Инна замедленного действия

Николай ИРИН

20.09.2018

35 лет назад вышел на экраны двухсерийный фильм Глеба Панфилова «Васса», созданный на основе знаменитой пьесы Максима Горького «Васса Железнова». Впрочем, выделение «знаменитая» в ту пору показалось бы излишним: пьеса крайне востребована на театре и неоднократно экранизировалась. В 1953-м уже была снята «Васса Железнова» с Верой Пашенной в заглавной роли, а в 1978-м, совсем незадолго до опыта Панфилова, театральную Москву поразил спектакль Анатолия Васильева в Театре Станиславского: «Первый вариант «Вассы Железновой», где в центральной роли выступала Елизавета Никищихина.

Купчиху и судовладелицу Железнову, в девичестве Храпову, при первой возможности играли все харизматичные отечественные актрисы. Если только было в натуре сколько-нибудь резкости, жесткости, непреклонности да психологической мощи — подавай такой артистке роль Вассы. Фаина Раневская, Серафима Бирман, Татьяна Доронина, Светлана Крючкова, Антонина Шуранова — список далеко не полный, но весьма авторитетный. Уникальный творческий союз Панфилов — Чурикова был, пожалуй, обречен на интерпретацию «Вассы Железновой». Инна Михайловна сыграла семью годами ранее роль властной и авторитетной женщины-руководителя в загадочном фильме Панфилова «Прошу слова». В «Вассу», кажется, прямо оттуда перекочевали интонации, прически, силуэт и отдельные черты характера героини. В июле 1983-го картина была показана в рамках конкурсной программы XIII Московского международного фестиваля, где удостоилась главного приза, а двумя годами позже еще и Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.

Ощущение, что после положенной на полку «Темы» Панфилов потерял вкус к радикальным экспериментам и попросту решил «отдохнуть» на заведомо проходной в глазах властей предержащих экранизации Горького. Впрочем, и на таком материале случилось как минимум одно открытие очень большого масштаба. Смотреть «Вассу» через 35 лет после премьеры попросту интересно. Возьмем социально-психологическое измерение. Здесь получается вот что. Молодая, тогда еще веселая девушка Васса Храпова вышла замуж за бравого речного капитана Сергея Железнова (Вадим Медведев), который, кажется, был значительно ее старше. И пришло время кошмаров патриархального происхождения: капитан дико пьет, играет в карты на недвижимость и движимость, вроде принадлежащих семье пароходов; беззастенчиво водит прямо в дом распутных девок; наконец, принуждает супругу слизывать со своего молодецкого сапога сметану, которую та нечаянно на сапог опрокинула. «Россия, которую мы потеряли», не иначе.

Капитан совсем никак не предохраняется, вероятно, по соображениям религиозной морали. Васса рожает одного за другим девятерых деточек, шестеро из которых умирают. Старший из оставшихся, сын Федор, женится на еврейке-революционерке Рашели Моисеевне и, оставив Вассе на воспитание внука Колю, уезжает в Швейцарию, где мучительно умирает. Старшая дочь Наталья (Ольга Машная) еще только девушка на выданье, но уже много и зачарованно пьет, чувственно целует все, что движется в поле ее зрения, включая удалых цыган и свою младшую сестру Людмилу (Яна Поплавская). Когда отец приводит в дом очередных девиц, Наташа, просверлив дырочку в стене, за распутством отца подглядывает. Родной брат Вассы Прохор Храпов (Николай Скоробогатов) — заядлый картежник, пьяница и тоже развратник: пользуясь вседозволенностью, которую обеспечили ему классово близкие родственнички, обрюхатил горничную Лизу (Татьяна Кравченко), которая впоследствии из-за этого позора вешается. Секретарь Вассы Анна Оношенкова (Валентина Теличкина) по совместительству соглядатай и доносчица, добросовестно сообщает хозяйке дома — кто, когда, с кем и на каких основаниях.

Дело доходит до того, что Сергей Петрович Железнов, муж Вассы, пускается во все тяжкие, развратничая даже и с девочками-малолетками. Прежде за хорошие деньги прокурор «отмазывал», однако на этот раз что-то пошло не так: целых 30 тысяч истрачено на взятки, но одна жертва так славно разговорилась, что закрыть дело, отягченное теперь ее показаниями, не представляется возможным. Васса предлагает обреченному на мучительную каторгу мужу умереть здесь и сейчас, добровольно принять ядовитый порошок, тем самым избавив семью от позора. Тот, как человек долга, идет Вассе навстречу. Трогательно, что никому в благородном семействе не пришло в голову задуматься о позоре, который несмываемым пятном ложился на подвергшихся растлению малолеток. Конечно, Горький в полном соответствии с законами драматургии «сгущает». Но можно ведь сказать «типизирует»? Канонический буржуазный сюжет: семья с капиталом и недвижимостью, как клубок змей. «Ну, что может быть важнее дома, семьи?!» — увещевает Васса невестку Рашель (Валентина Якунина), полагающую, что есть вещи поважнее и посерьезнее.

