Верный Олег
10.08.2019
Применительно к этому артисту слова «легендарный» и «уникальный» — не досужие определения. Олег Александрович Стриженов, которому 10 августа исполняется девяносто, славен не только десятками ролей, сыгранных в кино, театре и на радио, но и — парадоксально — ролями несыгранными. Чего стоит хотя бы отказ от кинопроб в картину Григория Козинцева «Гамлет». Или скандальный случай с «Войной и миром» Сергея Бондарчука, где Стриженов отказался играть князя Андрея Болконского, несмотря на принуждение к съемкам со стороны министра культуры Екатерины Фурцевой.
Иной актер приравнял бы подобные свои поступки к катастрофам, ведь обе картины в результате оказались событиями не только отечественного, но и мирового кино. А вот Стриженов, невзирая на чужие успехи, неизменно держался раз и навсегда избранных принципов: не тиражировать сходные образы, не участвовать в пробах, если режиссер на предварительной стадии неубедителен.
Человек с принципами, актер-романтик, он, опять-таки парадоксальным образом, гораздо ярче тех произведений, в которых зрителям запомнился: эмоционально приподнятый материал стареет быстро, тем убедительнее состоятельность Стриженова-артиста, чьи роли по-прежнему интересны. Принято акцентировать его «аристократическую внешность», однако такого рода комплименты — на любителя. Гораздо важнее отметить его умение повышать эмоциональный градус, доходя, если надо, до экзальтации, — минимальными внешними средствами. Здесь образцово воспринятые уроки Щукинского училища замыкаются на индивидуальную психику, на знаменитый стриженовский характер. Десятилетиями, и даже в преддверии больших юбилеев, Стриженов не дает интервью, последовательно сторонится телевизионных промельков. Повседневная закрытость родственна его сдержанной актерской манере: он не стремился отыгрывать психологические подробности, давал образ целиком.
Его Овод, Хосе Фернандес из «Мексиканца», поручик Говоруха-Отрок из «Сорок первого», Афанасий Никитин из «Хождения за три моря», Петр Гринев из «Капитанской дочки», Мечтатель из «Белых ночей» и Германн из фильма-оперы «Пиковая дама» — безупречно цельные натуры. Все эти персонажи поставлены в предельные обстоятельства и примеряющий образ Стриженов этому соответствует. Его фантастическая популярность оттепельной поры, конечно, продукт ожиданий граждан, изголодавшихся по вызывающей красоте и романтическому томлению, но одновременно попытка самого актера строить судьбу по новым правилам: не приспосабливаться, не приноравливаться к трудной действительности, меняя социальные личины, а культивировать цельность характера и самодеятельное поведение. Известна история тайного европейского путешествия Стриженова и оператора «Хождения…» Евгения Андриканиса: обменяли гонорар на валюту и некоторое время колесили по тамошним городам и весям, обретая новый, драгоценный по тем временам опыт.
Он объяснил себе необходимость отказа от роли князя Андрея тем, что подобным образом выиграет несколько лет для плодотворной работы в театре, ведь масштабная многосерийная эпопея «Война и мир» требовала от участников процесса колоссальных затрат времени и сил. И вот Стриженов вливается в суперзвездную труппу МХАТа, который, впрочем, пребывал в 50–60-е если не в тотальном кризисе, то в оцепенении. Он на равных играет вместе с гениальными стариками, но вынужден уйти, когда по приглашению тех же самых стариков театр принимает Олег Ефремов. Как выразилась одна свидетельница процесса: «Олег Николаевич недолюбливал Олега Александровича». И вот спустя десятилетия мы должны оценить эту историю не как частный конфликт, а как значимый маркер реального и фантастически богатого культурного процесса той поры. Великий реалист и великий романтик по определению не монтируются, и такие вещи нужно, предметно отслеживая, отдельно продумывать. Ефремову, как и Бондарчуку, был нужен ансамбль, Стриженов же хотел оставаться величиной отдельной и внутренне независимой. Мы любим метод Ефремова, но мы непременно должны учиться у Стриженова иному искусству — сберегая в себе заветное, уходить, когда надо, от всякого избыточного коллективизма. «Я не хочу правды — покоя хочу!» — восклицал сыгранный им в картине Григория Чухрая «Сорок первый» белогвардейский поручик. Удивительным образом эта книжная, от автора исходного рассказа Бориса Лавренева, реплика прижилась.
Думается, впрочем, что это не каприз, а мудрый и даже спасительный выбор. Так, коллега Стриженова по «Капитанской дочке» Вячеслав Шалевич хорошо подметил: «Конечно, он неврастеник. У него был такой нерв в каждой роли!», а Евгений Стеблов вывел мастерство Стриженова из его безупречного знания себя, своего внутреннего устройства. Что все это значит? Тонкий, внимательный и честный Олег Александрович полностью осведомлен о собственной психической реактивности и в том числе поэтому сторонится необязательных раздражителей вроде светских раутов и журналистских допросов с пристрастием. Не это ли есть высшая стадия работы актера над собою?! По свидетельству сына, Стриженов был счастлив, когда его любимая внучка решила поступать в университет, а не в театральное училище, а жена акцентировала то обстоятельство, что актер не был фанатиком киносъемок и не замирал вблизи телефонного аппарата в ожидании приглашения на роль. Стриженов, скорее, не сыграл того количества шумных ролей, которое по мнению культурной общественности приличествует мастеру его уровня и класса. В какой-то момент, видимо, пресытившись сопутствующей кинематографу суетой, полностью сосредоточился на себе и семье, представители которой хорошо известны.
В «Овод» режиссера Александра Файнциммера, который еще в середине 50-х принес актеру оглушительную, всесокрушающую славу, он попал благодаря замечательному ленинградскому театральному режиссеру и художнику Николаю Акимову, который почти случайно оказался на одном спектакле Русского драматического театра в Таллине, где Стриженов работал по распределению после «Щуки». Картина снималась на «Ленфильме», и найти героя в пару к гениальному корифею экрана и сцены Николаю Симонову, исполнявшему роль кардинала Монтанелли, долгое время не удавалось. Сценаристом был Евгений Габрилович, оператором Андрей Москвин, а композитором Дмитрий Шостакович — в такую компанию требовался совсем молодой человек соответствующего дарования, который вдобавок мог бы претворить талант в реальное умение. Стриженов играет два возраста, два разных психологических состояния в манере, покорившей миллионы сердец.
В конце 60-х выходит заметная картина с научно-фантастическим, а одновременно комедийным наполнением «Его звали Роберт», где Стриженов опять успешно решает сложную задачу удвоения образа: человекообразный робот и создавший его ученый максимально разнятся внутренне, несмотря на внешнее тождество. Но всего через год картиной «Неподсуден» Стриженов, по сути, возвращает себе статус романтика-небожителя, причем в данном случае определение реализуется буквально: его герой, оклеветанный товарищем и преданный любимой женщиной, — летчик. Фильм становится одним из лидеров проката, а зрители признают Стриженова лучшим актером года. В «Звезде пленительного счастья» он выступит в яркой роли реального декабриста князя Сергея Григорьевича Волконского, словно отыгравшись за Андрея Болконского из «Войны и мира». Эта роль тоже остается в золотом фонде нашего искусства.
Своей сдержанной, самоуглубленной манерой существования в кадре Стриженов напоминал прибалтийских актеров. Тем было легче: происхождение и акцент, как правило, обеспечивали прибалтам регулярные роли экзотических иностранцев. Русскому Стриженову на автомате предписывалась несколько более экзальтированная манера игры, чем, видимо, он готов был для себя допустить. Однако рвать рубаху, выдавая забытовленные образы, Олег Александрович не пожелал и долгое время в кино фактически не снимался. Уже в 2000-м он вместе с Сергеем Безруковым участвует в картине «Вместо меня», где играет роль русского миллионера Гагарина, много лет прожившего в Лондоне, а затем приехавшего в Россию, чтобы идентифицироваться с молодым, ярким и полным сил персонажем Безрукова. По сюжету Виктории Токаревой Гагарин прикован к инвалидной коляске, и это обстоятельство дает Стриженову отличную возможность играть именно внутреннюю сосредоточенность, в которой он так силен.
Олег Стриженов — человек, у которого все в судьбе предельно индивидуально, нетипично. «Глаза, мне нужны его глаза! Я хочу в них посмотреть», — так, по мосфильмовскому преданию, воскликнул Иван Пырьев, затевая съемки «Белых ночей». Что же, эти глаза нужны и всем нам: сегодня, завтра, всегда. Это не те глаза, в которых мы, отражаясь, узнаем себя со своими повседневными интересами. Через эти глаза идет трансляция эмоций и смыслов, о существовании которых мы в своей суете сует даже не догадывались.
Фото на анонсе: Борис Кавашкин/ТАСС