Вечно молодой, токсичный, неистовый

Платон БЕСЕДИН, писатель

04.03.2019

Сейчас подобное встретишь редко, а вот в 90-е каждый второй подросток — ​а то и чаще — ​носил черные футболки с названием музыкальных групп. По ним идентифицировали своих и чужих. Если ты попадал в круг последних, то можно было и нырнуть в неприятности. У меня рядом с глазом до сих пор остается небольшой шрам — ​след юношеского непонимания с тремя ребятами в майках Onyx.

Тогда в воздухе пахло отчаянием, нервами и свободой — ​время субкультур: панки, гранжи, рэперы, металлисты, кислотники. Я принадлежал к мрачному лагерю имени Курта Кобейна — ​таких, пожалуй, было больше всего, а следом за ними по численности шли acid-люди, на футболках которых значилось Prodigy и безумный лик Кита Флинта. Слушать их музыку я не мог, но пройти мимо тоже: Firestarter, Breathe, Voоdoo Рeople и, конечно, Smack my bitch up — ​саундтрек взросления тех, кому сегодня за 30. И нам, к слову, еще предстоит узнать и понять, какими окажутся последствия того подросткового созревания.

Prodigy врубались на каждой дискотеке, под каждым окном — ​и те, кто их слушал, часто не понимали, о чем говорили их песни. Точно так же — ​20–30 лет до этого — ​отцы настраивались на пиратские частоты, чтобы услышать Beatles. Им, не знающим английского языка, мерещилось, будто частоты несут таинственные откровения, но на деле — ​речь шла всего лишь о том, что мальчик хочет держать девочку за руку. Но хватало и этого.

В случае Prodigy слов было меньше, значили они совсем немного. Однако музыка подчиняла эффектами и ритмом с первых же минут, словно в пространстве и времени образовалась дыра, и из нее вырвался первозданный хаос, пропущенный через электронные устройства будущего. Постапокалиптические роботы переговаривались, а после бились с демонами дочеловеческого бытия.

За те почти 30 лет, что существовали Prodigy, никто так и не приблизился к ним по уникальности и энергетике звука. Последний альбом британцев No Tourists, вышедший в ноябре 2018 года, продемонстрировал, что короли электронной музыки не только живы, но и по-прежнему восседают на кислотном троне, парящем в галлюциногенном облаке на недосягаемой высоте. В мире, где похожи не только товары, но и артисты, Prodigy узнаёшь с первых секунд: включаешь Light Up The Sky и сразу — ​ага, да это всё те же безумные ребята.

Кит Флинт не был в коллективе главной составляющей, его творческой Альфой и Омегой. Тут лавры, безусловно, уходят Лиаму Хоулетту — ​Бобу Дилану электронной музыки. Prodigy появились, когда рок еще не был мертв, но уже утратил свое влияние. В 1994 году Курт Кобейн пустил себе пулю в голову (или ему пустили), а вместе с тем поставил крест на доминировании рок-музыки. Миру потребовались новые герои. Prodigy стали одними из них. Они взяли лучшие рок-н-ролльные тенденции и адаптировали их под zeitgeist, оформив точно детскую разукрашку, но в итоге превратив в большое уникальное полотно уровня Джексона Поллока. Для 90-х и электронной музыки Prodigy стали тем же, чем были для рока и 70-х Sex Pistols.

Собственно, и сам Кит Флинт напоминал Джонни Роттена, которого сначала поместили в криогенную камеру, а после, будто Джокера из «Бэтмена», скинули в котел с кислотой, но он выжил и превратился в нового неистового сверхчеловека. «Неистовство» — ​идеально подходящее Флинту на сцене и в жизни. И тут он сильно походил на своего культового тезку — ​Кита Муна из The Who. Сначала Флинт лишь танцевал на концертах Prodigy нечто среднее между pogo и конвульсий камикадзе, погибающего от высокого напряжения и кислоты, а позднее стал вокалистом, дебютировав с уже упомянутым стопроцентным хитом возмездия — ​Firestarter. Это было, по сути, второе рождение панка, который, как выяснилось, не умер. Он просто так пах.

Именно Кит принес в Prodigy эстетику и звучание панка. Более всего они проявились в образцовом хите 2002 года Baby’s Got a Temper. На него сняли, пожалуй, один из лучших клипов нулевых — ​тот самый, где толпа жаждет свежего коровьего молока, надоенного старлетками-стриптизершами. Через год Флинт уже в своем сольном одноименном проекте дал панку принципиально новое звучание: альбом Device 1 — ​это наследие Sex Pistols, Ramones и Misfits, записанное для кислотного поколения.

С коммерческим успехом Prodigy музыкальный мир перезагрузился. Но спустя пару десятков лет выяснилось, что произошло это ненадолго. Натуральное неистовство заменил маркетинговый бунт, органичную дикость — ​коммерческий эпатаж, и шоу-бизнес стал так же упорядочен и жесток, так же неискренен и лжив, как и большая политика. Время уникальных артистов, и без того шаткое, окончательно приговорили. Воцарилось, надавив гигантской денежной кучей, время больших корпораций.

Prodigy в эту схему не вписывались, а Кит Флинт — ​особенно. Они всегда трепетно и яростно, как волчица волчат, оберегали свою независимость, боролись за право делать то, что считали единственно верным. Как Black Sabbath (Флинт, кстати, как и Оззи, страдал дислексией) стали реакцией на фальшь хиппи, Sex Pistols выразили социальный протест, а Nirvana вообще постучались с экзистенциального дна — ​так Prodigy совершили революцию в музыкальном мире, на время переделав его под себя. Их оригинальный саунд — ​результат не только колоссального таланта и мастерства, но и протеста, борьбы против авторитарного формата.

Однако революция, по обыкновению, сожрала своих героев. 4 марта неистовый Кит Флинт был найден мертвым в своем особняке в графстве Эссекс. В том самом особняке эпохи Тюдор, с часовней на крыше, где когда-то собирались солдаты Оливера Кромвеля. Восстановленным артистом и ставшим его отдушиной. У самоубийства были личные причины (Флинт долго и часто успешно боролся с разного рода зависимостями), но главное в этой суицидальной истории — ​то, что вечно молодой, вечно токсичный и вечно неистовый Кит уже не мог вписываться в мир, сократившийся до размера дырки в нуле из банковского счета. Его эпоха — ​искренняя, бурная, бескомпромиссная — ​ушла. Мир — ​не только музыкальный — ​стал предсказуем и скучен, просчитан и выгодоцентричен. Настоящим артистам в нем оказалось не просто тесно — ​обезвоздушенно. Да, кто-то еще дает концерты, играя роль постаревших звезд, а кто-то уходит молодым (даже несмотря на свои 49) — ​по-рок-н-ролльному.

Вот только, и это особенно печально, изменилась не только жизнь, но и смерть. И если раньше самоубийство рок-звезды (Курта Кобейна, Иэна Кёртиса) вызывало оглушительно звенящий резонанс, воспринималось как трагедия, как вызов, то теперь — ​оно не более чем строчка в ленте новостей. Перетрут и забудут. Последним, о ком заговорили всерьез, был Честер Беннингтон из Linkin Park, покончивший с собой летом 2017 года. Но и о нем горевали не долго. Мертвые быстро похоронили своих мертвецов.

Шоу-бизнес, похожий на благотворительный ужин зомби во фраках, продолжается дальше. И все меньше тех, кто может крикнуть этим скучным упырям, как то делал Кит Флинт, с угрозой: «I’m a firestarter, twisted firestarter!» Ведь все мосты уже и без того сожжены.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции