Дарья ЕФРЕМОВА

11.04.2014

Папа на шее

«Маша, не забудь почистить зубы! Катя, вот твои колготки. Вася, побрейся и обязательно сходи в душ!» Если малыши эти просьбы худо-бедно выполняют, то с Васей сложнее. Взрослый мужчина, отец семейства, а потому его слово — закон. «Мылся позавчера», — отрежет он и уйдет в разных носках и куртке без пары пуговиц. Кому должно быть стыдно? «Маме». Не уследила, не успела, не убедила. Походы за покупками, готовка, организация отдыха для всей семьи — от бронирования билетов-трансферов-отелей до комплектации чемоданов, общение с сантехниками, электриками, риелторами, юристами — все на ней.

«Я мать-героиня», — не без кокетства отмахиваются спутницы таких митрофанушек, если какому-нибудь правдорубу придет в голову напомнить о цене ее женского счастья. Впрочем, стремление переложить бытовые обязанности на хрупкие дамские плечи и уютно свернуться калачиком у телевизора — еще полбеды. Истинный недоросль требователен, обидчив, склонен к аффектам. Он мастер манипуляций: «Если бы ты хоть чуть-чуть меня любила, то понимала бы, как важно...» Желает ли приобрести новомодный гаджет по цене подержанной иномарки или, без затей, напиться с друзьями в гараже — не суть. Сделает и то, и другое, и, пожалуй, не явится ночевать, заблаговременно потеряв телефон. Не потому, что бессовестный, просто очень захотелось. Вот и не справился с управлением — самим собой.

«Ради веселой компании подросток с легкостью «забивает» на учебу, — говорит психиатр, доктор медицинских наук Сергей Циркин. — В результате эмоциональной горячности и низкой степени контроля детьми совершаются и другие безрассудные поступки: драка с одноклассниками, ссора с администрацией школы, кража вилок из столовой, прыжок с крыши на спор. Последствия, если и осознаются, то игнорируются. Когда схожим образом ведет себя мужчина лет тридцати-сорока — речь идет о невротическом складе личности. Эгоизм, преобладание эмоциональной логики над рассудочной, невозможность брать на себя скучные взрослые обязанности, прежде всего из-за малого социального опыта, — детские черты, присущие некоторым взрослым». 

По мнению психологов, инфантилизм — следствие воспитания, негативного распределения семейных ролей. Прямо как в фонвизинской комедии, где властная госпожа Простакова опекает великовозрастного по тем временам, шестнадцатилетнего Митрофана, раздавая нагоняи прислуге: «Не говорила ль я тебе, воровская харя, чтоб ты кафтан пустил шире. Дитя /.../ и без узкого кафтана деликатного сложения. Скажи, болван, чем ты оправдаешься?» Весьма показательно и отношение к отцу. «Лишь стану засыпать, то и вижу, будто ты, матушка, изволишь бить батюшку. /.../ Так мне и жаль стало». — «Кого, Митрофанушка?» — «Тебя, матушка: ты так устала, колотя батюшку». 

Будет солдат, а не шаматон

Фарс о невежах и невеждах публика встретила восторженно. Ходит легенда, будто после премьеры к драматургу подошел сам князь Потемкин: «Умри, Денис, лучше не напишешь». Тот факт, что фаворит императрицы, сначала зажимавшей, а потом и вовсе запретившей постановки Фонвизина, вряд ли мог похвалить сатирика-вольнодумца, почитателей не смущал. «Умри теперь, Денис, или хоть больше ничего уже не пиши: имя твое бессмертно будет по этой одной пьесе», — приводит цитату журнал «Русский вестник» 1808 года, приписывая ее то ли Державину, то ли князю Вяземскому. Попавшая под цензуру, как попирающая основы государственности, комедия успела всколыхнуть умы. «В театре была давка — сыновья Простаковых и Скотининых, приехавшие на службу из степных деревень, присутствовали тут и, следственно, видели пред собою своих близких знакомых, свою семью...» — писала свидетельница первых представлений Мария Алексеевна Ганнибал своему внуку — лицеисту Пушкину. 