Значимое для Горького противостояние, продуктивный диалог: Васса Борисовна против Рашели Моисеевны. Первая видит будущее внука через призму материальных ценностей: «Запомни, Колюня, береги имущество, умножай!» В самом финале уже по современной Волге проплывет тот самый пароходик, который построила и отправила в путь терпеливая, работящая Васса. Рашель, которую будет легко, но глупо поименовать безродной космополиткой, отстаивает для ребенка иное будущее, для нее нестерпима сама мысль о том, что Коля останется в этом доме и в этой семье: «Безнадежно больной класс! Живете вы автоматически, в плену хозяйств, подчиняясь силе вещей, не вами созданных. Живете, ненавидя, презирая друг друга». «В плену хозяйств», — несомненно, почерк гения. Горький дает родовое гнездо, где по-настоящему работает одна только Васса, все прочие на ней паразитируют, тайно дожидаясь кончины. «Я женщина практическая, слов не люблю», — транслирует главная героиня, и эта ее бравада выдает крайнюю степень невменяемости. Обладая железной волей и цепким умом, Васса неразвита, не понимает определяющей роли «слов», образов, символического капитала.

Художник фильма Николай Двигубский спроектировал прихотливую, с чрезмерно выраженными элементами стиля модерн декорацию внутреннего убранства. Однако комнаты и коридоры образуют именно кукольное пространство. Вся эта декоративность хорошо работает, контрастируя с человеческой значительностью, которую транслирует в образе Вассы Инна Чурикова. Есть сила, есть глубина, есть даже и благородная цель — обустроить будущее, обустроить Россию, а при этом физически ощущаешь недостачу символического капитала. Корабли строятся и плавают, товары продаются и приносят прибыль, за эти деньги родовое гнездо стилизуется под лучшие дома обеих столиц, но нет в этих исторических процессах органики. Невольно аплодируешь Горькому, когда в ответ на слова Анны, дескать, революционеры добиваются, чтобы рабочие сами управляли государством, Васса категорично отвечает: «Пропьют они государство-то». «Не пьют они, Васса Борисовна», — бесподобно интонирует Теличкина. Васса безосновательно применяет свой узкий горизонт ко всей огромной стране: перед глазами непросыхающий ближний круг рабочих, алкаш муж, алкаш брат и смело наливающая себе старшая дочка. Характерно, что даже шофер Вассы Алексей Пятеркин (Вячеслав Богачев), экспериментируя с автомобилем «Пежо», однажды заправляет его баки самогоном вместо бензина.

В фильме множество остроумных социально-психологических комментариев, которые не педалируются, но для благодарного зрителя различимы. Панфилов — недооцененный изобретатель художественной формы. Строит повествование так, чтобы эмоции гасились. Для сравнения, в замечательной картине с похожим пафосом, «Агонии» Элема Климова, предельная эмоция зрителя является целью постановщика, и всякий эпизод устроен так, чтобы предъявить нам «запретное» максимально выпукло. Панфилов же дает пикантные поцелуи Наташи с посторонними взрослыми мужчинами или ее явное заигрывание с сестрой на фактически общих планах, не приближая и не акцентируя. То же самое касается, допустим, реакции Вассы на порнографическое фото с участием мужа, предъявленное адвокатом: абсолютно стертая реакция, что называется, ноль эмоций. «Ленивый» монтаж, методично реализуемое нежелание «запретное» укрупнять и педалировать. Не самоцензура, а продуктивная борьба за то, чтобы зрители кожей ощутили, в каком же обыденном режиме воспринимают обитатели дома гнусность, подлость, этические подмены и нравственные вывихи. «Ничего особенного, можно даже и не заметить». Панфилов настолько не акцентирует, что большая часть вывихов с вывертами рискует вовсе пройти мимо нашего внимания. Зато человек, ухвативший поэтику, окажется внутри мира, внутри кадра, а по окончании сеанса по-настоящему ужаснется.