Ирина Мазуркевич: «Интерес к жизни можешь подогреть в себе только ты сам»

Виктория ПЕШКОВА

11.07.2019

С недавнего времени Санкт-Петербургский театр комедии им. Акимова гастролирует в столице практически ежегодно, и к радости московской публики каждый следующий приезд оказывается длиннее предыдущего. Несмотря на приближающиеся юбилейные торжества, — в этом году театр отпразднует 90-летие, — акимовцы традицию нарушать не стали. На сей раз в афише четыре спектакля, отражающие самые разные грани комедийного жанра: метафоричный шварцевский «Дракон», искрящаяся карнавальной беззаботностью «Хитрая вдова» Карло Гольдони, балансирующие на грани иронии и гротеска «Бешеные деньги» Александра Островского и философический «Визит дамы» Фридриха Дюрренматта. Миллиардершу Клару Цаханесян сыграла народная артистка России Ирина Мазуркевич. С актрисой встретилась корреспондент «Культуры».

культура: Одна из «формул счастья» гласит: счастлив тот, кто сумел реализовать свои детские мечты. О чем мечтала маленькая девочка Ира в своем родном Мозыре?
Мазуркевич: Ни о чем особенном. Жила сегодняшним днем. Об актерстве не грезила точно, потому что ухватиться было не за что: городок маленький, тысяч 50 населения, профессионального театра в нем тогда не было. Мне для мечты ну хоть какие-нибудь реальные основания требуются. Предполагать, что за мной корабль под алыми парусами придет, я могла, потому что река же вот она — Припять. А если бы он случайно меня не заметил и мимо проплыл, я бы его на веслах сама догнала бы.

культура: Театром не бредили, но поступать в училище все-таки поехали. С чего вдруг?
Мазуркевич: Началось все со старшей сестры моей подруги. Она почему-то была убеждена, что мне надо стать артисткой и поступать непременно во ВГИК — мне это слово почему-то показалось каким-то ругательным. Как ей такое в голову пришло — не понимаю, ведь сама она к искусству никакого отношения не имела, училась в минском политехе. На меня ее слова особого впечатления не произвели, но вскоре к нам в класс пришла девочка, которая как раз хотела быть артисткой и знала, как за это взяться — что готовить, куда поступать. Заразила своей мечтой двух моих подружек и меня заодно. Вот так за компанию мы вчетвером после восьмого класса и отправились в Горький.

культура: Значит, поступление не являлось для Вас вопросом жизни и смерти?
Мазуркевич: Ни в малейшей степени. Я решила — попробую. Провалюсь — вернусь домой. Более того, когда уже поступила, колебалась — уезжать из родного города или не стоит, ведь у меня же такая большая любовь! Я так легко поступила, что абсолютно не понимала, как мне повезло. Думала — если сейчас получилось, то и после десятого класса получится. Ну, не понимаешь ты в молодости головой своей дурацкой, что это больше не повторится, что тебе выпал единственный шанс — только сейчас и только здесь.

культура: Вы рванули в новую жизнь в неполные пятнадцать. А спустя много лет сыграли у Юрия Грымова Ирину, младшую из трех сестер, единственную, имевшую более-менее реальный шанс осуществить их коллективную мечту о Москве. У Вас, вероятно, есть свое объяснение загадки этой чеховской пьесы?
Мазуркевич: На первый взгляд, этот шанс у Ирины есть — в начале пьесы она не зависит ни от службы, как Ольга, ни от мужа, как Маша. На самом же деле они зависят друг от друга: сестринская любовь — единственное, что у них есть. Москва для них не столько большой город, где, в отличие от их захолустья, кипит жизнь, сколько место, где они были счастливы, где их любили мама и папа. Но родителей-то уже нет. Только они друг у друга и остались. У Чехова все всегда замешано на любви. Юрий Грымов, сделав героев пьесы старше, только добавил ей современного звучания: слишком велики «ножницы» между тем, о чем мечтается, и тем, что удается воплотить. И с возрастом этот разрыв становится все больше и воспринимается все острее. В молодости все кажется простым и ясным: ты не знаешь об опасностях мира, за все берешься, рискуешь, даже не осознавая этого. Благодаря неведению и азарту что-то получается. Между прочим, Ирину я играла еще в училище — в дипломном спектакле.

культура: А председателем комиссии был Игорь Петрович Владимиров, который и пригласил Вас в Театр Ленсовета. Ириной Вы его и покорили?
Мазуркевич: Мне кажется, больше всего ему понравилась Урсула в «Много шума из ничего». Маленькая роль, но характер — яркий. Режиссер же выхватывает типаж, который ему нужен в труппе. В то время Игорю Петровичу нужен был «дубль» к Ларисе Луппиан. Был у него такой принцип — «подстраховывать» артистов, не скажу, прямо лбами сталкивать, но чтоб жизнь медом не казалась. Но Лариса — человек совершенно потрясающий, очень честный и доброжелательный. Она меня вводила в свои роли, показывая все так тщательно и подробно, что мне казалось, будто я уже сто лет играю. В вводах ведь очень важно, чтобы новый исполнитель не вносил диссонанс в уже сложившийся ритм и рисунок постановки, и мне это удавалось благодаря помощи и поддержке моих коллег.

культура: Получилось, что известный призыв для Вас трансформировался: «В Ленинград! В Ленинград!»
Мазуркевич: Фактически да. Хотя я и мечтать не могла попасть в театр, где играли такие мастера. Стать партнершей Алисы Бруновны Фрейндлих. Играть Малыша с Карлсоном-Равиковичем. Училище вырабатывает, скорее, отношение к профессии, а вот само актерское ремесло ты начинаешь осваивать, только выйдя на сцену, как говорится, своими ногами.

культура: В жизни для Вас и Анатолия Равиковича практически повторился расклад кинематографический. Вы, как Наташа Ртищева из «Сказа о том, как царь Петр арапа женил», выбрали супруга намного старше себя, а он, как Хоботов из неувядаемых «Покровских ворот» — намного моложе.
Мазуркевич: Вот ведь удивительная вещь: поначалу зрители не очень этот фильм приняли, зато потом на цитаты растащили и почти четыре десятилетия пересматривают с удовольствием. Михаил Михайлович Козаков был человеком весьма энергичным, это, пожалуй, и определяло его стиль, режиссерский почерк. Мне кажется, что по энергетике он опережал время, жил в том ритме, в каком мы только сейчас существовать научились. А в Равиковича не влюбиться было просто невозможно. Я была ошарашена его игрой и тоже влюбилась. Как в артиста. Как в мужчину поначалу не могла — он казался мне запредельным, как другая планета. Мне — 19, ему — 40. К тому же он часто играл возрастные роли — самозабвенно рисовал морщинки, наводил седину, клеил бороды. И когда он все это с себя смывал и снова становился молодым, подтянутым, я просто терялась. Но однажды мы встретились взглядами — он на всех женщин всегда очень оценивающе смотрел своими цепкими зелеными глазами — и все…

культура: Анатолий Юрьевич тоже «обволакивал Вас цитатами»?
Мазуркевич: Он знал множество стихов и читал прекрасно, но почему-то думал, что делает это плохо. Стеснялся — стихи положены героям, а он актер характерный и вне сцены свое истинное «я» очень трудно отпускал наружу. Поэтому анекдоты рассказывал с удовольствием, а когда принимался за стихи, то начинал как бы иронизировать над самим собой и только потом, забываясь, входил в азарт. Вот когда к нему пришли драматические роли, о которых мечтает любой комедийный артист, смущение исчезло. Но это произошло потом. А тогда мы просто во многом совпали: ему нравилось, что я для своих лет достаточно взрослая и рассудительная барышня и на многие вещи смотрю так же, как он.

культура: Вам удавалось уравновесить профессию и семью. Это свойство характера или сознательная установка?
Мазуркевич: Почему или? Одно не противоречит другому. Всему свое время. Когда я только приехала в Ленинград, пропадала в театре сутками, смотрела весь репертуар по многу раз. Домой приходила только поспать и переодеться, что еще в съемной комнатушке делать? А когда появляется близкий человек, то как же его можно обделить вниманием? Даже когда решила рожать, не считала, что жертвую карьерой. Да, волновалась — а вдруг Игорь Петрович рассердится и из театра выгонит. Призналась ему только на пятом месяце. Но в итоге я бегала по сцене до восьмого месяца включительно и через месяц после родов вышла на работу. Даже вводов на мои роли делать не пришлось. В месяц Лиза уже лежала в гримерке, ожидая, когда мама в антракте придет ее покормить. Знаете, наверное, нужно просто меньше обращать внимания на неудобства. Мы жили в коммуналке, родители помочь не могли — мои жили в Минске, а Толины уже были очень пожилыми людьми, молочные смеси — проблема, памперсов не существовало в принципе. У тебя есть руки-ноги? Вот и справляйся! Наверное, мне помогал женский инстинкт. Хотя историй про материнство, отложенное до лучших времен, я знаю немало. Когда Лизе был год с небольшим, я рискнула уехать на съемки достаточно далеко. Всю обратную дорогу я чуть поезд не толкала, чтобы он быстрее ехал. И моя коллега, очень талантливая и известная актриса, призналась, что завидует мне. Она все откладывала — то гастроли заграничные, то важная роль, то съемки, а теперь поздно…