В пьесе усматривали пародию — «плоды злонравия», дикость провинциальных дворян. Акцент на вопросы воспитания поставили уже в советской школе. От барынь-крепостниц хорошего не ждали, но мальчик-то каков... «Ну, еще слово молви, старая хрычовка! — говорит нянюшке. — Уж я те отделаю; я опять нажалуюсь матушке, так она тебе изволит дать таску по-вчерашнему». Опять же, учиться не хочет, жениться подавай.

Другим хрестоматийным раздолбаем был Петруша Гринев. «Жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками», «прилаживал мочальный хвост к мысу Доброй Надежды»... Сделать из литературных слюнтяев мужчин помогла военная служба. «Петруша в Петербург не поедет, — распорядился батюшка, — чему научится он/.../? Мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон». Отправить на службу Митрофана решает государственный чиновник Правдин, призванный разобраться в бесчинствах Простаковой. Маменькин сынок грубит родительнице. Занавес.  

То бранюсь, то дерусь, на том и дом держится

Архетип вечного юноши, Puer Aeternus, был исследован Юнгом, изучался и другими видными психоаналитиками — Мелани Кляйн, Марией-Луизой фон Франц. 

Творческий, увлеченный мечтами и фантазиями, обаятельный, ранимый, но глухой к чужой боли, он живет под гнетом материнского комплекса. Страх быть наказанным, отверженным божеством, каковым в раннем детстве и представляется мамочка, побуждает к бездействию, несамостоятельности в принятии решений, послушанию и импульсивности. Отсюда «капризы», превращающиеся у взрослого мужчины в срывы. Не важно, поддерживает ли родительница замкнутую ячейку общества: «Мы с тобой, сынок, в этом мире одни». Или прессует вечным недовольством: «Я столько вложила, а он на вертихвостке женится...» Не так уж важно, результат один. Бегство от реальности, — лучше подавать надежды, чем действовать и набивать шишки, бесконечная жалость к себе, равнодушие к окружающим. Вечный юноша при всей своей сентиментальности необычайно жесток. Именно этот тип в одночасье разрывает отношения, выходит за хлебом и пропадает на пару лет. Приговор обжалованию не подлежит — он уже наигрался, пресытился и разочаровался, какого ляда теперь отвечать на ваши звонки и эсэмэски. Зато заданный случайным знакомым вопрос «Как дела?» растрогает его до слез. Трагические воспоминания о пионерлагере, на ходу придуманные истории о собственном героическом (или криминальном) прошлом, байки, небылицы — словом, все, кроме правды. Этот «ребенок» — заправский враль.

Еще одна «милая» особенность инфантила — склонность к бесконечному поиску наслаждений. Любых и любой ценой. Дионисийский вариант архетипического юноши, по Юнгу, —  эксцентричный человек, глубоко и страстно погружающийся в то, что увлекает его в данный момент, и совершенно забывающий при этом о делах и обязанностях. Размеренность и последовательность ему чужды. 

Легкомыслие распространяется и на личную жизнь: долгосрочные отношения, по большому счету, «мальчику» не нужны. Вечный юноша блуждает по миру, привлекая к себе женщин, внося разлад, а затем идет своей дорогой... Так продолжается до тех пор, пока он не встретит «мамочку», в идеале — крепко стоящую на ногах, властную матрону. Вот тут и начинается: «Вася, побрейся», «Вася, вымой руки», «Когда ты, черт проклятый, наконец вобьешь гвоздь?»

Кстати, рецепт семейного счастья «то бранюсь, то дерусь», сформулированный незабвенной Простаковой, — жизненное кредо спутниц митрофанушек. А как иначе? По-хорошему недорослю не объяснишь. Но вот стоит ли «поблагодарить» за великовозрастное чадо его квохчущих матушек и бабушек или саму себя — вопрос.

«Миф о мужской инфантильности женщины просто обожают, — считает психолог Анна Воспянская. — Дамы всех возрастов, обсуждая несносных мужей с подругами, сами и взращивают их. Используя «детскость» в своих целях, чтобы, ругая или опекая, казаться сильными и всезнающими, они не видят бревна в собственном глазу. Пространство отношений заполняется тем, что в мужчине востребует женщина. К примеру, слишком доминирующая или навязчиво опекающая жена и мать никогда не получит зрелого, ответственного мужа и сына. А в дочери волей-неволей сформирует свое подобие».