: В Ваших словах — сила и уверенность настоящего оратора.
Шолохов: К вам обращается не оратор, а писатель, привыкший общаться с простыми людьми. Простите меня за простой язык, но поймите и другое: когда жизнь зовет тебя во имя жизни, — начинает говорить человек, даже плохо владеющий устной речью.

культура: Разгадывая секрет шедевра, часто задаешься вопросом: быстро или медленно пишутся великие книги?
Шолохов: Одни писатели очень быстро откликаются на текущие события, другие создают свои произведения сравнительно медленно, но стараются написать запоминающиеся книги. В Великую Отечественную войну мы все очень быстро откликались на волнующие темы. Этого требовала жизнь. Я тоже тогда писал быстро. Однако я отстаиваю свое право на работу более медленную, чем хотелось бы читателям, но чтобы эта медлительность была оправдана качеством. Работу над романом можно уподобить стройке. Но если на настоящей стройке работа и обязанности каждого строителя строго распределены и разграничены, то у писателя все это совмещается в одном лице: он и всесторонний заготовитель строительного материала, и архитектор, и каменщик, и инженер-строитель. И, к сожалению, нередко бывает так, что в процессе работы меняющиеся в силу тех или иных весомых обстоятельств планы писателя-архитектора до основания рушат уже проделанную работу писателя-каменщика. Быть может, я ошибаюсь, но когда думаешь о нелегком писательском труде, то думаешь так: пусть «строительство» затянется, лишь бы созданное твоим мозгом, твоей рукой было надежно, прочно, крепко. 

культура: Вы принадлежите к тому разряду авторов, которые увидели свои произведения напечатанными не только на родине, но и за рубежом. В отзывах английской прессы на роман «Тихий Дон» часто повторялись упреки в «жестоком» показе действительности. Некоторые критики говорили о «жестокости русских нравов» в целом.
Шолохов: Что касается первого, то, принимая этот упрек, я думаю, что плох был бы тот писатель, который прикрашивал бы действительность в прямой ущерб правде и щадил бы чувствительность читателя из ложного желания приспособиться к нему. Книга моя не принадлежит к тому разряду книг, которые читают после обеда и единственная задача которых состоит в способствовании мирному пищеварению. А жестокость русских нравов едва ли превосходит жестокость нравов любой другой нации... И не более ли жестоки и бесчеловечны были те культурные нации, которые в 1918–1920 годах посылали свои войска на мою измученную родину и пытались вооруженной рукой навязать свою волю русскому народу?

культура: Военная тема близка Вам, как человеку, побывавшему в качестве военного корреспондента на Южном, Юго-Западном и Западном фронтах в период Великой Отечественной...
Шолохов: В судьбу каждого из нас война вошла всей тяжестью, какую несет с собой попытка одной нации начисто уничтожить, поглотить другую. События фронта, события тотальной войны в жизни каждого из нас уже оставили свой нестираемый след. Я видел своими глазами дочиста сожженные станицы, хутора моих земляков — героев моих книг, видел сирот, видел людей, лишенных крова и счастья, страшно изуродованные трупы, тысячи искалеченных жизней.

культура: Но все чаще на мировой арене звучат голоса тех, кто отрицает решающую и положительную роль Советского Союза в событиях Второй мировой войны.
Шолохов: Все передовые умы признают великую заслугу советского народа перед человечеством. Они знают, что СССР стойко выдержал все тяготы Второй мировой войны, оказался сильнее противника. Если в мировой истории не было войны столь кровопролитной и разрушительной, как война 1941–1945 годов, то никогда никакая армия в мире, кроме родной Красной Армии, не одерживала побед более блистательных, и ни одна армия, кроме нашей армии-победительницы, не вставала перед изумленным взором человечества в таком сиянии славы, могущества и величия. Пройдут века, но человечество навсегда будет хранить благодарную память о героической Красной Армии.

культура: Но сегодня вооруженные конфликты в разных частях света снова набирают обороты.
Шолохов: Велики и могущественны силы, стоящие за мир. Они растут и крепнут с каждым днем. Свет победит мрак.

культура: Вы абсолютно в этом уверены?
Шолохов: Поджигатели войны представляют собой ничтожную кучку людей. Чем дальше, тем больше они чувствуют свою моральную изоляцию. Они вынуждены скрывать свои подлинные планы, маневрировать, клеветать, изощряться в жульнических попытках представить себя в роли обороняющейся стороны. Этот трюк не является их изобретением. Подобные приемы не спасли агрессоров прошлого. Они не спасут и современных претендентов на мировое господство. Пусть думают те, кто хочет развязать новую войну, о том, что суд народа — тягчайший суд. Суд человеческой совести и чести пощады не знает!

культура: Но подчас события прошлого переписываются в угоду современной политической конъюнктуре.
Шолохов: Человечество не должно дать себя обмануть. Устремляясь в будущее, мы не имеем права забывать кровавые уроки прошлого. И, проверяя, как служит память, стоит вспомнить выступление сенатора, а позднее президента США Гарри Трумэна, напечатанное в газете «Нью-Йорк таймс». Через день после нападения фашистской Германии на СССР Трумэн цинично выдал тайные планы некоторых американских политиков: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».

культура: Между тем в 1990-е годы казалось, что наши отношения с США все-таки могут строиться на взаимовыгодных условиях. Однако санкционная политика поставила крест на подобных надеждах.
Шолохов: Нет необходимости повторять, что «холодная война» и открытое доброжелательное культурное сотрудничество несовместимы. Было время, когда наши культурные связи с такой страной, как США, укреплялись и развивались. Боевое сотрудничество американского и советского народов создало все предпосылки к тому, чтобы наши дружеские связи расширялись и в послевоенное время. К сожалению, получилось не так.

культура: Хочется верить, что деятели культуры, в отличие от политиков, всегда смогут найти общий язык.
Шолохов: У писателей всего мира должен быть свой круглый стол. У нас могут быть разные взгляды, но нас объединит одно: стремление быть полезным человеку.

культура: А что Вы скажете о последних событиях на Украине?
Шолохов: Пора, в конце концов, раз и навсегда покончить с тем, что является смертельным стыдом для человечества, — варварскими бомбежками сел и городов, массовым истреблением ни в чем не повинных людей.

культура: И напоследок — Ваше напутствие нашим читателям.
Шолохов: Мы смотрим в мир и в будущее светлыми глазами, мы, как никто, верим в наше будущее. Наша страна набирает силы для еще большего разбега и могучего движения вперед, для новых великих свершений. Силы определены. Борьба за мир и культуру продолжается.