культура: Вы прожили с мужем вместе более тридцати лет. Секретом семейного счастья поделитесь?
Мазуркевич: Я недавно где-то вычитала, что женщина выбирает мужчину на уровне запаха. Полностью с этим согласна: вероятно, обоняние — единственный орган, который невозможно обмануть — истинный запах проступит рано или поздно. По молодости притирки, конечно, были, но только на почве ревности. Никаких других разногласий просто не возникало. В том числе по поводу быта. Во многом нас спасало то, что мы были заняты одним делом и работали в одном театре — ничего объяснять друг другу не нужно. Но главное мое везение — разница в возрасте большая: ко мне относились очень нежно и трепетно, я словно и женой была, и ребенком. Мы все время проводили вместе, нам всегда было интересно друг с другом. Понимаю, что сама по себе эта фраза ничего не объясняет, но это действительно так. А вообще, мне кажется, единственный секрет совместной жизни — это, наверное, умение идти на компромисс, так чтобы это не превратилось в игру в одни ворота. Иначе перестаешь уважать себя. И, что еще хуже, теряешь интерес к жизни. А ее ведь так немного! В идеале, если возникают сомнения, стоит на время разойтись, чтобы понять — действительно ли этот человек тебе необходим. Беда в том, что такой возможности у большинства просто нет. И в результате абсолютно чужие друг другу люди годами живут под одной крышей, накапливая ненависть, которая разъедает все, включая и души их детей. 

культура: Ваша героиня из «Визита дамы» добилась всего, чего хотела, — богатства, положения в обществе, — но всю жизнь мечтает отомстить своему первому возлюбленному. Выходит, месть не всегда можно подать холодной?
Мазуркевич: Думаю, вообще мало у кого это получается. Если хочется мстить, значит, чувства не угасли. Как у моей Клары. Она и рада бы охолонуть, но не может. Она верила, что любовь поможет ей выстоять в той жестокой жизни, которая ее окружала. Все, что ей дала природа, она вложила в нее, а ее предали. Если бы просто разлюбили — еще куда ни шло, чувства могут остыть. А тут банальная мелочность в виде выгодной лавочки. Часто героиню делают совсем старой и больной, чтобы убедить публику, что ей совсем не до любви и ею движет только месть. А Татьяна Сергеевна Казакова взяла нас с Димой Лебедевым (мы по возрасту почти совпадаем со своими персонажами), чтобы показать — с годами чувства не тускнеют и не мельчают. Клара готова простить Илла, поведи он себя иначе. Я люблю эту роль как раз за тончайшие градации чувств. И верю, что эмоции, пережитые в театре, в какой-то мере — конечно, не каждого, но пусть немногих — могут предостеречь от непоправимых поступков в реальной жизни. Особенно когда приходят пары и видят на сцене ситуацию, схожую с их собственной, тогда поход в театр для многих оказывается эффективнее визита к психоаналитику.

культура: Вы очень спокойно относитесь к собственному возрасту. Между тем многие женщины уже лет с тридцати пяти начинают горевать об уходящей молодости, а в 45 ставят на себе жирный крест. Как удается не утратить вкус к жизни?
Мазуркевич: Не думаю, что может быть один рецепт для всех. Наверное, это все-таки в первую очередь характер. Интерес к жизни можешь подогреть в себе только ты сам. Тем более что для этого сейчас масса возможностей. Но для этого нужна сила воли — оторвать себя от дивана и пойти на выставку, концерт, заняться тем, на что в молодости не хватало времени. Моим родителям всегда было интересно жить. Папа, перепробовавший массу профессий, и после работы находил себе занятие: сооружал во дворе детские площадки, своими руками построил дом себе и моему брату, выводил новые сорта растений. В Мозыре до сих пор жив посаженный им вишневый сад — не для себя за забором, а для всех. В общем, вместо того чтобы тосковать по уходящей жизни, надо брать себя в руки и делать что-то интересное и нужное.

культура: Чему самому главному научили Вас родители?
Мазуркевич: Наверное, ответственности и самостоятельности. За ручку меня никуда никогда не водили. Я должна была хорошо учиться. И все. Меня даже по дому помогать не заставляли. В общем — практически полная свобода. Все решения принимала сама — и когда ехала учиться за тридевять земель, и когда замуж вышла за человека много старше себя. Мама с папой знали, что ответственность за поступки я беру на себя, и принимали мой выбор, хотя давалось им это тяжело. И Лизу мы так воспитывали. Она очень самостоятельный человек, всего стремится добиться своими силами, не допуская, чтобы ей делали скидку на то, что она дочь Равиковича и Мазуркевич. Конечно, с детьми не удается проводить столько времени, сколько хотелось бы. Зато наверстываешь с внуками. У меня их двое — Матвей и Ева. Когда приходят в гости — не хотят уходить. Они моя радость. Нам никогда не бывает скучно. Засыпают вопросами, и я всегда стараюсь ответить. А если не знаю, предлагаю «погуглить» вместе. От маленького человечка нельзя отмахнуться отговоркой, что тебе некогда. Общение нельзя откладывать на потом — это «потом» никогда не наступает.


Фото на анонсе: Роман Пименов/Интерпресс/ТАСС